Возле следующего колодца он, припомнив заклинание, с видом знатока растер кусок земли.
— Кажется, в этой глины побольше...
— Тут недалеко ее и добывают. Для горшков.
— Вот и хорошо, — граф напряг память, вспоминая, какая воронка лучше, какая — хуже. Что это такое — смутно догадывался. Водовороты-то видеть приходилось. Наконец, объявил: — Воронка депрессии будет узкой... А вы чего смотрите? Качайте! Без пота заклинания богини не работают!
Процесс ему нравился все больше и больше. Опять же, следовало отточить пусть слабенький, но действенный дар к волшебству, который отныне окутывал его мир волшебным туманом водяных брызг. А кто-то еще завидовал принцу Рису, которому выпало рубить завалы поперек римской дороги!
— Эй, на барке! Куда плывете? — надрывался с берега малый в зеленом наряде да высоком колпаке-капюшоне. Который когда-то был красным — но повыцвел. Впрочем, даже это было поводом для гордости: если колпак потерял цвет, но не истерся, значит, льняной. А лен штука не так, чтоб дешевая.
Владелец барки — на местной латыни так прозывали любое сооружение, способное подняться вверх по реке без посторонней помощи — велел принять ближе к берегу. Ибо раз зажиточный человек так дерет горло, ему есть, что сказать.
— Вниз. Ко ключу от речки.
То есть, к старому римскому форту, а теперь городку Кер-Нид, удобно пристроившемуся возле двух перекрестков. Один образовывали две римские дороги, другой — дорога и река. Понятно, что всякий разумный правитель поставит в таком месте укрепление, а всякий человек с мозгами найдет способ прокормиться. А потому хозяин барки, нанятой в верховьях для наполнения устроенного возле Кер-Нида магазина, выслушал человека в зеленом с большим интересом, подивился хватке, и согласился с ним во всем.
О чем и думать забыл — до самого города. Встретили барку у самого моста, и прием оказали неласковый. Дюжина воинов, за главного — девка, но одета парнем. Словно в извинение перед попранными обычаями, плед кэдмановский сколот по-бабьи — двумя фибулами с цепочкой. Длинные волосы убраны в две толстые косы — воительница, значит. И быть ей, кроме как дочкой главного гостеприимца страны, некем. Вот только — не в настроении! Брови сведены, губы поджаты.
— Накладную сюда, — в ответ на любезное приветствие. А ведь даже сиятельной назвал, по новому поветрию!
Корабельщик протянул дощечку со странным названием. "Накладная" ни на что не накладывалась. Ее вручила одна из странных девушек, которую привез римлянин. Та, что пересчитала все мешки и заглянула в каждый. Все щебетала чудным озерным выговором. Корабельщик ее толком и не слушал — а чего слушать озерную дурь? Уловил, что кусок дерева нужно отдать в Кер-Ниде, иначе денег не заплатят. Решил, хватит голову глупостями забивать. По дороге, из интереса, пробовал смотреть. Доска доской. Дерево мягкое, вроде осины. Ножиком поцарапана. Не так, как если на ней резали что, аккуратненько. Но и не старательно, не узорно. Просто — царапины, четкие, глубокие, одна рядом с другой — так, чтоб только различить. Часть доски просто перечеркнута крест-накрест. Странная, в общем, штука. Ну, да колдунье виднее.
Со старинным ирландским письмом — не сопоставил. Привык, что письма на пергаменте пишут. Или хоть углем на тряпице! А пятна чернильных отпечатков, приложенных на тщательно отполированное место, как на грамотах-оберегах и расписках сиды, окончательно убедили: ведьминская вещь.
Эйлет, увидав дощечку, нахмурилась, уже скорей огорченно: и на пергаменте огама давалась ей тяжко. Ну почему народ, что при смешении языков разжился ирландским, на котором только и чесать язычком между подружками, получил в дополнение такой алфавит? Впрочем, как раз понятно: язык дан свыше, а буковки люди придумывали, мудрецы. Хотя... Не люди. Сиды! Эйлет припомнила, как резное письмо читает Майни — прикрытые глаза, короткий полет ладошки по доске... А ей приходится на риски глазами пялиться. Одно хорошо — нет следов ни подделки, ни порчи.
Следует похвалить перевозчика.
Корабельщик выдохнул. Колдовская вещица явно пришлось сиятельной по вкусу. Она сразу успокоилась.
— Молодец, — Эйлет погладила одну из кос. — Наконец, попался человек, разом порядочный и аккуратный. Осталось только мешки пересчитать, проверить содержимое — и на расчет!
Корабельщик переступил с ноги на ногу. Нет, когда тебя хвалят и называют честным человеком, это лестно. Когда намереваются пересчитать мешки при выгрузке, это привычно. Но зачем каждому мешку внутрь заглядывать? Это же долго.
Так и спросил.
— А многие твои товарищи по речному делу хитрые больно, — заявила Эйлет. — Те, что поглупее, накладные портили — да не знали, бедняжки, что второй экземпляр мне конным гонцом высылают. Я их предупредить забыла... Ей-ей, случайно. Мне сейчас зерно нужно, а не проверка возчиков. Но как вышло, так вышло. На каждом экземпляре — палец моей ведьмы. Что груз верный, как сказано в описи. Так что мы сразу проверяли — где расхождения или порча, там и недостачу искать.
— А вдруг она ошиблась? — корабельщик понял, что влип. И теперь пытался узнать, насколько.
— Так перевозчик сверить груз должен, и если не соответствует — не брать накладной. Неужто тебе ведьма не объяснила? Не может быть, до тебя она восьмерых отправила — все все поняли! Некоторые, правда, решили, что нехватку овса и ячменя можно компенсировать, намочив зерно — разбухает же! И вес прибавляется. А иные камни в мешки совали, совсем чудаки. Вот потому и проверим. Нельзя у своей армии воровать! Драть втридорога — это я понимаю, но вот так! Эх, добренькая у меня сестра. И король. Сестра велит порчу да недостачу по тройной цене в долг перевозчику писать, и расписки брать под залог судна. Король же говорит, что земля тут его, не сиды, а сам норовит, по рыцарски, небольшой поркой ограничиться. На главной улице войскового лагеря. Пусть все видят, кто в стране вор!
Корабельщик побледнел. После такого... Как дела-то вести? Лучше уж штраф! Но — в мешках все в порядке. Кроме веса. Вдруг забудет взвесить?
— Так что смотреть будем подробно, — продолжала разливаться воительница, — и взвесим, конечно!
Вот и все надежды. Дочь трактирщика забыть проверить товар по весу не могла.
— Я, — проблеял он, — это... Не совсем твою ведьму понял. И отсыпал по дороге чуток зерна одному человечку. Ну, наполовину человечку.
— Штраф плати, — пожала плечами Эйлет, — если отсыпал чуток — ну, плата за рейс немного полегчает.
— Десятую часть, — признался тот. На крыс и утруску решил не валить. А то до королевского суда и позора недалеко.
— Значит, ты залез в долги! Или предпочтешь порку? Или...
Эйлет склонила голову набок. Этот купец ей глянулся. Не как жених — от "деловых людей" ее уже мутило. А ведь именно среди них еще пару недель назад собиралась искать мужа. Но вот как подсадная утка — хорош!
Наверх шли не порожняком: с грузом из воинов. Хорошо, ветер от моря налетел сильный, тянул споро, и барка не выглядела слишком уж отяжелевшей.
Впрочем, воинов скинули ниже по течению, и последнюю милю пришлось еле тащиться, изображая поломку рея. На месте капитану пришлось спрыгнуть на берег. Знакомая фигурка в зеленом переминалась с ноги на ногу в компании полудюжины лучников. Пледы горских расцветок, наложенные на тетивы стрелы... Увы — полосок своего клана корабельщик не заметил. А горные кланы потому и не подмяли под себя равнинников, что между собой не слишком ладили.
— Я этих славных людей уговорил меня посторожить, — вместо приветствия начал он, — целых два клана на год придется оставить в покое! Что поделать — война. Мне же нужно работать.
— Людей на съедение сидовской семейке отправлять? Я не узнаю Робина Доброго Малого! Деньги ладно... Знаешь, какого я страху натерпелся?
Человек в зеленом печально вздохнул.
— Я сам себя не узнаю. Раньше все получалось. Сколько зерна отдавали мне прежние короли! Для них весь товар исчезал бесследно. Оттого вояки принялись таскать с собой обозы. Саксов бить — дело правильное, но до чего же хотелось попробовать старинную схему! Не выдержал я. Но брал, заметь, немного. И ведь сработало бы. Если б не ведьмы.
— Да, если бы не ведьмы, — эхом откликнулся корабельщик. — Но ведь теперь-то тебе ясно, что твои хитрости бьют по перевозчикам. Зачем продолжаешь?
— Я не продолжаю, — фыркнул Робин, — я сворачиваю. Предупреждаю тех, кто идет вниз, какие шутки боком вылезают. А то купец — человек завистливый, может насоветовать дурного, лишь бы и другой пострадал. А охрана мне нужна, чтоб морду не набили. Те, кто вверх поднимается.
— Аааа, — протянул корабельщик. Про что говорить дальше, он не знал. А надо было болтать, чтоб Робина вернее оцепили. И очень хотелось помочь проказнику смыться. Ведь и верно, первый раз такое, чтоб его шалость не удалась! — Это не просто ведьмы, это Неметона.
— Понял я, понял... — потерпевший неудачу Робин выглядел растерянным, — после войны попробую договориться, чтоб не становиться ей поперек дороги. Ну, и наоборот, чтоб она мне не мешала. А что еще тут сделаешь? Она чистокровная сида! И штук всяких знает побольше моего, и сила у нее волшебная...
— А то у тебя нет?
— Есть, да с ноготь от мизинца. Я в отца умом пошел, не волшбой... Стой-ка! Хрустнула ветка! И пусть меня засолят в бочке, как селедку, если это олень или кабан!
В руке тускло сверкнул широкий клин короткого меча.
— Предатель! — воскликнул он. — Сейчас ты умрешь!
Но к делу не перешел — один из лучников схватил его за руку.
— Мы не уговаривались защищать убийцу, — предупредил. — Мешать не будем, но ты же не желаешь остаться один против... Ого! Против полусотни. Может, и правда, убьешь этого типа?
Рука снова свободна, но знаменитейший мошенник Камбрии опустил оружие. Расхотелось в драку лезть — подкрадывалась-то не горстка разобиженных матросов с барки, а небольшая армия. Равнинники, ирландцы. То есть, тяжелые копья и пращи. Впрочем, града камней и дротиков не случилось, значит, следовало ожидать разговора.
— Предателем следует назвать того, кто грабит армию, которая защищает весь Дивед... Эх, Робин, а я про тебя сказки слушала! Мол, надувает только злых да богатых...
— Если ты скажешь, что Неметона добрая и бедная...
— А кусок изо рта солдат рвать, это как? Они злые? Все? И богачи, как один?
— Я брал немного, — начал оправдываться Робин, — войску без вреда. Всегда берут запас. А мне интересно!
Эйлет пожала плечами.
— Лить кровь не будем. Почтенные воины — вы как хотите, но или зерно в магазин сейчас вернете, или — коли оно вам так нужно, что жить без него нельзя — тройную цену обязуетесь уплатить. Честью клана, под запись. Кто сколько — меня не волнует. Взялись защищать Робина — возьмите на себя и его долги. Так своим и передайте. А запас — он не для разворовывания. Он — на случай, если нам лишний день на месте простоять придется, например.
В лагерь возвращались сумрачные. Знаменитого пройдоху к ногтю так и не взяли, отношения с горцами — хоть и не до крови, да попортили. Кое-кто ворчал, что лучше уж кровавая свара — да вернуться со славой. А горцы... Сами зерно продают, сами воруют по дороге, сами воров укрывают. С такими союзниками врагов не нужно!
Воины горских кланов, что в лагере стояли, не обращали внимания на хмурых гленцев-тыловиков. Ну, не задалось у них что-то. Так и понятно — нормальные люди все припасы с собой тащат. Даже если король зовет больше, чем на шесть недель обычной службы — всей разницы, что за остальное деньги платит. А потому проводили взглядами, да и вернулись к кострам, на которых шипели уже раз опорожненные котлы. Теперь в них варилась вода — а кое-кто уже отмерял в кружки жареный ячмень. По новой моде. Большинство любителей кофе были ирландцами, особенно падкими на новизну, мистику — да вообще на что угодно, лишь бы исходило из древних холмов. А повод собраться у них был. Вот и стояли кругом вокруг одного из костров, да уговаривали:
— Не ломайся, как девка. Расскажи. Сама же приедет! Значит, нужно знать, о чем при ней лучше не говорить. Да и любопытно. Там как, наветы были, или правда?
Воин, что рассказал историю про двух невест, был уже не рад, что ввязался в спор с ирландцем. Теперь к костру его десятка прибились соотечественники короля и требовали подробностей. Вот понадобилась им песенка невесты-соседки, вынь да положь!
— Сейчас уже и не разберешь, — вздохнул горец, — после того, о чем в песенке пелось, лет триста прошло. Остались от той истории легенды, а от легенд — детские сказки. Опять же, произошло это далеко на севере, аж в Гвинеде! Сами понимаете, до наших мест немного донеслось, да через третий пересказ. Так и вышло, что филиды вещают одно, барды поют иное, а матери детям на ночь и вовсе третье рассказывают. А самое смешное — я толком не помню ни преданий, ни баллад, ни сказок. И коли уж начну байку, так в ней будет по кусочку от всего, кроме, разве что, правды. Вот, я вас предупредил. Слушать будете?
— Ты нас присказками не корми. Выкладывай, что знаешь, — отвечали ему.
— Ну, сами напросились! Было это лет тому, опять же, триста. Как раз, когда Максим Великий ушел с войсками на континент, да там и сгинул. Я так понимаю, его сыновья на тот поход подбили — то ли младшие, что боялись малое наследство получить, то ли старшие, желавшие кусок пожирнее — бог весть. Но были и те, кто своим уделом был доволен, остался на родине — ну и остался жив. Главного меж собой они так и не избрали. Один из таких и правил Гвинедом. Вот за него Дон, как из Ирландии приехала, и вышла замуж. Немайн закопалась в библиотеку, Гвидион начал готовиться править государством, да так, что чуть Манавидана не переплюнул. Впрочем, нравы тогда были куда как вольней — так, что иные еще спасибо говорили за улучшение породы. Гвин охотился да воевал — из песни слова не выкинешь — с пиратами из Улада и Лейстнера.
— Уладцы — это ууууу! А лейстнерцы совсем негодяи! — откликнулись О`Десси. Откуда бы не происходили сами, вслед за королем они предпочитали считать себя мунстерцами. То есть людьми не больно хитрыми, не больно работящими, не больно драчливыми, зато душевными да верными. И самую малость упертыми. Вот как Немайн. Хотя она, вроде, и коннахтская сида... Об этом рассказчику напомнили.
— Она, прежде всего, камбрийская сида. Как вы — камбрийские ирландцы. В общем, семейка жила — и главным в ней, как это ни странно, оказался именно человек. А вот кем вышли дети короля-римлянина и Дон, уж и не скажу. Почитаются за сидов. Видимо, их кровь крепче. Но годы свое взяли. Дон овдовела. И тут же снизила налоги... Наемники разошлись, кланы чужачку не слушались, сыновья отбились от рук, а старшая дочь собрала вещички и ушла неведомо куда.
— В камыши?
— Может, и в камыши, только это еще до Артура было. И даже до саксов. Кер-Легион тогда был наш, и управлял им легат Кунеда, чистокровный бритт и хороший римлянин. Он же отвечал и за северный вал — а тот, все знают, до сих пор стоит. Вот легат и видит — непорядок в тылу, разобраться нужно. Ну, собрал отряд, задавил мятежи, прижал разбойников, кланы согласились посылать воинов помогать оборонять вал и гонять пиратов. Возвращается домой — и обнаруживает в своей постели одного из братиков рыжей и ушастой. Любовнички то краснеют от стыда, то бледнеют от страха, и невнятно блеют про высооокие чувства.
