Элмер побагровел, сорвался на крик. В ответ ему припомнили другие показушные мероприятия и... про скандал со срывом уроков как-то позабыли. Не быть несчастному Элмеру Миду "учителем года". Вон как перья с него летят...
Анна Стефани не участвовала в обсуждении. Сидела молча, в глубокой задумчивости. Вспоминала, как в беседе с Бобби упомянула об "игре с треуголками", за которой застала ее сестру. "Твоя сестра — великий теоретик", — пошутила она тогда. "Тю...", — пожала плечами Бобби, — "Это же глазовидно... ой, очевидно". Анна попыталась поймать ее на слове. "Покажи!" Бобби вырвала листок из тетради, оторвала от него кусок в виде треугольника. "Сгибаем. Все углы вовнутрь, друг к дружке. Вот так!" Анне оставалось только развести руками. В самом деле: наглядно и убедительно. Евклид отдыхает, нервно покуривая в сторонке.
Услышала заключительные слова Элмера. Он, как обычно, сумел выйти сухим из воды.
— Благодарю коллег за принципиальную и конструктивную критику! Я учту ее в своей работе. Что же касается сестер Винер... кх-м... я позволю себе вернуться к повестке дня, не возражаете? Они завоевали большую популярность в нашей школе. Чтобы ее поддерживать, предполагаю, будут каждый раз отчебучивать что-то новенькое. Впрочем, Анна обозначила им допустимые границы для проделок. Новых эксцессов, думаю, можно не опасаться.
Вечер. Уроки давно закончились. Время для отдыха или игр. Отчего же дети толпятся в школьном вестибюле? Даже многие старшие — шестиклассники, и те здесь. Сквозь узкие высокие окна льется закатный оранжевый свет. В нем искорками пляшут пылинки. На нижних ступенях лестницы стоят навытяжку сестренки Винер, обалденно одинаковые и симпатично-нахальные.
— Старинная песня! — возглашает одна.
Вторая делает романтично-трагическую рожицу.
— Про первую любовь!
Катя, стоящая в первых рядах слушателей, незаметно подмигивает сестрам. Она вчера помогала им переводить этот текст с англика на тонго. Двойняшки притворяются, что не замечают ее. Обе поднимают взоры к потолку, вроде как от избытка нахлынувших чувств.
Вокруг наступает благоговейная тишина. Петь сестры начинают тихо и проникновенно, каждую строчку по очереди.
Я помню чуднОе мгновенье,
Разволновавшее кровь -
Как неземное виденье,
Первый намек на любовь...
Карие глаза сестренок загораются вдохновением... они продолжают хором, громко и пафосно. Голоса их звенят, отражаясь от стен и высокого потолка:
Свиньям ты пойло носила,
Чистил я скотный сарай.
На ногу ты мне наступила,
Будто совсем невзначай!
Тебя я, дурёху, лопатой
Нежно огрел по спине.
Ты крикнула: "Черт конопатый!"
И улыбнулася мне...
Поздним вечером, когда на небе замерцали первые звезды, Анна и Элмер вместе вышли из здания школы. Им еще о многом надо было поговорить. В дальнем углу двора — месте для вечерних бесед, детские голоса негромко завели песенку, перемежая ее взрывами смеха.
Свиньям ты пойло носила,
Чистил я скотный сарай...
— Элмер! Тебе не кажется, что дети смеются над нами? И заводилами у них...
— Так оно и есть. Не обращай внимания. Главное, сестры Винер вышли из болезненной, странной самоизоляции, в которой находились с самого начала. У них появились друзья.
— А кто их недруги, ты не подумал?
— Ну, те болваны, с которыми их вместе выслали...
— Ты не пробовал выяснить: что вообще произошло? Две девочки, наделенные обостренным чувством справедливости, сумели дать отпор хулиганью. В результате, всю компанию, не разбираясь, кто прав, кто виноват, выкинули к нам. С ошибочной привязкой на местности. Несчастная случайность. Якобы. Тебе не кажется...
— Нет! — резко ответил Элмер. — Не кажется. Есть вопросы, которые лучше не задавать.
— Есть ответы, которые лучше не слышать. Но я скажу. Ты прав: хорошо, что у девочек появились друзья. Но их враги никуда не делись. Такие, что не остановятся ни перед чем.
— Не фантазируй. То была техническая неполадка, или... чья-то нелепая ошибка. С тяжелыми, к сожалению, последствиями. Думаешь: на Новтере все такие безгрешные? И, вообще, что за чушь... Подумай: две сопливки, от горшка два вершка... Откуда у них там появились... взрослые недоброжелатели? Столь ярые. И кто?
Анна мрачно молчала. С темнеющих небес скатилась падающая звезда. За ней еще одна...
* * *
Семья Джиля ужинала под низкий, протяжный гул небесных стрел. Так назывались снаряды, которые запускал Враг. Еще ни разу ни один из них не упал на населенный пункт. Вот, что значит: прочная оборона. Так заявил отец, грозно размахивая ложкой. Мама слегка нахмурилась, Дед (так показалось Джилю) тихо ухмыльнулся. Отец ничего не заметил.
— Сынок! Не забывай о священном долге! Когда вырастешь, встанешь в ряды защитников!..
— Да, папа... Я помню... — пробормотал Джиль и выскользнул из-за стола.
— Ты постой, дослушай!..
— Он всё понимает, — сказала мама. — Иди, сын, делай уроки.
— Придет день окончательной победы! Мы встанем с колен! Враг будет разбит! Запомните эти слова!..
Джиль закрыл за собой дверь столовой, и перестал слышать гневный голос отца. Почти бегом добрался до своей комнаты. Да, уроки. Да, конечно. Сегодняшняя победа — не окончательная. Будешь плохо учиться — не сможешь защитить родину от Врага. Но, главное сейчас — другое. Вынул рацию из тайника, который давным-давно устроил в комнате. Включил. Шепотом позвал:
— Эй... Хеди! Ты там?
— Ага. Рада тебя слышать. Добрый вечер, Джиль.
— Доброе утро! В школу собираешься?
— Да. У нас с тобой — полчаса.
Такие дела. Когда у Джиля утро, у Хеди уже вечер. И наоборот. Двое детей, разделенные расстоянием почти в половину окружности планеты, никогда не встречались. Никогда друг друга не видели. Всё, что им доступно — только разговаривать. Даже сейчас они почти ничего друг о друге не знали.
Вряд ли, в таких условиях, между ними могла возникнуть настоящая дружба.
Не говоря уже о любви.
4. СВОБОДА И НЕВОЛЯ
День X — 2
Новенькие объявились поутру. Лишь только отзвенел звонок с первого урока и детвора шумно, весело высыпала на школьный двор... так и возникли эти двое. "Толстый и тонкий". Пацаны — лет по десять. Один — плотненький, круглолицый, светловолосый. Левая рука на перевязи. Второй — долговязый, худенький, волосы с красноватым отливом, лицо в веснушках. Прихрамывает, его правая нога ниже колена заключена в металлический корсет. Полненький бережно поддерживает худенького друга под руку.
Взгляды у обоих напряженные. Другие дети держатся в стороне. Наконец, кто-то из младших издает робкий писк:
— Э...э-й! Железная нога...
И, как плотину прорвало.
— Железоногий и криворукий!
— Калеки!
— Два урода!
— Страшила Мудрый и Железный Дровосек, ха-ха!
Оба мальчика теснее прижимаются друг к другу. Кольцо детей вокруг них сжимается. Школьная охранница Лейсан с хмурым лицом спешит на помощь. Но Теона Винер опережает ее. Проходит сквозь толпу ребятишек, которая молча расступается. Кидает в толпу сердитые слова:
— Оставьте их в покое. Поломать руки-ноги — с каждым может случится.
Обращается к мальчикам:
— Пойдемте, расскажете. Как выбрались? Вы нашли наш костер? Страж говорил, что оставил его для вас.
В углу двора, у знаменитой песочной ямы имени "Отрицательных персиков" начали процедуру представления.
Как оказалось, "толстого" звали Сим, "тонкого" — Тим. До этого сестры знали обоих только в лицо. Как объяснила Бобби:
— Мне некогда было знакомиться, пока вы кидали меня по кругу, а потом подвешивали на дереве. Тея тоже была занята — выручала меня. Давайте теперь. Роберта Винер. Моя сестра Теона. Можно: Бобби и Тея. Это — наша подруга Катя.
— Симон.
— Тимофей.
Наступило молчание. Затем Тим серьезно и торжественно сказал:
— Однажды, действуя по невежеству и недомыслию, мы причинили Роберте Винер страдания и тяжкое оскорбление. Наша вина велика, и так же велико желание ее искупить.
Сим понурился. На бледном лице Тима особенно ярко стали видны веснушки. Он переводил взгляд с одной близняшки на другую.
— Долг возвращен признанием, — ответила Бобби традиционной новтеранской формулой прощения.
Тея буднично добавила:
— Всё. Проехали. Давайте поручкаемся.
После обоюдного пожимания рук, мальчишки рассказали, что никак не ожидали очутиться на Ферне вот так: в мгновение ока. Сим был в гостях у Тима, они играли в "Звездных странников", как вдруг... В одних трусах, да майках и босиком. Участь, от которой Зомбик предусмотрительно уберег сестер.
Костер мальчишки увидели издалека. Яркое пятно в ночи. Хороший ориентир. Всё бы ничего, но когда затряслась земля, то дерево поблизости зашаталось и рухнуло. Погребя под переплетением ветвей обоих пацанов. Сим оказался ранен не так серьезно и, действуя одной рукой, сумел вытащить Тима.
— Мы землетрясение проспали, — вставила замечание Тея. — Хорошо, что на нас ничего не упало. Повезло двум дурам. А по утру прилетел Страж...
Она умолчала о том, как Бобби лазила на дерево и как Страж снял ее оттуда. К чему хвастаться подвигом сестры, если он вышел напрасным?
— ...Страж выкинул нас у города. Он еще говорил, что за вами — ему не к спеху. Как же вы без него?
Сим ответил:
— Я понял, что Тимоха идти не сможет, и сделал волокушу. Из сучьев и прочей лабуды.
— С одной рукой? — удивилась Катя.
— У меня-то обе руки остались здоровые, — усмехнулся Тим. — Я рвал на полосы наши майки... Зубами. Связывал узлы. Чтоб вся эта хрень не развалилась. Хорошо — мерзкая лунища светила, как прожектор. Потом я взгромоздился... Сим впрягся и дотащил меня до вашего костра. Пыхтел и хрипел он здорово...
Сим молча погрозил другу кулаком. Тот сделал вид, что ничего не заметил, и бодро продолжил:
— ...Следом заявилось это чучело. Страж. Забрал нас. В больнице нас подремонтировали и... сюда. Тоже среди ночи! Наутро — подъем и на урок. Страшная судьба. На какой планете не оказываешься, тебя запихивают в школу!
Приятели попали в класс Кати. Утром обоих привела Лейсан и усадила на заднюю, свободную парту.
— С корабля на бал, — усмехнулась Катя. — Привыкайте. Тут у нас не просто.
Разговор зашел о том, что из школы нельзя свободно выйти. Тея вызвалась показать, что если ты живой, теплый, и в груди твоей стучит гордое и смелое сердце, то фиг ты пролезешь через невидимый силовой забор. А вот камень, щепку, яблочко — кидай в свое удовольствие. Улетит за милую душу. Она достала из кармана жилетки яблоко, с сожалением полюбовалась на него, жадно откусила сбоку... Размахнулась, и выкинула яблоко наружу. Хотела выкинуть.
Надкусанное яблоко, описав в воздухе замысловатую траекторию, с той же скоростью вернулось обратно. Оно шлепнулось бы наземь, но Сим ловко подхватил его здоровой рукой, и с насмешливым поклоном вручил Тее. Катя еще никогда не видела близняшек такими сконфуженными.
— Честное слово! Раньше всё получалось! — Бобби изо всех сил старалась оправдать сестру.
Мальчишки, для пробы, швырнули несколько камешков, и тоже получили их назад.
— Да, верю я. Верю, — утешил девочек Сим. — Просто вы перемудрили. Мой дедушка (Оккам его фамилия), говорил, что не надо искать страшное колдовство там, где налицо элементарное жульничество.
Сестры переглянулись.
— Сдается мне, что нету у тебя никакого такого дедушки, — заявила Тея.
Катя прыснула.
— Сим пошутил. Оккам был ученый. Он открыл, что чем проще объясняешь что-то непонятное, тем больше шансов, что объяснение — верное.
— Точно, — подтвердил Сим. — Говорите, раньше получалось швыряться всякой дрянью?
Сестры уныло кивнули. Тим мягко сказал:
— Самое простое объяснение ваших первых опытов вот какое. В момент, когда вы что-то бросали — кто-то выключал силовой щит школы. Сейчас он этого не делает.
— А зачем же... он делал это раньше?! — вскричали сестры.
Глаза у Кати округлились. Сим прикрыл рот ладонью, вроде как скрывая ухмылку.
— Развлекался, — ответил Тим.
— Лейсан... — прошептала Тея. — Лейсан, зараза, мать ее так...
Бобби с кривой ухмылкой добавила:
— Она еще как-то вякала, что самая большая свобода — это здесь.
День X — 1
"Это становится традицией", — подумала Анна Стефани. — "Вечерние беседы под ореховым деревом". Чем Тея удивит на этот раз?
Девочка улыбнулась ей. Анной овладела нерешительность. Будет очень неловко, если она ошибется. И нельзя ни в коем случае даже краешком глаза взглянуть на сканер. Так похожий на наручные часы.
— Как дела... Бобби?
— Хорошо. Как вы угадали, что я — Бобби?
— Ты сперва улыбаешься, потом говоришь. А твоя сестра — наоборот.
— Я ей это скажу. Вдруг ей понадобится притвориться мной, а она не сможет.
— Конечно, скажи. И есть еще одно различие. Ты по натуре — художник. А Тея — математик.
Бобби задумчиво подергала прядку темных волос на лбу. Но никак не прокомментировала утверждение Анны. И, похоже, ждала продолжения.
Анна решилась. Этот вопрос запрещалось задавать детям. И в сопроводительных документах, пересылаемых с Новтеры по субэфирному каналу, сведения об этом всегда отсутствовали.
— Бобби... Скажи мне... Кто твои родители?
— Папа, Гораций Винер — прораб. Мама, Нойс Винер — домохозяйка. В Олдемине мы жили по адресу: улица Черной Воды, дом 25...
Девочка отвечала уверенно — так твердят заученный урок. Адекватный семилетний ребенок обязан знать, кто его мама и папа и где он живет.
— ...А на Новтере: Коммуна Отступников, дом Ватанабо.
Анне показалось, что либо она ослышалась, либо Бобби что-то путает.
— Подожди. Я не поняла. Как далеко от Олдеминя до Коммуны... как их там... Несогласных?
Бобби пожала плечами.
— Ху... кто его знает! Кевин, ой... то есть Наставник Ватанабо говорит, что измерять расстояние от Мира до Новтеры — всё равно, что измерять расстояние между двумя кляксами на оконном стекле. Когда одна — на внутренней стороне, а другая — снаружи...
Бобби растерялась, заметив неподдельное изумление учительницы. Обычно такой уверенной и хорошо владеющей собой.
— Ой... Я опять что-то ляпнула?
— Нет. Всё в порядке. Просто твой рассказ меня удивил. Настолько интересный. Если тебе не трудно, то продолжай...
Так Анна Стефани стала вторым человеком на Ферне, узнавшем о существовании Мира.
— ...Значит, Мир — это планета? Она больше чем Ферн или Новтера. Почему ты так думаешь?
— Горизонт дальше, — простодушно объяснила Бобби.
— И... Мир, он же — огромный и единственный материк?
— Да.
— Хм... Экономно. Раз он один, то зачем изобретать ему особое название.
— Есть еще остров. На западе, за проливом...
Остров тоже оказался не просто "остров", а Остров с большой буквы. Как и Пролив, именуемый еще Рубиконом. И, как выяснилось, многие десятилетия Остров правил фактически половиной Мира.
