Третий шаг. Книга 5. Иллюзия реальности

Астрофизические зонты, отправленные еще при подлете к Шару, упорно молчали. За прошедшее время они успели отлететь на приличное расстояние от "Элеоноры". Решили их уничтожить, для чего пришлось послать высокоскоростные самонаводящиеся ракеты-убийцы.

Ник Улин посетовал, что тем самым экспедиция собственными руками лишает себя возможности понять, что происходило с Шаром в период от его обнаружения до подлета к нему "Элеоноры". У Алексея Сковородникова непроизвольно вырвалось:

— Так и было ими задумано.

— Кем — ими?! — удивленно встрепенулся квартарец.

Сковородников не знал, что сказать. Не было у него никакого продолжения! Вылетевшие слова пришли, казалось, ниоткуда, а то, чем они подкреплялись, застряло по дороге. Ник Улин задал тогда много вопросов, но он лишь растерянно разводил руками.

— Ты и неудачу нашему первому "Ягуару" предсказал, — вспомнил квартарец. И, подумав, добавил: — И Медузу нам опять не удалось исследовать. Тогда, в Четвертой экспедиции также возникала масса всевозможных препятствий...

Алексей Сковородников лишь неопределенно пожал плечами. Что он мог сказать?

После этого Ник Улин стал частенько устремлять на него настороженные взгляды, словно ожидая новой каверзы.

Возвратившемуся "ягуару" устроили торжественную встречу. Немного подпортил ее сам Яфет. Непривычный к всеобщему вниманию и дифирамбам, он засмущался и, воспользовавшись первым же удобным моментом, сбежал в свою каюту. Его затворничество, впрочем, длилось недолго — почти сразу же его фантом вновь повис над головой Ника Улина. В отличие от людей, холе не нужен был отдых от запредельных физических нагрузок.

Долгие шесть часов продолжалась медицинская процедура выведения экипажа "ягуара" из анабиозного состояния. Когда же они пришли в сознание и отпали последние подозрения в их нездоровье, "Элеонора" наполнилась шумом рукоплесканий. Кому предназначались овации — проснувшимся ли астронавтам, медикам ли, продемонстрировавшим высочайший профессионализм, или все тому же Яфету — было не ясно. Возможно, сразу всем. Заодно и счастливому жребию, отведшему беду. А также забрезжившейся надежде, что удастся перебороть трудности, воздвигнутые хозяевами Шара.

Прошло оповещение о получасовой готовности к сеансу мгновенной межзвездной связи. По тому, что не последовало никакого оживления информационных экранов, Алексей Сковородников понял, что ни для кого это не было неожиданностью. Гибель людей требовала незамедлительного доклада о случившемся диспетчерской службе Межзвездного Флота. Благов, вероятно, оттягивал эту неприятную обязанность до последнего.

На сей раз львиную долю времени, пока поддерживался надпространственный канал связи, потратил старпом — уведомления об обстоятельствах смерти астронавтов и дальнейшей судьбе их тел должны были проходить в диалоговом режиме, с обязательным повтором полученной информации. Почти полчаса общался со своим далеким начальством Рональд Грей. Поэтому для передачи личных сообщений каждому выделили всего по две минуты. Сковородников хотел было отказаться от своего времени в пользу Ника Улина, но ему заявили, что он обязан лично засвидетельствовать то, что жив и здоров. Тогда он послал короткий привет Синину, первому человеку, с которым говорил на Яшаре после воскрешения.

Последующие дни были посвящены завершению утилизационных работ.

Вскоре лишь два космоплана методично жгли термолучами остатки приемного экрана да неслись в неведомые дали смертоносные ракеты, нацеленные на умершие астрозонты. И, конечно, на поверхности Шара, рядом с полученным отверстием в квантитной оболочке "ядра" лежало то, что совсем недавно было некрасивым, но сложным и многофункциональным техническим устройством, называемым "Проникателем".

Для его уничтожения был послан специальный аппарат. Коснувшись поверхности Шара, он выпустил с десяток подручных роботов-утилизаторов. За несколько часов они превратили былой "Проникатель" в кучу пыли. Алексей Сковородников обратил внимание, что один робот бродит по окрестностям, и понял, почему: выискивает останки размещенной ранее осветительной и телевизионной аппаратуры.

Команда-22, забытая своим начальником, герцогом Лусонским и потому предоставленная самой себе, старалась поспеть повсюду. Алексей Сковородников, впрочем, отслеживал новости вполуха, основное время бодрствования посвящая учебе. Сухая теория требует практики, и Яфет с удовольствием помогал ему, водя по многочисленным лабораториям "Элеоноры" и заставляя самолично экспериментировать. Все астронавты души не чаяли в холе и по первому его требованию давали Алексею необходимые пояснения, разрешали пользоваться капризными приборами.

В лаборатории звездолета доставили множество состарившихся образцов материалов и технических узлов. Большинство членов экспедиции занялось их изучением. Вопрос, какому интервалу времени было эквивалентно воздействие энтропийной волны Шара, решили довольно быстро: 400-440 миллионов лет. Огромный промежуток времени! За такое время не только рассыпаются в прах планетарные горные хребты и пересыхают океаны, но гаснут или взрываются неустойчивые звезды, лик галактик изменяется до неузнаваемости...

Вырвавшись в Большой Космос, люди привыкли оперировать в уме большими промежутками времени, забывая, что за один только век необратимо ветшают и стареют все окружающие их изделия. Даже ювелирные золотые украшения становятся хрупкими, с большим трудом поддающимися ремонту.

Любое явление требует от человека правдоподобного объяснения, и природа энтропийной волны захватила умы элеонорцев. В живом журнале звездолета обсуждалось множество гипотез на этот счет.

— Процессы старения макроскопических тел, — объяснил Ник Улин холе на очередном фантом-собрании в своей каюте, — это не просто внесение неопределенности. Энтропийная волна при пристальном рассмотрении оказалась весьма сложной штукой, несущей в себе необозримое множество программ включения-выключения разнообразных физических и химических процессов. Вот тебе умозрительная аналогия: превращение птенца в мумию давно жившей птицы. Надо не только засушить бедного птенчика, но сперва сделать так, чтобы он вырос и стал взрослой особью, чтоб состарился и умер естественной смертью, и его трупик засох. Как это сделать, применяя только инструмент квантовых когерентностей, — уму непостижимо.

— Но ты же говорил, что разберетесь, — негодовал Яфет.

— Говорил. Много чего, бывало, говорил. Надеялся, что разберемся. Не получается. На уровне механики — еще куда ни шло, но далее... — Ник Улин обреченно махнул рукой.

— Что значит — на уровне механики?

— Представь, что ты засыпаешь яму галькой. Можно просто высыпать всю груду камней из тележки. А чисто теоретически можно пойти иным путем: заранее рассчитать, как и куда упадет каждый камушек, раздать разным людям и заставить их кинуть свои камни на требуемое место в требуемый момент времени.

— Ничего не получится!

— Трудно, но теоретически возможно. А вот когда требуется учесть еще и физико-химические процессы, протекающие в камушках, тогда — да, задача становится принципиально нерешабельной.

Проникнувшись важностью задачи, Яфет пропал в своей каюте почти на сутки. Думал. А когда вновь вышел в свет, объявил, что создал новую теорию, согласно которой эффект старения материальных предметов достигался наложением множества — в идеале бесконечного числа — волн квантовой когерентности. "Ядро", по его словам, было нашпиговано генераторами когерентностей, как огурец семенами. Итоги своих научных изысканий он изложил на бумаге и ходил по звездолету, предлагая почитать каждому встречному. Ник Улин, поморщившись, молча вернул ему старательно исписанные листочки.

— Что такое? — забеспокоился Яфет. — Ты считаешь, что я не прав?

— Полагаю, что не прав.

— В чем именно? Объясни!

— Всегда все рассуждения следует начинать с вопросов "с какой целью?", "для чего?", "ради чего?" и так далее. Оболочка является надежным препятствием для квантово-корреляционных полей. Скажи, ради чего в "ядре" были размещены твои генераторы, все излучения которых оставались внутри? Только для того, чтобы создать энтропийную волну в тот момент, когда мы сделаем в ней дырку? Не велика ли честь нам оказана?

— Тогда что, по-твоему, внутри? — Яфет, казалось, съежился, как сдутый воздушный детский шарик. Даже голос его изменился.

— Судя по химическому составу выброшенных газов — боро-водородный мир. В отличие от нашего, углерод-водородного.

— Ты уверен?

Ник Улин лишь неопределенно пожал плечами.

— Есть общее правило выдвижения предположений и создания теорий, — сказал он: — базовая, исходная гипотеза должна быть самой простой из всех возможных. В старину это называлось "бритвой Оккама".

— Ага, — хитро прищурился Яфет, от чего глазки его почти совсем закрылись, — а с какой целью кому-то понадобилось в замкнутом и надежно изолированном объеме создавать этот самый боро-водородный мир?

— Это нам и предстоит понять. Попутно.

— Почему попутно?

— Потому что дел очень много. А ты мешаешь мне работать. Не отвлекай, пожалуйста.

Яфет замолчал, переключив внимание на Алексея Сковородникова. Стал уговаривать, чтобы тот изучил математические модели, созданные теоретиками экспедиции для оценки воздействия энтропийной волны, и повторил расчеты. Сковородников сперва отнекивался, много раз начинал и бросал от непривычки к подобным занятиям. И вдруг с удивлением обнаружил, что немного понимает смысл мудреных формул. Сам, конечно, он не придумал бы схему расчетов, не смог бы связать различные величины одним уравнением. Но проследить за чужой мыслью, оказывается, был в состоянии.

— Качественный скачок, — прокомментировал Ник Улин, когда Яфет похвастался ему успехами своего менторства. — Вот что значит — учиться и учиться.

— К сожалению, качественный скачок я вижу не только в этом, — пробурчал Яфет. — Пища наша стала отвратительной. Видимо, повара под шумок также занялись несвойственной им деятельностью и не исполняют своих прямых обязанностей.

— Подумаешь! — воскликнул Алексей Сковородников. — Ну, исчезли из меню любимые тобой витаминные салаты. Что с того? Оголодал что ли?

— Не, питаюсь я по-прежнему хорошо. Не голодаю. Но удовольствия получаю меньше. Блюда стали острее. Шлаков в организме стало накапливаться больше.

Хола поворчал еще немного, но, увлеченный дебатами вокруг подготовки к работам внутри "ядра", не стал развивать тему.

К моменту отправки к вскрытому "ядру" исследовательского модуля истечение газов изнутри практически прекратилось. Несколькими независимыми группами астронавтов было оценено, каков был объем выброшенных газов, их химический состав, начальные температура и давление внутри "ядра". Окрыленный предыдущими успехами, Алексей Сковородников повторил расчеты. Задача оказалась проще многих предыдущих. Правда, эффективной была помощь стандартных компьютерных программ. Многие вспомогательные величины, как объем снега, в который превратился выброшенный газ, рассчитывались автоматически.

Когда исследовательский модуль, плотно запечатав днищем отверстие в квантитной оболочке "ядра", высунул анализаторы, взорам астронавтов предстало застывшее великолепие полупрозрачных причудливых фигур различного размера — от огромных, протяженностью в несколько километров, до малых, параметры которых измерялись сантиметрами. Спектроскопический экспресс-анализ показал, что все они состояли преимущественно из сложных квазиполимерных боро-водородных соединений.

— Красота-то какая! — воскликнул Яфет. — Да, не видно никаких генераторов. Я ошибался. Наверное, это музей Перворожденных. Скульптурная галерея. Или картинная, если они обитают не в трехмерном мире, а, например, в четырех— или в шестимерном. Я прав?

Обращался он к Нику Улину, воспользовавшись тем, что квартарец на мгновение оторвался от информэкранов.

— Возможно.

— А ты что думаешь по этому поводу?

— Я продолжаю думать, что до нашего вторжения внутри "ядра" существовал замкнутый боро-водородный мир, — с горечью ответил Ник Улин, — а то, что сейчас нам кажется мертвыми скульптурами, было живым.

— Да? — поразился Яфет.

Исследовательский модуль выплюнул рой микроскопических сенситивов, называемых мисентами, — миниатюрных аппаратиков, снабженных широкополосными приемниками электромагнитных излучений, химическими анализаторами, устройство которых было заимствовано у земных мух, и простейшими квантовыми передатчиками. Невооруженным взглядом увидеть мисенты было практически невозможно. Подобная разведывательная техника, основанная на нанотехнологиях, широко использовалась в Межзвездном Флоте.

Под действием локальной силы тяжести, составляющей около пяти единиц, мисенты, почти не встречая сопротивления среды, быстро опустились до естественных низин. А пока они двигались, корабельные компьютеры составили подробную трехмерную модель внутренности "ядра". Следующие сутки ушли на анализ и обсуждение полученных данных.

Несмотря на глухое внутреннее сопротивление, большинство членов экспедиции приняло гипотезу Ника Улина. Действительно до вторжения внутри "ядра" могла существовать жизнь, основанная на совершенно иной химии, когда в белковоподобных молекулах атомы углерода заменены атомами бора. Углерод четырехвалентен, бор — трех, и внешний вид живых организмов "ядра" был иным. Земные животные преимущественно пятилучевые, здесь же преобладали четырехлучевые. При резком падении давления и температуры живые ткани кристаллизовались, тела превратились в скульптуры. Независимо созданные несколькими группами астронавтов математические модели одинаково описывали этот процесс. Мельчайшие детали дополняли общую картину. Это и многое другое мелькало на информационных экранах, но подробные комментарии отсутствовали. Человеку тяжело воспринять, что он оказался невольным убийцей.

Как обычно, Яфет почти непрерывно бомбардировал Ника Улина вопросами. Тот, мрачнее тучи, изучал ландшафт внутренней поверхности "ядра", проводил какие-то, известные только ему расчеты. Чувствовалось, что ему есть, что добавить к своей догадке, но он никак не решается выговорить нужные слова. После очередного вопроса Яфета, когда отмолчаться было бы просто невежливо, сказал следующее:

— Вон, видишь два столба посредине, на возвышении? Они из крепкой карбидной стали. Явно чужеродный элемент. Более нигде на поверхности не встречаются такие сплавы. Надо бы вблизи посмотреть, что это такое. Но наши мисенты что-то чересчур быстро теряют работоспособность, да и приземлились неудачно. Я предложил направить к столбам автоматический разведчик. Сейчас Благов проводит совещание как раз по этому вопросу.

Руководство экспедиции решилось на смелый шаг: направило на разведку не автоматический космолет, а спарку космодесантников. Невнятные предостережения Ника Улина о неведомой опасности и необходимости следовать существующим инструкциям, требующим последовательно наращивать исследовательский потенциал, перевесило желание быстрее снять с себя обвинение в том, что они стали виновниками гибели уникального мира. Да и засиделись десантники без настоящего дела. Их техника допускала работу в поистине адских условиях — что может им грозить в умершем мире?!