Разбив яйцо, Аркан старательно его очистил и потянулся за солонкой.
— Если Олег — психолог, то, тогда кто — вы? — Курт подобрался, готовясь к плохим новостям.
— Пенсионер! — Признался Аркан. — Морской пехоты.
Пока волк гонял по тарелке кусок мяса, Бен позавтракал и потянулся за утренней сигарой, радуясь тому факту, что Олег уже смылся и покурить можно развалившись за столом, со всеми удобствами сразу, а не на веранде, куда надо еще вытащить стул.
— Вы ничего не хотите спросить? — Курт разогнал руками клубы дыма перед лицом и напрягся, ожидая ответа.
— Нет. — Бен издал стон удовольствия, раскурив сигару и теперь погружая комнату в вонючий туман табачного дыма. — Все, что было надо — Олег уже узнал. Через два часа он вернется и мы сядем, и поговорим в спокойной обстановке. Только, до этого времени, надо сходить на берег и посмотреть, что нам звезды послали, на прокорм и радость пуза. Пойдешь?
Дождавшись утвердительного кивка, Бен выпустил струю дыма к потолку и замер, переваривая завтрак.
Прогулка по берегу, разбор расставленных ловушек и вынимание из них добычи, "съели" все два часа, но пополнили съестные припасы, на добрую неделю.
Уже на крыльце, Бен рассортировал добычу на "пожрать сейчас" и "заготовить впрок", учитывая добавившегося едока.
— Бен... Сходи до своих знакомых. — Потный Олег появился на веранде, вновь проскрипев ступенями. — Не нравится мне, что-то. Сходи, поговори...
— Позже. — Бен постучал по запястью левой руки, намекая на предобеденное время. — Вечером схожу, навещу.
— Тогда рыбу разделываем, да развешиваем, пока дождь опять не пошел... — Толстяк ткнул пальцем в небо, пока еще синее и чистое, кок совесть младенца...
— ... Полковник страшный человек. — Курт передернул плечами, что-то вспоминая. — Очень страшный... Страшный даже не тем, что бьет электричеством, а тем, что делает это — равнодушно. Они все — равнодушные. Но он...
— Бьет током? — Удивился Олег. — Что, постоянно таскает с собой тазер?
— Нет. — Курт улыбнулся. — Он бьет током из рук, как волшебники, в игрушках...
— Твою... — Бен в сердцах так рубанул рыбье тельце, что разделочный нож глубоко вошел в разделочную доску. — Счастливые, мы с тобой, Олег Генрихович, что вчера дождь шел! Иначе зажарили бы нас, как курей не щипанных... А я до конца понять не мог, почему полковник сдачи не дал!
— Ты еще больше ругаться будешь, Бен, когда узнаешь, что, похоже, наши "соседи" сквозь стены проходить могут. — Олег подмигнул морпеху и печально улыбнулся. — Оттого и закрытые двери их не останавливают, и нет потому, дверей на бункере радара. Они им просто ни к чему.
— Ну, Курт же как-то внутрь попал! И даже выбрался наружу. — Бен подозрительно уставился на оборотня. — Рассказывай.
— Внутрь попали мы прямо с корабля. — Курт сделал шаг назад и уперся пятой точкой в перила, устраиваясь на них совсем точно так же, как вчера свой зад примащивал Бен. — Там сложная система полузатопленных, затопленных понтонов и противовесов — форштевень корабля налегает своей массой на качающуюся плиту, открывая проход. Нас перегнали из трюма через плотно прилегающий переходник, который закрылся сразу, едва на корабле дали задний ход. Один из бывших с нами, решил проскочить под опускающейся плитой, закрывающей выход. Не успел. Даже крикнуть не успел — размазало. Когда корабль сошел с плиты вовсе — открылся еще один переход — в логово. От логова идут четыре коридора — два рабочих, столовая-кормилка и... "Тропа последнего пути". Она оканчивается глубоким колодцем, в который выбрасывают тела, предварительно отрубив им голову и лапы. Когда полковник был не в духе, тел после него не оставалось, лишь жирный пепел.
— О противовесах, откуда знаешь? — Не поверил рассказу, морпех.
— Мой прадед строил базы для Третьего Рейха, потом, в плену у русских, провел пять лет, эти базы разбирая и объясняя, где, что и как было сделано. Дед и отец — пошли по его стопам. Ну, а мне деваться было не куда — чертежи и тайны преследовали нашу семью и были моими любимыми игрушками. Прадед живой до сих пор, только из леса не показывается, но ум не угас и нам с отцом сразу советовал, убраться из городка, едва эти твари в нем появились.
— Можно подумать, вы чем-то отличаетесь. — Олег вертел в руках нож и от его постоянного мельтешения и посверкивания на солнце, Аркан начал заводится, пока не посмотрел на Барона. Голубые глаза человека неотрывно смотрели на снующий во всех направлениях нож, не обращая внимание на острые солнечные блики, выбивающие наружу слезы.
— Мы — разные. Мы очень разные, Олег. Мы рождаемся людьми, со звериной ипостасью внутри. А они... Они звери, с людской, ипостасью. Они не разумны от рождения. Быстро обучаемы, но не разумны. Они рождаются зверями. — Курт-Вильгельм-Эрик фон Гелленау, барон Лютов, тяжело вздохнул. — Они ненавидят нас...
— Люди вас тоже, испокон веков, сильно не жаловали. — Олег чуть изменил траекторию ножа и зайчики от лезвия заплясали на сложенных руках оборотня, вновь завораживая и не давая возможности отвлечься и уйти от ответа. — И вы людей — так же.
— Большая часть нашего народа, умирала, так ни разу и не обернувшись! Те, кто не мог держать зверя в узде — погибали от клыков тех, кто этого зверя удержать мог. Все эти средневековые "поиски зверя", чаще всего затевались с подачи одного из нас, прознавшего, что собрат сошел с ума. Да, мы развлекались, гоняя людской скот и прихватывая на обед, барана-другого или наводя своим рычанием страх на дрожащие души крестьян. Но мы не рвали людей на части, отправляя их на глобальные бойни. Мы шли в бой по велению сердца — но только как люди! И даже "бесноватый" не смог найти силу, чтобы заставить нас перекинуться и грызть горло врагу, волчьими клыками. Мы — люди! И у вас, в войну, прадед рассказывал, было то же самое. Никто из нас не потерял человеческий вид, даже становясь волком! Ни вы. Ни мы. А эти... "Младшие"... Они не звери. Они... — Курт замер, подбирая верные слова. — Они извращение. Такое же извращение, как и их хозяева. Страшнее Младших, только люди, что добровольно стали кровососами.
Нож в руках "Азиата" сделал легкий поворот, замер и лег на стол серебристой рыбкой, без единой капли крови на лезвии. Аркан тихо присвистнул, восхищаясь увиденным.
— Спасибо, Курт. — Олег осторожно уселся на свой табурет и морпех понял, что не так просто дался этот легкий танец ножа, молодому человеку. — Пойду, искупнусь. Жарко, что-то...
— Ты рассказывал о полковнике, а его женщины... Что можешь рассказать о них? — Бен дождался когда Олег уйдет подальше и задал вопрос, который его давно мучил. — И вообще, сколько там человек, персонала?
— Их всего трое. Полковник. Его жена и их дочь. Жена и дочь в последнее время, очень часто пахли чужим запахом. Твоим. Тогда мы и поняли, что на острове появился еще кто-то. — Курт подошел к столу и принялся вновь чистить и потрошить рыбу, взяв для этого нож, оставленный на столе Олегом, а не тот, которым работал до этого. — Обычные женщины, Бен. Иногда — добрые. Иногда — словно все ведьмы мира вселялись в них, превращая в нечто странное и очень страшное. Особенно в младшую. Когда она не в духе, никто из нас не смел поднять головы или издать хоть звук. Она не убивала. Она — выпивала жизнь из того, на кого обращала внимание, оставляя жалкий костяк с трудом переставляющий лапы. Старшая более человечна, чем младшая...
— Как ты сбежал? — Бен тоже взялся за работу, встав рядом. — И еще, они правда ходят сквозь стены?!
— Правда. — Курт отправил очищенную рыбку в ведро с чистой водой, к ее пойманным в ловушку, свежепочищенным подружкам. — А сбежал очень просто... Вчера вечером, пришла молодая и выпила жизни сразу у десятка моих собратьев. Я забился в кучу трупов, приготовившись напасть, как только она меня примется рубить. Вместо этого, она загрузила все тела на тележку и просто сбросила вниз, не проверяя. Судя по тому, что она качалась от усталости, ее тоже кто-то "выпил". Оттого и не проверила тела, и мне удалось сбежать. Колодец, в который скинули трупы, связан с океаном. Дальше сам догадываешься...
— Что же, верно говорил мой папашка... — Бен отделил рыбью голову и замер, изучая красную кровь. — Что не делается — все к лучшему!
Курт покачал головой, соглашаясь с человеком.
— Долго нет твоего товарища... — Барон насторожился, прислушиваясь к тяжелым звукам, доносящимся со всех сторон. — И не слышно его, совсем. Может, случилось, что?
— Ага. Дельфина изображает мой товарищ. — Аркан принялся нанизывать рыбу на веревку, ругая себя за то, что снова пошел на поводу у Олега и теперь рыбу приходится вешать за хвост. — Если он упарился, теперь на час в воде повиснет, пока в себя не придет. Не человек — морской котик, какой-то.
— Хм. В том, что у него две души, я и не сомневался... — Фон Гелленау, почесал ухо. — Но вторая — точно — не рыбья. Что-то очень старое. Очень опасное. И очень ленивое!
— Погоди, так что, Олег — Оборотень? — У Бена отвисла челюсть. — Нормально, так...
— А он что — не сказал? — Австрияк пожал плечами. — Странно, мне показалось, что между вами нет секретов!
— "Не сказал"... — Привычно принялся ворчать морпех, переваривая новости. — Сдается мне, он и сам не в курсе о своих "дремлющих талантах"! Дождемся и спросим, а то стоим, сплетничаем за глаза, как две старых бабки.
Растянув веревку на солнце, пока еще палившем во всю, Бен вновь потянулся было за сигарой, но вовремя себя одернул — запас курева совсем не бесконечен и лучше оставить удовольствие на вечер, после свежесваренного и употребленного ужина, над которым будет колдовать Олег, потому как его очередь готовить. А после готовки Олега, всегда тянет погрузиться в блаженную дрему любования закатом, с сигарой и бутылочкой виски.
— Слушай, а через этот твой колодец, пролезть внутрь, можно? — Бен подставил лицо горячему солнцу, чувствуя, как мгновенно лицо покрывается капельками пота.
— Чем слушаешь? — Австрияк наоборот устроился в тени, с чашкой свежесваренного напитка, с легкой руки Олега называемого "недоперечаем". — Там двадцать метров надо вверх лезть, почитай что, в крысиную нору. Из воды. А от воды, до начала туннеля — метров восемь. Да плюс акулы, привыкшие, что их там подкармливают...
— А что же тебя не съели? — Бен вопросительно изогнул бровь, забывая, что стоит к собеседнику задом.
— Не знаю. Может, не голодные были. А может — слишком много, разом, вывалили еды. Вот и не обратили на меня внимание, пока трупы подъедали.
— Или, кто-то очень много врет. — Бен развернулся, как взведенная пружина, уже держа в руках взведенный револьвер. — Слишком много везения, для одного оборотня.
— Прадед всегда говорил, что мало веры в удачу или Звезду. Надо вовремя и когти показать, и зубы оскалить, и голову включить. — Курт сидел не шелохнувшись. — А дед добавлял — но чаще надо просто засунуть язык в *опу и пахать, как проклятой, ломовой лошади. Нигде, ни словом, ни мыслью, я вас не обманул.
Морпех оружие убрал, но тут же потянулся за сигарой, вспомнив, что "хорошего вечера" ему сегодня не светит, в свете похода к радару и беседы с одной из любовниц.
Так и застал их мрачно молчащими, вернувшийся Олег, мокрый и довольный.
— Бен, ты представляешь, в бухту дельфины заплыли! Игручие, но — трусливые! Я только к ним, а они от меня, во все стороны, как тараканы... Полчаса вокруг кружился, пока ко мне привыкли и дали себя погладить!
Аркан, представив себе эту сцену, подавился табачным дымом.
— Бедные дельфины! — Выдавил он из себя, давясь смехом, кашлем и избытком хорошего настроения, одновременно. — Олег... Ты и вправду — самый уникальный человек, которого я встречал! Ты бы у них еще перо, на память, попросил!
— Дельфины — не птицы... — Вздохнул Олег. — Но, было бы прикольно!
Иногда Бен ловил себя на мысли, что стоящий напротив него парень, не просто парень за тридцать, в теле 17-ти летнего юнца, а самый настоящий, 13-ти летний пацан-авантюрист, удравший от родителей и ушедший юнгой в море, но первом попавшемся корабле.
И теперь этот корабль разбился о рифы необитаемого острова и им всем придется уделять пацану внимание, наставляя на путь истинный, пока он тут от радости и щенячьего восторга, не взорвал весь остров, изготовив из подручных материалов добротную взрывчатку!
* * *
-... Ага. Прадед, значит, на "Рейх". — Начал загибать пальцы я, проверяя, правильно ли понял рассказ Курта. — Дед на "Штази", отец на "Бундесвер", а ты — пай-мальчик, в этакой-то семье. И мамы нигде не фигурируют, словно Ваше баронское высочество изволили клонироваться.
Ужин делал я, так что получилось как всегда — много. С запасом — на завтрак и полдник, если два этих кабана не лопнут прямо сейчас, очищая тарелки. Понятно, что с морепродуктов так не разнесет, как от сладкого и мучного, тем не менее массивные туши сумоистов были мне вполне реальным предупреждением и напоминанием, что до формы мне еще очень долго двигаться и "НМЖ" Фаины Раневской, для меня, очень важные три буквы.
"Заливную рыбу", Бен раскритиковал еще в самый первый раз, едва ли не дословно воспроизведя неуничтожимое: "Ну и гадость, эта ваша заливная рыба!" Пришлось искать варианты приготовления иных блюд, импровизировать и чесать свой верхний отросток со всех сторон, вспоминая все, что прочел давным-давно в волшебной книге "Кулинария для ПТУ" и не менее волшебном талмуде, под названием "Домоводство", изданном еще в 1958 году.
А сидящий напротив меня не хороший человек, то есть оборотень, отчаянно врал о прадеде, деде и отце, вызывая здоровое раздражение и злость.
— Курт... — Бен, не смотря на свой врожденный армейский "тормоз", а может быть и благодаря армии, вранье распознавал за километр, удивляя меня несказанно. Меня учили, а этот морпех... Прирожденный полиграф, с ушками. — Как говорила моя матушка: "Лучше не ври, если память плохая"!
— Или вали все на память, авось проканает! — Не замедлил я продолжить хорошо знакомую мне по кабинетным будням, аксиому. — Давай, "вашество"... По новой, сочиняй.
Курт отложил в кусок лепешки, которым елозил по тарелке, в надежде выскребсти еще хоть что из ее блестящего нутра.
— Колись, серый, "Туле" или "Аненербе"? — Я отодвинул от стола свой монструозный табурет и теперь ждал ответа.
Барон, услышав, что я его обозвал, дернул щекой, вздохнул и сдался.
— К этим... "Обществам", я отношения не имел. — Гордо сказал оборотень, сдуваясь под напором нашего обстрела глазами. — Хотя и звали, не скрою. Только... И те кто звал, и те кто согласился — давно кормят червей, кто в земле фатерлянда, а кто и в ЮАР, так и не вернув знамя рейха на многострадальную родину. А кого-то нашли евреи, и даже пыли их не осталось — так платят за страх, распуская на молекулы. — Курт, сбросил личину барона и превратился в человека, прожившего не одну сотню лет. Изворотливого, умного и очень одинокого — все его попытки создать семью оканчивались трагедией, уносящей жизни любимых. — Я родился в 1648 году...
