Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вспоминал старые песни, пытался считать деревья на склоне напротив — и все-таки не выдержал.
Турин ушел от погони. Ниэнор сумела скрыться от орков и выжила, несмотря на насланное драконом безумие.
Я страстно хотел, чтобы мои дети оказались в безопасности и увиделись. И они встретились. В Бретиле. В лесном селении, где их приняли, как своих. Местные жители сумели исцелить мою дочь, хоть она и забыла прошлое, даже говорить ей пришлось учиться заново.
Я мечтал, чтобы Турин и Ниэнор любили друг друга и были вместе. Они и полюбили, не подозревая о своем родстве. И сыграли свадьбу.
23
— Я убью тебя, Моргот!
Опя-ать... Дух, которого я вынудил отпустить девчонку, оказался невероятно настырным. И злопамятным. Этот нолдо и при жизни-то был сварлив.
— Сам ты Моргот! — раздраженно отмахнулся я.
— Ты трус! Надеешься снова отсидеться за чужими спинами?!
Отправить бы его к Властелину, и пусть тот сам разбирается с результатами своих опытов! Так ведь не слушает он, дух этот. Да и сил у него, похоже, совсем мало. Пристал ко мне, как блоха к Саурону — ох, и обозлился бы Первый за такое сравнение! И понятно, почему пристал: огонь ему, духу, нравится. Так что же теперь — пламя не выдыхать?! Из-за какого-то... уже даже не Воплощенного?
— Властелин, скоро ли появится Саурон? — осторожно поинтересовался я, втайне надеясь, что мне поручат какое-нибудь задание и можно будет опять хоть на время покинуть опостылевший Нарготронд.
Девушку-то я освободил до обидного быстро.
— Как только завершит другие задачи.
Исчерпывающий ответ! Но Мелькор — тот хотя бы терпеливый, если, конечно, изволит откликнуться. А сам Первый только рычать и умеет: занят он, видите ли. А я, значит, так, бездельничаю!
Тайники квенди в Нарготронде были давно выпотрошены, все найденное имущество стащено в бывший тронный зал под землей, а отправленные в Ангбанд орки не торопились, по пути устраивая набеги на ближние поселения. В Бретиле, правда, их встретили так, что мало кто выбрался живым. Досадно: я бы сам охотно туда наведался — порядок навел, а заодно и развлекся. Но приходилось стеречь Нарготронд.
Саурон явился только к весне, равнодушно оглядел собранную мной груду трофеев, и сказал, что я могу возвращаться в Ангбанд. Приказ Властелина, а как же!
Я плюнул, в который уже раз опалив ворота разрушенной крепости, и пустился в путь.
— Выходи на бой! — требовал увязавшийся за мной дух.
— Отвяжись! — очередная струя пламени поджигала траву и деревья: я был слишком зол сейчас, чтобы сдерживаться.
Хоть и понимал, что моей "блохе" это только в радость: дух раздувал пожар и сам черпал в нем силы.
24
— Долго ли, коротко правил дракон Гларуг в захваченном городе...
— Глаурунг, а не Гларуг. Древние его Глаурунгом звали.
— Глаурунг... Что за имя, тьфу! Язык сломаешь!
— Ну, так дракон же! У них имена заковыристые, да.
— Ладно, Гл... Гра... Глаурунг. В общем, служили ему орки, грабили всех вокруг, да только, как до леса Бретиля добрались, так почитай все и полегли. Нескольких Турин отпустил, да наказал передать хозяину, чтобы во владения его не совались больше. Осерчал дракон. Да и пополз к Бретилю, чтобы самому с обидчиками разделаться. Так злился, что все вокруг по дороге жег. А Турин, значит, смекнул, что змей лесное селение спалит подчистую. И решил врага у переправы перехватить. Подстеречь дракона нетрудно было: пожар-то до неба полыхал, издали видно. Ну, и смрад опять же.
— Смрад?
— А драконы всегда воняют. Особенно, если их раздразнить.
— Говорят, чешуя у Глаурунга была — что камень. Любое оружие отскакивало.
— Так, да не так. Брюхо-то у него было мягкое. Турин об этом знал.
— Откуда?
— Да от Древних, небось. Он же с ними жил долго.
— А что, Древние дракону под пузо лазили?
— Лазили или не лазили, а только Турин его подстерег, когда Глаурунг реку переползал, и мечом снизу ткнул. Тот и сдох.
— Сразу?
— Нет, драконы сразу не помирают. Успел он навести на героя сон волшебный, неодолимый. Так их обоих и нашла жена Турина. Попыталась разбудить мужа, но не вышло у нее ничего. Зато очнулся Глаурунг.
— И сожрал ее?
— Хуже. Заговорил с ней, сказал, что она вышла замуж за своего родного брата и носит его дитя. И подох. Тут-то память, отнятая драконьими чарами, и вернулась. Поняла Ниэнор все и с горя бросилась со скал в реку. А тут и Турин пришел в себя. Как узнал от спутников о судьбе любимой, так и повредился в уме. Народу в ярости порубил — страсть. А потом и сам на меч бросился.
— Мрачная какая история! Все умерли...
— Ну, а ты что хотел! Их же сам Владыка Северный проклял.
— И Глаурунга тоже?
— Стало быть, и его. У Хозяина Метелей просто так драконы не дохнут.
25
— Тебе что, заняться нечем было? — сурово спросил я в ответ на робкое приветствие майа.
И правильно, что робкое! Глор — не Талло. Тот умел выждать, пока я остыну, а этот явился сразу. И теперь ему предстояло получить все заслуженное. Сполна!
— Я дождался Саурона, Властелин! И отправился в Ангбанд, как ты приказывал.
— А по дороге устроил несколько лесных пожаров. И загубил важный эксперимент!
— Властелин, я же не знал, что эти... люди такие нервные. Я просто немного освежил девушке память...
— Нервные? Да после общения с Феанором любой станет...
Я резко оборвал мысленную речь. Ох, нельзя поддаваться чувствам!
— Люди не рассчитаны на то, чтобы в них вселялись, — добавил я, чтобы скорее уйти от неприятной темы. — Кто угодно.
— Я не вселялся...
— Еще не хватало!
Хм, а если это идея? Нет, не стоит и пробовать. Такой опыт закончится или безумием, или полным подавлением собственной воли человека. А в качестве оболочки уж лучше зверя использовать. Усовершенствованного. Или дракона.
— Властелин, а можно мне... — Глор замялся.
Хурина отпущу, пожалуй. После самоубийства обоих детей он вполне может умом тронуться. Такому я Венец не доверю.
— Можно мне... вселиться?
— Что?!
— В смысле — воплотиться?
А вот заставить бы тебя сменить Дарглуина на посту бесплотного разведчика! Живо научился бы дорожить обликом и не позволял бы Воплощенным тыкать в себя мечами.
— Помнишь, ты говорил: если что, можно использовать кого-нибудь из моих потомков? Самого крупного.
Ишь ты, поймал на слове!
— Я говорил о развоплощении в бою. А не по глупости, — одернул я его.
Хотя разрешить придется. Пусть привыкает к новому телу — и Глор, и, пожалуй, Дарглуин. Когда начнется война, на это не будет времени. А мне при нынешних возможностях разведчики, в сущности, ни к чему.
— Ладно уж, — выдержав паузу, "сжалился" я. — Можешь взять готовую оболочку. Но без крыльев. И не самку: они слишком ценные!
26
— Турин, постой, выслушай! Она вправду твоя сестра! Она вспомнила себя, свое настоящее имя...
— Молчи, Брандир! Не смей повторять эту ложь! Или ты ее выдумал?! Ты, а не дракон?
— Твоя жена — Ниэнор, дочь Хурина... была. Прости, я не успел остановить ее!
— Не успел? А может, ты ее и столкнул?!
— Опомнись, я же не враг те...
Поздно! Опускается меч, разлетаются брызги крови предводителя людей Бретиля. Того, кто приютил тебя и Ниэнор. Невиновного. Друга.
* * *
Я останавливаюсь. Тяжело привалившись к стволу дерева, втягиваю сквозь сжатые зубы стылый воздух. Ноги едва слушаются: я слишком много времени провел в оковах. А идти далеко, так далеко... Это с вершины горы в Ангбанде казалось — все рядом, только руку протяни, только крикни.
Я и кричал — не мысленно, вслух, до хрипоты, до сорванного голоса, и мне уже наплевать было на Моргота. На все наплевать — только бы дозваться, остановить, спасти. Сначала Ниэнор. Потом тебя, сын.
Я видел все, Турин. Как моя дочь разбилась о скалы, как ее изломанное тело унес поток. Как бежали по кромке твоего меча стремительные языки рыжего пламени. Раньше их не было, а теперь клинок словно ожил. Ожил и обрел голос — страстный, настойчивый, яростный.
Ты тоже слышал его голос, Турин. И ничего, кроме него. Я не смог дозваться тебя.
Ты ли убивал, сын? Или огненный меч водил твоей рукой?
Он погас потом. После того, как отнял и твою жизнь. Погас и распался на части, словно что-то взорвало его изнутри.
А за мной пришли. Сняли оковы. Освободили от черного венца. Вывели прочь из Ангбанда. Сказали, что отпускают из жалости. Как будто Моргот способен на подобные чувства! Впрочем, не все ли равно теперь.
Какое-то время я сидел на земле перед воротами, бездумно перебирая мелкие камешки. Не понимал, что дальше делать, да и зачем. Потом поднялся: надо было проститься с детьми.
Я дойду до вас. До того места, где вы погибли. Доползу, если ноги совсем откажут.
Слышишь, Турин? Я иду к тебе. Ниэнор, я иду.
27
— Ульнир, в Хифлум скоро придет человек, — Ульт поднялся и поправил занавеску на окне, словно опасался чужих глаз или ушей.
Хотя кто отважился бы подслушать разговор вождя с колдуном?
— Хурин из Ангбанда, — младший брат снова уселся в деревянное кресло. — Властелин приказал не трогать его.
— Зачем же трогать, если человек из Ангбанда? — удивился Ульнир.
— Он не из верных Мелхгуру, — пояснил Ульт. — Бывший пленник.
— А зачем его отпустили?
— Властелин сказал: Хурин выполнил свою задачу и заслужил покой.
— Ульт, ты чего-то не договариваешь, — вождь прищурился. — Почему этот человек идет именно к нам?
— Когда-то он был Владыкой Дор-Ломина, — колдун встал, прошелся по комнате, поворошил дрова в очаге.
— Не бегай, — попросил Ульнир. — Если тебя это тревожит, так зря. За ним уже никто не пойдет. Для наших он — чужак, не признающий Мелхгура Властелином. Не признал ведь? Ну, вот. А для своих соплеменников, тех, у кого еще дурь из головы не выветрилась, он вражеский разведчик. Главное — слух пустить, что Хурина из Ангбанда освободили за труды и заслуги. Да к нему никто из белобрысых близко не подойдет!
— Это да...
— Так, ну-ка, выкладывай, что еще тебя гложет?
Ульт помолчал, покусывая нижнюю губу, потом поставил на стол расписной кувшин и две чаши.
— Нет, брат, наливка — потом. Даже вишневая, хотя твоя Тинни и мастерица ее делать. Итак?
— Властелин предупредил, чтобы мы были осторожны. Хурин безумен. Как его жена Морвен, как его сын и дочь.
— Это что, заразное? — встревожился вождь. — Но никто из наших не...
Тут он вскочил, пораженный догадкой, схватил младшего брата за плечи — и встряхнул бы, но сдержался, встретив немигающий, словно у змеи, взгляд.
— Он одержим, да? Тем духом? Пламенным?
— Нет, — Ульт неспешно высвободился, наполнил чашу и отпил глоток. — Сядь, брат. Злой дух тут ни при чем. Хурин был участником какого-то эксперимента, — последнее слово он произнес медленно и слегка нараспев, словно опасаясь сбиться. — Это повредило его рассудок. Но дома все может пройти. По крайней мере, Властелин на это надеется.
— М-м-м, никогда прежде не слышал, чтобы Мелхгур "надеялся", — Ульнир задумчиво поскреб густую бороду. — Обычно он знает точно.
Вождь плеснул наливки в чашу и залпом выпил.
— Ладно, брат. Мое дело — не допустить смуты. Твое — прогнать злого духа, если тот объявится. А Хурин этот пускай себе остается, если захочет.
— Его дом сгорел, — напомнил Ульт.
— Значит, построит новый, — хмыкнул вождь. — Будет делом занят, глядишь, и в голове прояснится.
28
Морвен здесь нет. Никого не осталось — ни друзей, ни соратников. Я один.
Что, люди Дор-Ломина, не узнаете своего Владыку? Узнают. И старательно отводят глаза. Даже те, кто во время великой битвы был еще мал и не мог запомнить меня.
Вы покорно отдали свои земли врагам, трусы! Вы позволили захватчикам унизить вашу Владычицу! Вы готовы служить Морготу... да вы и служите, вот сейчас служите — пряча от меня взгляд, делая вид, что ничего не произошло!
Не бойтесь, предатели, я не стану марать о вас руки. Живите... пока. Вы получите свою плату сполна — от Моргота. Его благодарность не уступает его милосердию.
И дома нашего больше нет, да что там дома — пепелища, и того не осталось! Место занято, кто-то уже поселился здесь. Все иначе... Упасть бы на родную землю, уткнуться лицом в нее, прижаться губами, но ее нет — осквернена, опоганена!
И куда идти мне теперь?
Ниэнор, Турин... Я помню, вы меня ждете. Я обещал прийти, и я приду. Только немного позже. Я не могу сейчас снова увидеть то место. Слишком хорошо помню его. Отвесные скалы, бурную реку внизу, черное пятно там, где был сожжен труп дракона: трава там теперь вряд ли вырастет. И серый камень — ваше надгробие.
Я приду... Но я должен сначала повидать друга. Единственного. Последнего. Сказать Тургону, что не выдал Морготу путь в Гондолин. Женой, детьми пожертвовал — но не выдал.
29
Вот он, предел человеческой стойкости, за которым даже самые сильные и упорные если не ломаются, так сходят с ума.
Хурин стоял над обрывом и звал Тургона. Звал во весь голос, отчаянно, безнадежно. Так, словно король последнего уцелевшего города нолдор, мог его слышать. Может, и мог — не сам, разумеется, но дозорных Тургон, надо полагать, расставил. И наверняка всполошился: если бы я и не знал, где Гондолин, то уж теперь никак не остался бы в неведении.
Хурин кричал долго, до самой ночи. Потом то ли отчаялся, то ли сорвал голос.
Наблюдать за ним было тяжело: вспоминалось мое собственное возвращение из плена. И мой страх, что идти уже некуда и не к кому. И надежда, что кто-то все-таки уцелел. У Хурина надежды не осталось.
Ну, и что с ним делать? Не оставлять же в Ангбанде было, все равно не прижился бы, характер не тот. Этот человек и в Дор-Ломине-то удержаться не смог.
"Иди в Бретиль, твоя жена сейчас там".
Проникнуть в сон того, кто тебя ненавидит и изо всех сил закрывается, почти невозможно. Даже Ирмо не сумел бы, впрочем, вряд ли я ему уступаю.
К счастью, Хурин был слишком измучен, чтобы сопротивляться. Не знаю, что уж ему приснилось. Судя по тому, как он метался, ничего хорошего. Но наутро он встал и побрел к Бретилю.
Он успел. Ослабевшая от горя и лишений Морвен умерла у него на руках, на могиле их детей. Там Хурин и похоронил ее.
Надо же, какая нелепость! Получить почти безграничное могущество — и погубить всех, кого любишь. Из-за упрямства, страха, нежелания учиться и думать.
И кто способен управлять Венцом, если самые крепкие, даже мои потомки, не выдерживают? Из Воплощенных — никто, пожалуй.
"Саурон, к Нарготронду идет человек".
Первый Помощник был, как всегда, безупречно сдержан, и я скорее угадал, чем уловил, его тяжкий вздох.
"Да, Властелин. Особо ценный экземпляр, я помню. Его не тронут. Орков здесь нет, а остатки крепости ему на голову не обрушатся. Я пока не менял мелодии".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |