Всё сказанное мне прокомментировал Сосед и картинка сложилась совсем не радостная. После недолгих раздумий отпросилась, и поехала в отдел, где засела на телефон, и уже под вечер сумела вызвонить Смирнова. Постаралась объяснить комиссару ситуацию и договориться, в какое время желательно на этом телефоне будет Софья Феофановна, чтобы я могла с ней обсудить подробности. Договорились сделать этот разговор завтра вечером, а с утра я побываю в госпитале и уточню все вопросы с лечащим врачом.

Из отдела поехала ловить Ивана, которого решила привлечь для доставки меня в Псков. Как ни крути, а по прямой отсюда до госпиталя почти сотня с половиной километров, и если поеду на мотоцикле или даже найду машину, то это по разбитым дорогам развлечение на целый день, а на моём сроке скакать на ухабах мне очень не рекомендуется. Усталый Иван нашёлся на стоянке, где я была радостно встречена ещё и Панкратовым. После моих объяснений, договорились с раннего утра встретиться в отделе, чтобы сразу застолбить вылёт у Николаева. И я пошла ночевать в нашу комнату, где мы с Верочкой жили с девочками из отдела. Единственная радость за эти дни, это встреча с радостной сестрой и то, что засыпала обняв мою роднулю и уткнув нос в родной запах и макушку с пушистыми волосами.

С утра перехватили начальника у кабинета, объяснили ему сложившуюся ситуацию. К счастью, для отдела Ивану никуда лететь не планировалось, Сергей Николаевич позвонил куда-то и сообщил, что сегодня борт работает на нужды отдела и будет занят. С чувством ностальгии залезла в Тотошку, за это время его немного потрепало, но он был ещё вполне живой. Иван всю дорогу от самого штаба не переставал петь дифирамбы самолёту, оказывается, Панкратов нашёл в трофеях новый Аргусовский мотор*, который перебрал и установил на Тотошку, у которого фактически уже был выработан ресурс двигателя, а теперь самолёт ещё послужит. Голова у меня была занята совсем другими вопросами, поэтому я почти не слушала Ивана, но ему это было не важно. Я уже забыла, как шустро может летать Тотошка, до места долетели без приключений всего минут за сорок. Лечащего врача пришлось ждать часа два, но разговор оказался конструктивным. Против эвакуации Маши в специализированное учреждение он не возражал, а только приветствовал. Я записала полностью диагноз, который кроме огнестрельного открытого перелома тела нижней челюсти слева с нарушением функции, содержал ещё и сквозное огнестрельное ранение правого бедра. На всякий случай полное название госпиталя, фамилии лечащего врача и начальника, палату Машеньки, которую навестила, но поговорить не вышло, в смысле, она теперь говорить и не сможет, только шептать, она под действием успокоительных лекарств спала, я увидела только замотанную полностью бинтами голову на подушке.

Вылетели обратно, до времени разговора с Софьей пообщались с Верочкой. Сестрёнка очень расстроилась, что с Машей случилось такое несчастье. А Софья Феофановна показала себя грамотным организатором и я только успевала отвечать на её конкретные вопросы. Перевод Машеньки в специализированное отделение челюстно— лицевой хирургии Софья пообещала решить своими силами, а нам посоветовала собираться, потому, что нас уже очень заждались и все глаза просмотрели.

Как я не рвалась проконтролировать вопрос отправки Маши, но физически этого не могла сделать, тем более, что приближалось первое сентября и Верочку нужно было вести в школу, а мне выполнять данное Смирнову обещание. А ещё, я была почему-то почти уверена, что ранение Маши — словно последнее предупреждение мне, что свой лимит фронтового везенья я исчерпала до дна. Двадцать шестого попрощалась со всеми в полку, в последний, вернее, крайний раз, погладила латаную обшивку Мишки, обошла всех знакомых, получила отмеченную лётную книжку с подтверждением больше тысячи четырёхсот часов налёта, из которых больше половины в сложных условиях, и сто шестьдесят четыре боевых вылета. Сдала старшине все свои лётные вещи, которые вполне смогут ещё кому-нибудь пригодиться, себе решила вообще ничего не оставлять, что-то мне подсказывало, что летать в ближайшее время мне не придётся. В этот же день успела сдать всё подотчётное имущество Митричу, передала дежурному мотоцикл. И с Верочкой почти налегке, не считая громоздкого чехла с ксилофоном, вечером вылетели в Чудово на Тотошке с Иваном, где нас посадили на проходящий московский поезд.

Как Сосед и говорил, мой уже довольно круглый животик, от оглаживания которого Верочка просто в экстаз впадала, в моей мешковатой форме никого не интересовал. Пришлось вспомнить уже забытый навык козыряния старшим по званию, хорошо, что я теперь не старшина и даже не мичман. Ехать в гражданской одежде даже в голову не пришло. В столице нас ждали, нет, нас ЖДАЛИ! Вот здесь изобразить, что у меня нет животика не получилось, так, что я уже через пару часов рассказывала Ираиде, что вот так получилось... Внутренне я ждала возможного порицания или молчаливого осуждения, ну, как же, ведь "в подоле принесла". На самом деле моя беременность вызвала искреннюю радость, а факт, что биологический отец ни сном, ни духом, интересовал только с точки зрения: люблю ли я его и собираюсь ли с ним поддерживать отношения и сообщать о ребёнке? Как только я известила, что он меня нисколько не интересует, и я знать его не знаю и вообще, это фактически было изнасилование, больше о данном персонаже не упоминали. Тем более, что я рассказала всё без купюр, и как напоили и я не помню конец вечера, и как убежала и как все следы своего пребывания за собой убрала. Мне вообще показалось, что Смирновых моя беременность даже обрадовала...

У комиссара на мой счёт наверно были планы, но после разговора со мной Ираида ультимативно известила мужа, что меня нужно срочно увольнять со службы, потому, что требуется малышку растить и со службой это не сочетается. Комиссар понял, что я его обманула, не сказав всей правды при нашем предыдущем разговоре, он осуждающе покачал своей седой головой, но вслух ничего говорить не стал. В общем, наутро я поехала сначала в комендатуру отметить прибытие и встать на учёт, а потом в наркомат флота подать в секретариате рапорт на увольнение. По закону, меня призывали на срочную службу на два года, и положенный срок я выслужила с избытком, а с учётом фронтовых коэффициентов, переслужила раза в два. Ответ будет после рассмотрения моего вопроса и меня пригласят для беседы в строевой отдел, а сейчас мне здесь делать больше нечего, а уж сколько раз пришлось честь отдавать, и каких только сочетаний нашивок и галунов я не увидела за то малое время, что успела здесь пробыть, не перечислить. Даже удивило, что до ближайшего моря шестьсот километров, а моряков такая куча...

В понедельник тридцатого мы повели Верочку записывать в ближайшую школу, в которой учились оба сына Смирновых. Было видно, что Верочка директрисе явно не по душе, что училась урывками и самостоятельно на экстернате, что калека, но формально у нас все документы в порядке и отказать нам в приёме у неё оснований не нашлось. Я по этому поводу совершенно не переживала, была уверена в сестре и в том, что при нужде помогу ей нагнать программу и не выглядеть бледно. А переживания директрисы — это её личные проблемы.

Среди суеты Машеньку привезли в Москву и госпитализировали в клинику. Едва узнала об этом, поехала её навестить. Маша едва могла шептать, вся левая сторона её лица под повязкой, изо рта торчат трубки, обе челюсти шинированы и рот она не открывает. Но самым ужасным для меня оказался потухший взгляд её таких красивых всегда смеющихся искристых глаз. Поговорила с ней и пошла говорить с лечащим врачом, который оказался ещё и заведующим отделением. На вопрос о прогнозе, он ответил, что благодаря новым антибиотикам заживление мягких тканей после удаления из раны всех фрагментов костей и зубов идёт нормально. И главная проблема это восстановление целостности дуги нижней челюсти. Они планируют провести металлосинтез, но это в лучшем случае вернёт частично речевую функцию, о полном восстановлении говорить не приходится, потому как полноценно живую кость никакая металлическая конструкция здесь заменить не сможет. После рубцевания наружной раны можно попробовать местную пересадку кожи, но это очень долгое время и сомнительный прогноз. В общем, старый опытный доктор был полон пессимизма и скепсиса, но дело не в том, что он плохой, а в том, что он хороший профессионал, видел подобные травмы и реально оценивает развитие ситуации.

Я держала в ладонях бледную руку Маши, меня жгло чувство вины, не потому, что я не верю в случайность и фатум этой ситуации, а потому, что я была командиром экипажа и за всё в экипаже несу полную ответственность. А значит, в случившемся есть моя вина, я не уберегла подчиненного — человека за которого отвечаю! Вдруг услышала, как Сосед говорит, что есть возможность ей помочь, но это очень не просто, нужно будет учиться и работать как каторжной. Я переспросила, оказалось, что можно попытаться помочь Маше и другим подобным пациентам, но это совершенно новое направление для существующей медицины и получится, только если я сама лично возьмусь и с помощью Соседа буду работать в этом направлении. По факту, мне предстояло сначала проломить стены устоявшихся медицинских традиций, и только после этого смогу помочь Маше:

— Машенька! Ты мне веришь?

— Конечно! Мета...

— Я тебе обещаю, что я выучусь на доктора и вылечу тебя! Нужно только будет немного подождать, я буду очень торопиться, но есть вещи, через которые не перепрыгнуть, на них требуется время. Сейчас даже самые лучшие доктора прогноз дают сомнительный, я сделаю всё и даже больше! Ты согласна подождать?

— Ты правду говоришь или просто меня успокоить пытаешься?

— Маша! Я своими обещаниями просто так не разбрасываюсь! А пока тебе нужно будет потерпеть и подождать. Заведующий сказал, что пока они могут тебе сделать металлосинтез, это концы сломанной кости соединят металлической пластиной, с ней можно жить, не очень удобно, но можно. А потом я тебе восстановлю кость и лицо. Договорились?

— Мета, я верю тебе. Наверно просто очень хочу верить! Только верю, потому, что это ТЫ говоришь!

Она сжала мои пальцы, а по щеке из правого глаза не скрытого повязкой скатилась слеза. Я наклонилась и поцеловала подругу. А в голове буквально бухало, что теперь обещание нужно будет выполнять! А ещё ведь я скоро мамой стану, и нужно будет за ребёнком ухаживать. И я себе готовлю такую гору сложностей, но за радостную искру надежды, промелькнувшую в потухших глазах Маши я горы сверну и обратно насыплю. Лихорадочно соображаю, что по вопросу обучения в институте мне может помочь Софья Феофановна, одна буду пару лет как слепая тыкаться, нужно у неё информацию получить. В общем, среди суеты последних дней добавился ещё один фактор, который эту суету умножил в разы, и ещё не ясно, что из этого получится... Но оно обязательно получится! Я точно знаю!

*— Мотор "Аргус" As 10С-3 — 240 л.с. стандартный мотор, который ставился на "Шторьх — Физилёр 156".

Глава 72

Сентябрь. Институт

Не дожидаясь решения вопроса о моём увольнении в запас в кадрах флота, взяла в оборот Софью. Не стала просить комиссара или Ираиду пригласить её для разговора в гости, а сама поехала к ней в госпиталь. На моё заявление, что я решила прислушаться к её советам, и пойти учиться в медицинский, она обрадовалась, что-то прикинула, спросила меня: готова ли я сейчас сразу сдавать вступительные экзамены и осознаю ли, что мне придётся нагонять курс, который уже начал учиться? Получила в ответ на оба вопроса — "Да!", она надолго зависла на телефоне. Нет, она не болтала попусту, звонки деловые и короткие, но их было так много, что я им счёт потеряла. По некоторым фразам я поняла, что она уже о чём-то договорилась. Устало, откинувшись на спинку стула, она придвинула мне листок, чтобы я записывала:

— В общем, слушай! Сейчас в связи с войной есть послабление для вас — фронтовиков, вам можно сдавать экзамены вне установленных сроков. Завтра поедешь в ректорат медицинского имени Пирогова*, я его сама заканчивала, там найдёшь проректора по учебной работе, он в курсе и будет тебя ждать, напишешь заявление, тебе скажут, когда прийти на экзамены. Сдавать будешь диктант, химию и биологию, надеюсь, ты постараешься, я за тебя поручилась?! Не подведи! Всё поняла?

— Да! Спасибо. Я постараюсь...

Назавтра проректор мной заниматься не стал, а передал молодящейся женщине с острой крысиной мордочкой и взглядом начальника особого отдела, которая оказалась помощницей декана лечебного факультета, на который я собираюсь поступать. Вообще, мне здесь многое было не понятно, но Сосед, давал объяснения. Ведь я думала, что здесь так и называют факультеты: терапевтический, хирургический и наверно кожный ещё и мне из них выбирать придётся. Нет, все вместе учатся на лечебном, а в дипломе специальность — не врач, а лечебное дело. Странно это, тем более, что после училищ специальность пишут: фельдшер, зубной врач или медсестра.

Когда тётенька узнала, что я согласна что-нибудь сдать прямо сегодня, она куда-то позвонила, и проводила в соседнее здание, где меня усадили писать диктант, получила четвёрку. После диктанта пошли на кафедру биологии, где с каким-то мужчиной провели скорее собеседование, чем экзамен. На какие-то вопросы я ответила только после его наводящих вопросов, на другие отвечала сразу. Доцент, который проводил собеседование, сказал, что его задача — это не экзамен, а скорее тест на выживаемость моих знаний и способность к обучению. В общем, он вывел в выданной мне ведомости ещё одно "хорошо" и сказал, что будет рад меня учить.

Химию оставили назавтра, хоть я и готова её сдать прямо сейчас, за день без учебников и билетов всё равно ничего не выучу. По дороге домой Сосед развлекал меня рассказами, как сам сдавал вступительные экзамены и как там старались всех завалить, цепляясь за любые мелочи и придираясь ко всему. Дома Ираида возмутилась, что я на экзамены хоть и ходила в форме, но не надела свои медали, ведь меня же награждали, так ей Саша говорил. Я не стала вдаваться в подробности, быстро перевела разговор на то, как с устройством Верочки в школу. Ираида, все моменты с устройством и подготовкой сестры к школе взвалила на себя. Я даже удивилась, какая Верочка стала взрослая, когда она показалась в новом тёмно-коричневом школьном платье с передником. Нашли платье с довольно широкими рукавами со сменными белыми воротничком и манжетами. Верочке уже самой хотелось учиться, и она радовалась школе, классу, новым друзьям...

Сентябрь выдался ужасно суматошным, и было ощущение, что бегу в беличьем колесе и никуда не успеваю. Малышка в животе как-то совершенно не собиралась мне помогать, а требовала внимания и пиналась в животе так, что иногда в глазах темнело. Сосед пребывал в перманентном удивлении, которое изредка проявлялось его комментариями, вроде того, что он представить себе не мог, что в животе может ворочаться что-то живое и это не солитёр, я когда первый раз услышала, чуть от смеха не умерла. Периодически его охватывала паника и он пытался уговорить меня согласиться на кесарево сечение, дескать, ну, его на фиг, тужиться и рожать, а так просто достанут и всё. Но я после обсуждения с Ираидой и Софьей эти поползновения пресекла, сказала ему, что мы будем рожать, нравится ему это или нет. И вообще, если уж я зачатие проморгала, то хотя бы в родах хочу лично поучаствовать. В ответ он начинал выпытывать, а не боюсь ли я и вообще, как отношусь к факту неизбежного приближения родов, ведь это штука такая, что не рассосётся само... Но, если честно, я к этому относилась фатально и меня гораздо больше интересовало то, что происходило параллельно, в частности институт, в который я поступила получив за химию пять. На химии мне Сосед чуть не подсуропил, когда в вытянутом билете первым вопросом оказались галогены. И он там чего-то наворочал про то, что галогены являются предпоследними в ряду Пэ-элементов и имеют незавершённый спин Пэ-электронов, что и проявляется в агрессивном характере образования ими ковалентной связи. В общем, я ничего из сказанного им не поняла, как кажется и экзаменатор, пришлось перехватывать управление и съезжать на тему характерных для галогенов реакций и свойств. Правда на втором вопросе о бензоле Сосед просто "спел", это был не ответ, это была ария, которую экзаменатор слушал прикрыв глаза от удовольствия. Честно, я даже фамилии, которые он упоминал, вспоминала через одну и с трудом. А уж сплести из них связный речитатив, как ещё великий Лавуазье и его ученики пытались разгадать строение молекулы бензола, а потом не менее великий Деберейнер эту работу продолжил и вот сегодня мы имеем уже ставшие классическими формы записи структуры этого вещества, одна, где одинарная и двойная связи между атомами углерода чередуются и вторая, где обозначены только одинарные связи, а валентные связи обозначены кругом в центре, что гораздо точнее и правильнее с точки зрения представления строения бензола. Задачу с расчётом массы выпавшего осадка глянули мельком и ошарашенная оценкой "Отлично", я была отпущена оформлять документы в деканат.