Киты по штирборту - 1

Противника видят лишь сами наблюдатели да стоящие у малокалиберных орудий "брюно" четверо канониров, к которым по стечению обстоятельств сейчас отношусь и я. Наши пушки не заключены в стальные цилиндры спонсонов, и шума от их выстрелов куда больше, чем от спрятавшихся в броню махин. Зато, в отличие от "больших", мы видим противника в прицел, а не ориентируемся по данным наблюдателей. Эх, еще бы калибр побольше, и было бы совсем хорошо!

Упреждение... жду... вот-вот... Огонь! "Брюно" извергает грохот и пламя, и стальная болванка уходит в сторону летящего с небольшим превышением пирата. Первого. Второй идет чуть позади, прикрываясь куполом напарника... Промах. Точно, промах...

Тяга заряжающего автомата, похожая на многосуставчатую лапу какого-то огромного насекомого, подает в ствол очередной выстрел, за ним следует "таблетка" заряда, лязгает замок... готов. Прицельная марка скользит по туше приближающегося дирижабля, поднимается выше... Краем уха слышу цифры, диктуемые хриплым голосом наблюдателя... Дальность, скорость, угол... еще чуть-чуть выше... огонь!

Секунда-другая, и на "скуле" справа от форштевня вспухает огненный цветок. Есть попадание! И тут же, чуть дальше, сталь борта вспучивается горбом и лопается, словно мыльный пузырь. Из пробоины в борту пирата бьет огненный фонтан, выбрасывая в воздух дым и пар! Вот это да! Неужто это я?! Точно... я. Давлю поднимающееся откуда-то из глубины души удовольствие и даю команду на перезарядку. Снова лязг и грохот... орудие готово!

Хлопок по спине, я обернулся. Рядом довольно сверкал глазами Иван.

— Молодец, юнец! Правую погонную ты ему чисто снес! Роман видел... работай дальше, Кирилл!

Я открыл рот, но ответить не успел. Палуба под ногами вздрогнула, откуда-то донесся чудовищный, пробирающий до костей скрип и скрежет.

Иван нахмурился.

— Точно в трюм угодили! — недовольно проворчал он. — К гадалке не ходи... Чего застыл, юнец?! Бой еще не окончен! К орудию, медузья душа!

Да не вопрос. Я вновь приник к прицелу, чтобы увидеть, как бортовой залп спонсонных орудий разнес в клочья борт чуть развернувшегося после моего удара пирата. В визир отчетливо видно внутренности развороченного каботажника... словно его пилой вдоль разрезали. Тупой такой, ржавой пилой. Я увидел разгорающиеся пожары, дым и пар, валящий из разорванных трубопроводов. И падающие вниз обломки вперемешку с фигурками людей.

Вновь вздрогнула палуба под ногами от слитного залпа десятка орудий, и остатки дирижабля разлетелись в стороны, оставив в воздухе лишь пузырь купола с болтающимися под ним горящими обрывками и обломками... Готов.

Теперь второй... Где второй?!

Глава 11

Горечь расставания

Разобраться, куда делся второй дирижабль, чья туша совсем недавно выглядывала из-за атаковавшего нас каботажника, я не успел. Картинка в визире заскользила, постоянно ускоряясь, кажется, в машинном решили поддать жару, и "кит" рванул вперед, набирая скорость и высоту. Все, в визире прицела только небесная синь и облака...

— Угомонись, Кирилл. — На плечо опустилась тяжелая рука взмыленного, но явно чрезвычайно довольного Полукварты.

— А? — непонимающе протянул я.

— Сейчас поднимемся выше, и пусть попробует нас достать, — усмехнулся Иван. Но довольный блеск глаз сменился беспокойством, едва по палубе разнесся голос одного из наблюдателей.

— Пират в "перине"! Азимут — тридцать, превышение — двенадцать, расстояние — девяносто, скорость... девяносто узлов... идет бортом! Орудия в полном боевом... это "кит", старшина! Опознавательные знаки... не различаются.

Очевидно, наблюдатели с основных постов уже успели доложить на мостик, поскольку в тот же миг "Феникс", еле слышно застонав фермами, начал стремительно поворачивать носом от прятавшегося в облаках, той самой "перине", корабля, одновременно продолжая набирать высоту.

— Иголка! Доклад на мостик! Кормовые на товсь! Канониры, не спать, сучьи дети! — Иван блеснул налившимися кровью белками глаз и мотнул головой. — Кирилл! Бегом к третьему кормовому, охотник! Заменишь Степку... Бегом-бегом, я сказал!

Понеслась... Прогрохотав ботинками, я примчался к указанному Иваном орудию, у которого, откинувшись спиной на переборку, прямо на полу сидел бледный матрос, баюкая руку, основательно замотанную в уже успевшие пропитаться кровью бинты.

— Вишь как тряхнуло неудачно, — скривился он, заметив мой взгляд. — Рука под автомат попала. Давай вставай к прицелу и слушай меня. Сейчас покажем тихушнику, как на нас прыгать.

— Понял, — кивнул я и, прильнув к прицелу, зашарил визиром по небу.

Ага, вот он... действительно, "кит"... Но приказа открыть огонь так и не поступило. Вместо этого ожила "вопилка", и по огневой палубе разнесся голос капитана:

— Спонсонные в походное положение на раз... Это германский патруль.

— Флот Открытого неба... ну конечно, — сплюнул Степан. — Поняли, что каботажникам нас не взять, вот и нарисовались... с-суки.

— Роман, что за?.. — взревел палубный старшина.

— Да они только-только себя обозначили! Клянусь, не было там "распятой вороны", старшина! Вот ей-ей... Сенька, ты чего молчишь?! Ну скажи!

— Так точно, Иван Евсеевич, — загудел второй наблюдатель, — он только-только себя обозначил. А до того флага не было. И на куполе пусто...

— "Фартуком" прикрывался... наверняка, — тихо проговорил Степан, пока я с любопытством наблюдал, как расчеты возвращают орудия в походное положение. — Любят они такие шуточки.

— А зачем это им? — поинтересовался я.

— Эх ты, зелень, — покачал головой матрос и скривился. Очевидно, рукой неудачно шевельнул. — Вот вывели бы эти каботажники нас под выстрел германца, и амба. Абордаж, живых за борт, груз на продажу. А "фартук" нужен, чтоб какой-нибудь глазастик не углядел, что военный корабль разбоем занимается. Вот так.

— И что теперь? — удивленно протянул я.

— Да ничего. Не заладилось у хитрованов что-то. То ли германец опоздал, то ли пираты нас слишком рано догнали, а может, мы вояк быстро заметили, в общем, разойдемся бортами, словно ничего не было.

— Вот так просто?!

— А ты что хотел? Остановиться, поболтать с их цурлюфт-капитаном за жизнь? — открыто, хотя и грустно усмехнулся Степан.

И я не нашелся с ответом... зато с вопросами таких проблем не было.

— И что, мы вот так просто разойдемся? А если германец сейчас саданет по нас полным бортовым?

— Ну ты же слышал, что капитан сказал? "На раз". — Степан осторожно поднялся на ноги. — Это значит, что спонсоны в походном, а орудия за ними в полной боевой. Один намек и... этот германец все-таки не линкор, а обычный патрульный... хоть и "кит". Так что справиться с ним нам вполне по силам.

На палубе воцарилась напряженная, тяжелая тишина. Расчеты замерли у орудийных постов, готовые в любой момент вернуть орудия в боевое положение... и только непрерывное бормотание наблюдателей, ведущих германца, нарушало общее выжидающее молчание.

— Степан, а что вообще германский патруль здесь делает? Мы же вроде бы рейх стороной обходим? — тихо спросил я.

— Под нами Эльзас, паря, — пожав плечами и дернувшись от боли в потревоженной руке, произнес мой собеседник с такой интонацией, будто этот факт все объясняет. Может быть, кому-то, но не мне точно.

— Старшина, патруль начал набор высоты... он уходит! — Голос наблюдателя не дал мне задать вертевшийся на языке вопрос.

А следом очнулась "вопилка":

— Отмена боевой тревоги, господа мои. Готовность два. Огневой палубе — перевести орудия в походное положение. Замки открыть.

— Все слышали? Так чего застыли? Работаем, медузьи души! — зычно проорал Полукварта и повернулся в нашу со Степаном сторону. — Кирилл, проводи Степана к медику. Нечего здесь переборки кровью пятнать.

Получив приказ, мы с канониром переглянулись и, кивнув, отправились прочь с огневой палубы. Слова Полукварты будто послужили сигналом, народ зашевелился, загомонил, явно расслабившись. Заворчали механизмы станин, разворачивающих орудия, следом раздался лязг внутренних створок спонсонов, и прозрачный, но едкий, кисловатый дым от сработавшей взрывчатки сразу стал гуще, налился белесым цветом, расползаясь по палубе, но почти моментально исчез, втянутый натужно взвывшей вентиляцией.

Медик, тучный мужчина под пятьдесят, лысый как колено, встретил нас со Степаном во всеоружии. Стерилизаторы бурлят, операционная блестит — в общем, видно, что к бою готовился, точнее, к его последствиям.

— Вот, Еремей Михайлович, принимайте пациента, — прогудел Степан, кивком указывая на свою замотанную в бинты руку.

Толстяк хмыкнул.

— Опять ты... Как на этот раз угораздило-то, Степанушка? — со вздохом поинтересовался доктор, указывая канониру на затянутую белоснежной простыней кушетку. А когда тот уселся, принялся, не дожидаясь ответа, быстро разматывать промокшие бинты.

— Под тягу автомата заряжания угодил, — скривившись на миг, ответил Степан.

— Вот вечно ты куда-то не туда угодишь... а мне потом лечи. То синяки от полицейских дубинок, то триппер... — проворчал доктор, внимательно осматривая рану на руке матроса. Бросил взгляд в мою сторону. — Ну-ка, юнец, подкати-ка вон тот столик. Будем латать нашего невезучего... А ты не кривись! Уже привыкнуть должен был... сколько раз я тебе за последний год швы накладывал? Три? Четыре? Вот и пятый потерпишь. И скажи спасибо, что тяга кости не переломала, в пыль бы перетерла, тогда только ампутация.

— Ну спасибо тебе, Еремей Михалыч... обрадовал, — пробурчал побледневший канонир.

— Сиди смирно, горе луковое, — шикнул на дернувшегося Степана доктор, поворачиваясь к столику, который я только что подкатил поближе к кушетке. Еремей Михайлович зазвенел инструментами и склянками. — Ну-ка, юнец, подойди. Будешь ассистентом. Посмотришь, поучишься, в жизни точно пригодится.

Вспомнив краткий курс полевой медицины, прослушанный мною еще там, а заодно и собственные мучения на свалке, когда пришлось самому себя штопать кривой прокаленной иглой, я вздрогнул, но отказываться от урока не стал.

Проводив взглядом выходящего из медотсека юнца, доктор обернулся к бледному канониру и хмыкнул:

— А молодежь-то нынче покрепче нас будет, а, Степанушка? Даже нашатырь не понадобился. Хех, хорошо. Будет мне помощник, а то вашего брата в медотсек и палкой не загонишь. Шарахаетесь, как черт от ладана. Опять же, спирт целее будет, что тоже неплохо...

Глава 12

Раз кораблик, два кораблик

В просторной капитанской каюте царила тишина. Сам хозяин помещения и два его помощника сидели за рабочим столом и рассматривали расстеленную перед ними карту.

— Думаете, нас ждали? — первым разорвал тишину Ветров.

— Возможно, не нас конкретно, но то, что ждали, это точно. — Отвечать взялся первый помощник Семенов. Привычным жестом расправив пышные усы, он чуть помедлил и договорил: — Если бы знали, что груз пойдет на "ките", двумя каботажниками они точно не ограничились бы, даже при поддержке патрульного.

— Может, случайность? — пожал плечами второй помощник, но в голосе его не было и намека на то, что он сам верит в подобное "везение".

— Не похоже, — покачал головой Гюрятинич. — Будь это случайность, "селедки" не рискнули бы на нас лезть. Кстати, что с грузом, Илларион Ильич?

— Порядок. Тот груз цел. Снаряд угодил во второй трюм. Там пострадали два ящика для "Фини Женераль", но они застрахованы, так что неприятностей не будет. Пробоину залатали, давление выровняли... Мелочи, — ответил Семенов, вновь теребя пышный седеющий ус. — Меня больше беспокоит другое. Если эти господа так ловко вышли на наш маршрут, может, стоит сменить курс? А то сегодня пара каботажников, а завтра какой-нибудь линкор в гости пожалует...

— Резонно. — Капитан побарабанил пальцами по столешнице, уставившись куда-то в пустоту, но почти тут же встрепенулся. — Вот что, искать, через кого именно ушли сведения о грузе, будем по возвращении, а пока телеграфируем в Новгород, пусть без нас землю роют... и, раз уж наше инкогнито раскрыто, предлагаю сделать ход конем.

Подчиненные Гюрятинича переглянулись и приготовились слушать. Капитан "Феникса" хоть и был изрядно моложе своих подчиненных, но умом пошел в отца, а в хитроумии, что признавали оба помощника, давно перещеголял своего родителя.

Ветров вызвал меня через несколько часов после боя, как раз в тот момент, когда я ввалился после обеда в кубрик и с облегченным вздохом упал на койку, мечтая о долгом сне. Какая учеба?! У меня после трех часов ползания в "шкуре" по разгерметизированному трюму руки дрожали так, что за обедом вилку с трудом удерживал! И тут такой облом!

— Вставай-вставай, Святослав Георгиевич ждать не будет, — поторопил меня боцман, который и принес известие о том, что мой отдых откладывается на неопределенный срок.

— Встаю, Кузьма Николаевич, — нехотя проговорил я.

Боцман окинул меня долгим взглядом и, покачав головой, сунул в руку небольшую фляжку.

— Бодрячок. Один глоток, — коротко проинформировал он.

Я послушно свернул крышку фляги и приник к горлышку. Жидкость, оказавшаяся во рту, обдала свежестью с мятным холодком и покатилась по горлу, чтобы через секунду упасть в желудок огненным шаром. Честное слово, я почувствовал, как от порции этого адского зелья по телу прокатилась волна жара! Сон ушел, словно его и не было, а тело стало просто невесомым.

— Эка тебя разобрало, — усмехнулся боцман. Я протянул ему флягу, но он покачал головой. — Оставь себе, пригодится. Я у нашего эскулапа еще возьму. И да, Кирилл... будь осторожнее с этим зельем. Не больше одного глотка в сутки, и не больше трех раз подряд. Иначе сгоришь... Понятно?

— Понятно. Спасибо, Кузьма Николаевич, — кивнул я. — А... зачем?

— На всякий случай, — хмыкнул боцман, но, заметив мое недоумение, добавил: — Пригодится, уж поверь.

— Вот как? — протянул я. Что-то мне это как-то...

— Именно. Так что давай ноги в руки и бегом к Святославу Георгиевичу, — скомандовал боцман.

Ла-адно... Нищему собраться — только подпоясаться, так что меньше чем через десять минут я стоял перед каютой второго помощника. И не один...

— А ты что здесь делаешь? — спросила Хельга, с которой я столкнулся нос к носу.

— Святослав Георгиевич вызвал.

Дочь Завидича смерила меня подозрительным взглядом, фыркнула, вздернула носик и постучала в дверь.

— Входите. Оба. — Ветров, как обычно, был немногословен.

Я пропустил Хельгу вперед и скользнул в каюту следом за ней. Вежливый, да... Как я слышал, в древности люди таким образом проверяли, есть ли в пещере медведь. Понятно, что конкретно в этой пещере хозяин на месте... ну вот пусть на Хельге свой сарказм и отрабатывает, а я в сторонке постою. Тихонько.

— Прибыли, значит... Хорошо. — Ветров, не вставая с кресла, указал нам на диван. — Располагайтесь, беседа будет долгой...

Из каюты второго помощника капитана мы с Хельгой выходили чуть пришибленными.

— Ну что, бра-атик...

А нет, смотрю, уже оправилась... язва.