— Конечно. Офицеры полка очень хорошо относятся к мальчику и постоянно с ним занимаются как военными науками, так и школьными дисциплинами. Начальник штаба полка, подполковник Туляев утверждает, что Дима легко способен сдать экстерном экзамены за гимназический курс.

— Хорошо, я завтра поговорю с подхорунжим Бредихиным.

— Только не нужно наказывать мальчика! — встревожилась Ирина Георгиевна.

— Ну что ты, родная! Наказывать мальчика я, разумеется, не стану, но служить во дворце ему нельзя. Не приведи господи, пойдут толки — и на репутацию семьи ляжет пятно. Это, как понимаешь, излишне.

* * *

На следующий день я работал в кабинете, и в кабинет заглянул Андрей Ефимович:

— Прибыл подхорунжий Бредихин.

— Пусть войдёт.

Входит подхорунжий, представляется по всей форме. Вот он передо мной. Действительно, на вид неплохой парень. Рослый, сложен правильно, форма подогнана идеально, весь такой аккуратный. Лицо умное, глаза ясные, взгляд прямой, твёрдый. И скажем прямо: жизнь этого парня не баловала. В свои восемнадцать он выглядит на все двадцать пять.

— Знаешь, зачем я тебя вызвал?

— Надо полагать, из-за моего отношения к великой княгине Надежде Петровне.

— Отчего ты так думаешь?

— Иных причин снизойти ко мне у Вас нет,

— Умён, а всё равно дурак. Как тебя угораздило влюбиться в царевну?

— Сердцу не прикажешь, Ваше императорское величество.

— Бранить, а уж тем более наказывать тебя не за что, . Но и служить здесь тебе нельзя. Понимаешь почему?

— Так точно, . Чтобы не возникло кривотолков.

— Это верно. Но я хочу тебе помочь, подхорунжий Бредихин. Вряд ли твоей мечте суждено осуществиться, однако я дам тебе шанс устроить собственную жизнь и возвыситься.

При этих словах боец передо мной подтянулся, хотя куда уж больше. Понимает, что решается его судьба, а я продолжаю:

— Подхорунжий Бредихин выбирай любое учебное заведение империи, только не в столицах и не в Крыму. Тебя туда зачислят без экзаменов. И первый год тебя не будут строго спрашивать, чтобы ты смог подтянуть свои знания. Даю тебе сутки на размышления.

— Не нужно суток, Ваше императорское величество! Я выбираю Симбирскую Военно-Воздушную академию.

— Ну ты и жох! Ты не знаешь, что туда принимают только после полного курса авиационного института или профильного техникума? Но слово сказано, иди получать проездные документы. Вопросы есть?

— Так точно, Ваше императорское величество! Но сначала уточнение: я как раз готовился сдавать экстерном экзамены в Тихвинский авиационный техникум, с тем, чтобы поступить в Академию.

— Ясно, ты просто использовал случай. Дельно, одобряю. Задавай вопрос.

— Какой чин или какое достижение Вы, Ваше императорское величество, сочтёте достаточным, чтобы я получил право ухаживать за царевной Надеждой?

— А ты наглый и упорный человек, товарищ Бредихин... Впрочем, я это ценю. Хорошо. Чин — подполковник, а достижение... Вот станешь основоположником научного или технологического направления, тогда у тебя появится шанс.

И тут произошло удивительное: мой визави, и до того чувствовавший себя не слишком стеснённым, ещё сильнее воспрял.

— Ты чему обрадовался, подхорунжий?

— Как мне не радоваться, , когда у меня уже есть такая задумка, и её весьма одобрил.

— Вот чёрт тебя задери совсем! Что за идея? — рассердился я — Да не стой столбом, проходи, садись за стол, вот тебе карандаши, бумага, рассказывай, и рисуй пояснения.

Подхорунжий сел за стол, придвинул к себе стопку бумаги и начал рисовать, давая пояснения по ходу:

— Задумка, Ваше императорское величество, именуется авиационным газотурбинным двигателем. Схема выглядит так...

Бредихин начал рисовать схему газотурбинного двигателя чёткими и скупыми штрихами.

— С кем-то консультировался по поводу двигателя?

— Так точно! Как я уже докладывал, консультировался с инженером Павлом Дмитриевичем Кузьминским. Он строит судовой или стационарный газотурбинный двигатель, а я мечтаю о другой его разновидности, об авиационной. Убеждён, что газотурбинный двигатель обеспечит будущее авиационной отрасли. Признаться, Павел Дмитриевич звал меня в свою группу, но я на службе...

— Понял. Значит от тебя избавиться не получится. Меняю своё решение. Учиться будешь на Моторном факультете , в свободное от учёбы и службы время рекомендую сотрудничать с инженером Кузьминским. Я знаю об этом человеке и о его работах. Раз такое дело, финансирование его работ будет увеличено. Работы по своему двигателю начнёшь в конструкторском бюро Кузьминского — я повышаю статус его работ, а у тебя будет самостоятельный сектор. Но помни, дружок: это твой случай, и если оплошаешь — другого не предвидится.

— Понимаю, Ваше императорское величество.

Всё. Свободен. На выходе попроси секретаря заглянуть ко мне.

Спустя минуту я давал поручение Андрею Ефимовичу:

Молодой человек, только что покинувший мой кабинет, весьма непрост, и обладает значительным потенциалом. Надо ему помочь. Дайте указание обеспечить его документами для поступления в Военно-Инженерную академию. Это для его полковой канцелярии и для академии. Второе: дайте указание техническому отделу Военно-Воздушного флота взять на финансовое и все другие виды обеспечения конструкторское бюро инженера Павла Дмитриевича Кузьминского, бюро его находится при Балтийском заводе. Отправьте письмо морякам, пусть не беспокоятся: Кузьминский как работал в интересах флота, так и продолжит. Просто при его КБ будет ещё и авиационный отдел. Да и газотурбинные двигатели Кузьминского в первую очередь пойдут на перспективные авианосцы, а только потом на остальные корабли флота. В общем, успокойте. Кстати, как вам этот Бредихин? И присаживайся, пожалуйста, Андрей.

Андрей уселся за стол, подумал, побарабанил пальцами по столешнице и только тогда ответил:

— Если одним словом, то понравился. Чем-то он мне напомнил меня самого десятилетней давности.

— Вот! А я-то думаю, кого же он мне напоминает! Слушай, а он тебе не родственник?

— Я уже проверил: и близко нет. Мальчика подобрали в районе Курска, где полк проводил карантинные мероприятия.

— Ишь ты... Впрочем, внешнего сходства, и правда, нет, а вот характерами вы похожи. И раз уж зашел разговор о характерах, скажи Андрей: не хочешь ли ты заняться чем-то самостоятельно, не засиделся ли в секретарях? Поясняю: ты мой друг, даже больше чем друг или родственник. Тебе я полностью доверяю, и считаю главной своей опорой в этом мире. Но если ты желаешь заняться каким-либо делом, благословлю на него без раздумий и сомнений. Я знаю, что тебя звали к себе Меншуткин и Менделеев, может тебе там будет интереснее?

— Спасибо за лестные слова, Пётр Николаевич, я тронут. Меня действительно влечёт химия, но я выбрал себе отрасль: теоретическая химия. Это в основном расчёты, а когда нужны практические опыты, то в Университете всегда охотно идут мне навстречу и проводят серии экспериментов любой сложности и длительности. Вы ведь знаете о том, что-таки созданы материалы для верхней одежды и женских чулок, которую Вы авансом назвали нейлон.

— Да, помню, давал такой заказ.

— Вам будет любопытно узнать, что основная работа по подготовке к синтезу этих веществ была проведена теоретически, при помощи расчётов, производимых вот эти аппаратом.

И Андрей пальцем постучал по своему лбу.

— Поражён. Я и не знал, что подобные вещи можно рассчитывать заранее.

— Я и сам не знал, но не зря же я учился в Университете. Научили. Я не хочу покидать свой пост, Пётр Николаевич. Для удовлетворения моего невеликого научного любопытства достаточно и свободного времени, а должность Вашего секретаря мне очень сильно облегчает жизнь: Вы бы знали, как все бросаются выполнять мои просьбы...

— А ты коварный тип, Андрей! — рассмеялся я — Извини, это нервное. Я очень рад, что ты остаёшься моим крепким тылом. Знаешь как важно, что кто-то прикрывает твою спину?

— Знаю. Мою спину прикрываете Вы, и я отвечаю тем же.

* * *

Наутро мне доставили телеграмму: в Стамбуле попытка государственного переворота, султан заблокирован в одной из крепостей на побережье Босфора.

— Андрей Ефимович, срочно телеграмму командующему Черноморским флотом: не теряя ни секунды выдвинуть ударную авианосную группу в район Проливов, для обеспечения безопасности Его императорского величества султана.

— Сейчас отправлю.

Андрей вышел, и через несколько минут вернулся:

— Телеграмма отправлена, я по телеграфу имел короткий разговор с начальником штаба Черноморского флота.

— Что он сообщает?

— О замятне в Стамбуле они узнали ещё ночью: одному из офицеров частным образом телеграфировал его родственник из Стамбула. Он сообщил, что дворец султана захвачен бунтовщиками, но сам он сумел укрыться в прибрежной крепости. Русское и германское посольства блокированы военными, все линии связи отключены, но на штурм никто не идёт. Командование флота отдало приказ о приведении флота полную боевую готовность, и подготовке к боевому походу, в ожидании Ваших распоряжений. Вот бланки телеграмм.

Превосходно! Андрей Ефимович, держите руку на пульсе, докладывайте обо всех изменениях. И теперь вызовите ко мне министров обороны и иностранных дел.

— Уже исполнено, Пётр Николаевич. Обещают быть в течение часа.

-Ну, хорошо. Хочу также видеть начальник Главного Разведывательного управления, оповестите его, пусть несёт всё, что у него имеется по Турции. Интересная картина: для меня этот бунт является полнейшей неожиданностью, неужели не было никаких сигналов, и вообще, на своём ли месте начальник ГРУ? И после нашего совещания пусть мне по закрытой связи позвонит Власьев, хочу кое-что с ним обсудить.

Через час ко мне одновременно прибыли все три человека, которых я хотел видеть. Несколько минут тратим на формальности, а потом я задаю самый важный вопрос дня:

— Для начала, товарищи, я хочу разобраться: почему мятеж в Стамбуле стал для нас полнейшей неожиданностью?

— Не совсем неожиданностью. — возразил министр иностранных дел, Николай Карлович Гирс. Я имел честь докладывать Вам, что власть султана Абдул Хамида Второго нестабильна и в стране имеется значительное недовольство его политикой. В частности многие недовольны его излишним усердием в насаждении ислама, причём даже там, где прежние владыки Блистательной Порты проявляли мудрость и веротерпимость. Это усердие тем более непонятно, если помнить об атеистических воззрениях Его величества султана. Меморандум Министерства иностранных дел я Вам вручал лично, но речь в нём не касалась военных — в эту область мои сотрудники не вторгаются, разве что случайно или по особому указанию.

— Помню. Действительно в тех материалах ситуация не выглядела угрожающе. Я спрошу о другом: в беседах со мной султан Абдул Хамид уверял, что смягчит свою внутреннюю политику. Он лукавил?

— Лукавил, и весьма значительно. В Турции участились столкновения на религиозной и межнациональной почве, особенно между турками и армянами. Я вовсе не собираюсь утверждать, что армяне всегда и во всём правы, но то, что правительство не навело порядка, очень показательно. Обращаю Ваше внимание: брожения в обществе усиливается, несмотря на упразднение практически всех внешних долгов Османской империи, оживления её промышленности и торговли, а также на фоне отсутствия каких-либо внешних угроз.

— Значит дело в дурном управлении?

— Именно в нём, Ваше императорское величество. Агенты сообщают, что мздоимство среди османских чиновников достигло неимоверного размера разве что не поднялось до уровня Китая. Не знаю как в армии и на флоте, но гражданская администрация разложена повсеместно. То есть, брожения в обществе наблюдаются давно. Следует отметить, что по мнению очевидцев, в турецком обществе сложился некий образ будущего правителя — эдакая твёрдая рука, способная обуздать чиновничество, но с широкими взглядами.

— Понятно, Николай Карлович, а что скажут товарищи военные?

— Начну я, Пётр Николаевич. — кивнул Гурко — А начальник ГРУ генерал-майор Владимир Николаевич Филиппов посвятит нас в современное состояние дел. Нет ли у Вас возражений, Пётр Николаевич?

— Слушаем Вас, Иосиф Владимирович.

— В период подготовки к Балканской войне и в ходе неё, я изучал состояние турецкой армии, и отрасли хозяйства, соприкасающиеся с армией. И одними из главных объектов изучения являлись боевой дух турецкой армии и его основа. Если совсем сжато: фигура царствующего султана, уже к прошедшей войне, перестала быть сакральной не только для штаб-офицеров и генералов, но даже и для обер-офицеров, и значительной части солдатской массы.

— Вы полагаете, , что это Ваше наблюдение относится к особе правящего султана, или же к турецкой монархии вообще?

— Таковые настроения, по твёрдому моему убеждению, относятся именно к особе действующего ныне султана, и это совершенно определённо.

— Объясните Вашу мысль подробней, Иосиф Владимирович.

— Охотно. Проблемы, которые угнетают процветавшую доныне Османскую империю, при предыдущих правителях копились, а те, что становились явственными, касались всего лишь отдельных категорий населения, даже не всех сословий. Но с приходом к власти султана Абдул Хамида Второго, все проблемы и противоречия существовавшие до того тайно, постепенно всплыли и обнажились. Естественно, люди стали винить в своих бедах не того, кто действительно виноват, или при ком зародились эти беды, а того, при ком эти беды коснулись каждого.

'Любопытное наблюдение — подумал я — Хрущёв сломал хребет коммунистической идеологии, а Брежнев не стал лечить зияющую рану, одурманивая народ опиумом успокоительных речей. Черненко при всём желании, не смог бы ничего сделать чисто физически, ибо был гальванизированным трупом, а явный враг коммунизма Андропов не успел ничего сделать во вред стране, поскольку издох очень быстро. Но народ всего этого не знал, а потому в крахе своей державы обвинил не предателей, царствовавших до того, и не себя самого, коллективно потворствовавшего разложению идейной основы страны. Обвинили во всём Горбачёва — болвана и тупицу, даже в конце жизни не понявшего, что он делает, что он стал марионеткой в грандиозном спектакле агонии СССР. В Османской империи, похоже всё происходит по тому же сценарию, только значительно медленнее. Не помню, когда рухнула империя Османов, очень уж плохо я учил историю, но что это было вскоре после Октябрьской Революции — точно. Где-то восемнадцатый или девятнадцатый год. Кто тогда правил в Турции? Чёрт его знает! Единственный правитель Турции, которого я помню был Ататюрк, но и его я при всём желании сейчас не отыщу, поскольку Ататюрк это почётное наименование, данное едва ли не после смерти деятеля. Хорошо нормальным попаданцам — они или компьютеры с собой таскают, причём со сведениями именно по нужной эпохе, либо сами всё помнят похлеще любого компьютера. А ты тут мучайся, не зная даже имён царствующих особ.

— Благодарю Вас Иосиф Владимирович, послушаем теперь начальника Главного разведывательного управления. Первый вопрос, на который я хочу получить ответ такой: генерал-майор, почему я не знаю о подготовке к государственному перевороту в дружественной стране, у своего стратегического партнёра?