Молодой человек в очередной раз отхлебнул бренди и закряхтел: глоток оказался слишком большим и дыхание перехватило.
— Итак… — подал голос Тиссур. — Как всё прошло?
— Отлично, — ответил Орди. — Лучше некуда.
Король недоверчиво хмыкнул.
— Неужели люди повелись?
Орди пожал плечами:
— Как всегда.
— Вот сукин сын, — голос Тиссура улыбался. — Ты прирождённый обманщик.
Молодой человек снова закрыл глаза и наслаждался расслаблением. Мысли постепенно перешли с галопа на рысь, затем на шаг и сейчас плелись, как старушка, гружёная огромной корзиной овощей.
— Ты знаешь, — произнёс Орди, когда насладился этим чувством вдоволь. — Я сейчас понял, что не хочу обманывать людей.
Тиссур хмыкнул:
— Надеюсь, это в тебе говорит бренди.
— Возможно, — кивнул юноша, глядя на то, как комната вращается вокруг него. — А возможно, действительно пришло время признаться в том, что я хочу сделать этот мир лучше.
— Все ужасные события начинались с этих слов, — серьёзно сказал король. Орди засмеялся, подумав, что это шутка, но Тиссур осадил его. — Ничего смешного тут нет. Я серьёзно.
— Да брось! — юноша отмахнулся от черепа рукой со стаканом, разлил бренди себе на колени и ойкнул. — Я же не собираюсь делать ничего такого.
— Никто и никогда не собирался делать ничего такого. Но потом внезапно загорались костры.
Юноша пожал плечами.
— Да брось. Ты как-то слишком пессимистичен. Я же не говорю, что собираюсь осчастливить всех и сразу. Например, можно реально и вправду выплачивать проценты тем, кто вложился в пирамиду. Превратить её во что-то вроде банка. Или добавлять в грязь что-то целебное. Возможно, открыть второй приют. Суп раздавать бродягам. Да что угодно!
Он говорил, а слова вылетали из губ медленно и тяжело. Веки закрывались сами собой, сознание ускользало, уступая коварной дреме, когда сон кажется явью, а явь — сном. И потом Орди не мог сказать, слышал ли он на самом деле, как Тиссур издал странный звук, очень похожий на вздох, и произнёс:
— В целом я не против. Но, как говорится, благими намерениями…
19.
— Вы серьёзно? — спросил Орди, поворачиваясь перед зеркалом то так то эдак.
— А что? — по естественным причинам Тиссуру легко удавалось скрывать улыбку. Вортсворту приходилось куда сложнее.
— О, мне перечислить? — молодой человек ещё никогда не чувствовал себя так глупо.
— Вы блестяще выглядите, милорд, — дворецкий так усердно напрягал мимические мышцы в попытке сохранить нейтральное выражение лица, что им можно было таранить крепостные ворота.
— Разумеется, — съязвил юноша. — Из-за всей этой горы блёсток я сверкаю как бриллиант.
— Перестань, — Тиссур получал от ситуации искреннее удовольствие. — Считай это маскировкой.
— О, да, — закивал Орди. — Алый цвет мундира очень маскирует. Особенно в борделе. Огромные золотые эполеты помогут затеряться в толпе генералов. А эти чудесные белые лосины очень пригодятся на тот случай, если Регент соберётся пойти на балет. Я даже в цирке такого не видел! Клоунада!
— Ты выглядишь солидно, — возразил король.
— Конечно, солидно, — юноша поддержал его, несмотря на то, что знал толк в клоунаде и это была именно она. — Вон сколько орденов. Ты уже придумал, в каких сражениях я их заработал? Может, организуем мне сабельный шрам на пол-лица? Ну, для достоверности?
Вортсворт отвернулся и несколько раз громко кашлянул.
— Не надо тебе никакого шрама.
— Может, и орденов тогда не надо?
— А орденов, — настоял Тиссур, — надо! И побольше. А то будешь там как дурак. Верно, Вортсворт?
— Верно, милорд, — ответил дворецкий. — Будете.
Воцарилось очень неловкое молчание. Ординари принялся резкими движениями расстёгивать огромные золотые пуговицы с гербами несуществующих государств.
— Вот и я говорю, что буду!
— Орди, ну прекрати! Он не это имел в виду! — король повернулся к дворецкому. Фиолетовый огонёк загорелся ярче. — Верно, Вортсворт?
— Верно, милорд. Не это. Я имел в виду, что вы будете украшением бала.
— Мне не надо быть никаким украшением! Я не ёлка! — упорствовал юноша. Пальцы безнадёжно проигрывали в схватке с пуговицами, отчего Орди покраснел и почти сравнялся в цвете с мундиром. — Я в цирке такое не носил, и сейчас не стану.
— Но ты должен выглядеть, как все!
— Я ничего им не должен!.. — молодой человек наконец-то избавился от мундира. Ордена зазвенели по полу.
— Но это высшее общество! — прорычал Тиссур. — Там свои правила! Там своя мода!
— Тогда я стану её законодателем! Боги, ты просто не понимаешь! — воскликнул юноша и упал в кресло. — Мне должно быть комфортно: это залог успеха. А если я буду одет, как идиот, то и чувствовать себя буду идиотом. Вспомни о моей репутации в городе. Вспомни, что мы выигрывали за счёт непредсказуемости и нетривиальности! Вспомни и верни мне чёртов балахон!..
В воцарившейся тишине заскрипели зубы Тиссура:
— Да и тьма с тобой! Вортсворт!
— Да, повелитель, — голос дворецкого раздался из точки, которая не попадала в поле зрения Орди и Тиссура: старик постоянно практиковался.
— Пусть его хотя бы постирают, — буркнул череп и обиженно улетел на шкаф. Этим он очень напомнил кота, не хватало только гордо поднятого хвоста. — Что за неуважение? — сердито ворчал он. — Ты никогда меня не слушаешь. У меня не было детей, но, кажется, я понимаю отцов, которые бьют своих чад смертным боем.
Орди переоделся и вернулся в кресло.
— Не было детей? — удивился он. — Странно. Я почему-то был уверен, что у тебя были наследники, но Вильфранд их… Ну…
Тиссур замолчал. Затем со шкафа послышался тщательно скрываемый вздох.
— Да не было у меня никого, — тихо сказал король. — Шесть жён, море попыток — и ничего. Даже бастардов — и тех нет.
— О... — Орди стало ужасно неловко оттого, что он затронул эту тему. — Извини.
— Да ничего. Дело прошлое, — интонации Тиссура говорили об обратном, поэтому пристыженный юноша поспешил удалиться.
Дворец, в котором проводился бал, не был самым лучшим из дворцов. Он не был самым дорогим, роскошным или удобным, его искусственный пруд с не менее искусственным островом никак не превосходил таковые в других дворцах. Фонтаны били ввысь ровно настолько, чтобы их замечали, но не обращали особенного внимания, а живой лабиринт из аккуратно подстриженных кустов не мог похвастаться какой-нибудь знатной особой, которая в нём заблудилась и умерла с голоду.
Единственная причина, по которой регенты Брунегена уже сотни лет проводили свои мероприятия здесь, заключалась в том, что дворец располагался прямо под Замком. Скала, изрезанная ходами и укреплениями, ощетинившаяся башнями и спрятанная за высокими стенами, нависала прямо над этим дворцом, укрывая его в своей тени, как наседка цыплёнка. Это должно было напоминать дворянам и главам Цехов о том, кто в доме хозяин, — и напоминало, поскольку очень сложно не заметить десятки тысяч тонн камня, висящие над головой.
К воротам, в почтительном отдалении от которых собралось множество горожан-зевак, съезжались кареты. Резьба, золото, яркие краски, лошади с разноцветными плюмажами и султанами, слуги с застывшим на лицах высокомерием. Экипажи останавливались у ковровых дорожек, двери открывались, и мужчина в гольфах, широких красных штанах и смешном берете с пером громко провозглашал что-то вроде «Его высокопревосходительство, маркиз такой-то!», после чего маркиз такой-то выкатывался из кареты и протягивал руку супруге — накрашенной, завитой, одетой во всё самое лучшее и увешанной тем, что недобросовестные ювелиры называли «изящными украшениями».
Человек в смешном берете умело играл голосом и говорил то тише, то громче — в такие моменты он весь вытягивался в струну и становился похож на гуся. На первый взгляд это выглядело так, словно голосом старались выделять наиболее знатных особ: чем громче, тем выше титул.
Но понаблюдав несколько минут, можно было определить, что титул не имеет никакого значения. Имена некоторых князей произносились едва ли не шёпотом, с ленцой и вальяжностью, зато при появлении какого-то жалкого серого и неприметного гвардейского полковника, глашатай едва ли не сорвал голос. Такое представление было частью общего шоу и помогало определить, кто имеет наибольшее влияние в городе.
Если бы простые горожане узнали, сколько интриг плелось, сколько тратилось денег и сколько лилось крови из-за этого простого действа, то покрутили бы пальцем у виска. Они просто не поняли бы, как можно упасть с разорвавшимся сердцем из-за того, что глашатай произнёс имя твоего злейшего врага чуть-чуть громче, чем твоё собственное. Точно так же они не поняли бы, как пролетавший мимо комар стал причиной травли и самоубийства одного из знатнейших людей Брунегена. «У богатых свои причуды», — сказали бы горожане и были бы совершенно правы.
Орди никто не приглашал, поэтому, когда его карета, с которой предварительно сняли все фонари, подъехала к красной ковровой дорожке, глашатай запнулся. На подобных церемониях гости приезжали в порядке строгой очереди — ещё один ритуал, на который Ординари сознательно наплевал.
Дверь открылась, и изнутри осторожно, стараясь ничего не сломать, выбрался Йоганн. Вылезая, он зацепился за потолок рогом на шлеме и негромко прорычал какое-то ругательство. Следом появился Виго, который стеснительно улыбался, пряча клыки и, наконец, самым последним на свет ламп и фонарей выбрался сам Ординари.
Троица, чувствуя, как на них скрещиваются сотни взглядов, решительно направилась к воротам и мужчине в смешном берете.
— Вас нет в списке, господа! — глашатай обдал незваных гостей ледяным тоном и тщательно отмеренной долей презрения.
Ординари молчал. Его ладони скрывались в рукавах балахона, а лица не было видно во тьме под капюшоном.
— К тому же, вы одеты неподобающе!
Орди имел на этот счёт своё мнение. Всего за десять секунд он успел увидеть критическое количество людей, искренне считавших, что чем тоньше у тебя ноги, чем дряблее зад и чем объёмнее живот, тем больше причин обтянуть всё это чем-нибудь разноцветным.
Йоганн, одетый в некоторое (весьма небольшое) количество шкур, хмыкнул. Это не было угрозой или вызовом, но когда человек вырастает больше определённого размера, окружающих начинают нервировать даже такие невинные вещи.
— Чего вы ждёте? — глашатай не выказывал недовольства, но продолжал упорно обливать презрением стоявших перед ним людей.
— Действительно, Виго! — прошипел Орди. — И чего это мы ждём?..
— О! — воскликнул вампир. Если бы он был жив, то наверняка бы покраснел. — Сейчас, милорд.
Глаза глашатая мгновенно остекленели. Он пошатнулся, а затем вытянулся и прокричал так громко, как только мог:
— Лорд Ординари со свитой!
— Другое дело, — усмехнулся молодой человек и шагнул за ворота.
Дворец находился в отдалении: к нему вела длинная дорожка, укрытая красным ковром. По обе стороны от неё располагался уютный сад с фонтанчиками, живыми изгородями, статуями очень полных детей и гостями, которые уже вовсю веселились и присматривали укромные места для того, чтобы предаться разврату, когда официальная часть мероприятия подойдёт к концу.
На троицу таращились во все глаза: Орди почти ощущал, как взгляды шарят по ткани балахона. Как себя чувствовал практически голый Йоганн — оставалось лишь догадываться.
Широкое крыльцо, выстроенное с таким размахом, что на нём можно было проводить парады, украшали колонны, поддерживающие удивительно скромный балкон второго этажа. На нём стояли офицеры гвардии во всём блеске орденов и удальстве алкогольного опьянения. Они громко обсуждали входивших дам, подкручивали пышные усищи и прикладывались к бутылкам — именно бутылкам, а не бокалам — игристого вина.
Когда один из них, отличавшийся от остальных малым количеством орденов и чёрным цветом усов, заметил Йоганна (а Йоганна было трудно не заметить), то принялся, округлив глаза и беззвучно открывая рот, тыкать пальцем в сторону варвара. Орди подобрался: похоже, назревал конфликт, а конфликтовать он пока ни с кем не собирался.
— Что это за тварь? — чересчур громко спросил, пытаясь сфокусировать зрение, второй гвардеец — со светлыми усами. — Это его шерсть, или он одет в шкуры?
— Конечно, шерсть. Это же явно не человек, — хохотнул третий — обладатель самых шикарных рыжих усищ и бакенбардов. Видимо, он в компании был самым пьяным и, соответственно, удалым. — Эй, верзила! — вскрикнул гвардеец с балкона, разбрызгивая над головой Йоганна содержимое своей бутылки. То, что голова находилась слишком близко к нему, стоявшему на втором этаже, он не принял во внимание. — Это где выращивают таких уродов? В моём поместье пригодилась бы парочка!
Йоганн покосился на своего лорда, и юноша понял, что может потерять уважение одного из своих самых могущественных союзников. Поэтому он кивнул и добавил одними губами: «Разберись сам».
— Там, откуда я родом, таких много, — спокойно ответил фальшивый варвар. — Можешь сказать, где находится твоё имение, мы все туда с удовольствием заглянем.
— Мне показалось, или это животное что-то сказало? — поинтересовался рыжий офицер, поворачиваясь к остальным. Те в ответ загудели что-то возмущённое.
— Так проучи меня, — от усмешки Йоганна даже у Орди по спине побежали мурашки. Молодой человек очень живо представил, как слуги будут долго и печально отскребать от крыльца то, что останется от дерзких вояк. — Или вам страшно?
— А что, господа? — офицер-блондин скривил аристократически тонкие губы. — И в самом деле! Проучим его!
Гвардейцы быстро покинули балкон, а Орди и Виго отошли подальше, чтобы не попасть под горячую руку.
Не прошло и половины минуты, как из дверей, едва не сбивая гостей с ног, высыпала троица в алых мундирах и без лишних разговоров вынула сабли из ножен. Йоганн на это лишь усмехнулся. Сняв с плеча одну из шкур, он обмотал ей кисть и предплечье, поигрывая мышцами. Со стороны это выглядело так, словно из бицепсов варвара кто-то отчаянно пытался выбраться.
— То есть, вот так принято биться в гвардии? — ухмыльнулся варвар. — Трое на одного? А как же кодекс дуэлей и всё такое?
Рядом с местом конфликта начали собираться гости. В этом смысле все жители Брунегена, независимо от благосостояния и положения в обществе, были одинаковы: шоу пропускать никто не хотел.
— Дуэль? Серьёзно? — фыркнул рыжий офицер. После его слов Орди поморщился: в воздухе стало слишком много алкогольных паров. — С тобой? Господа, это ничтожество меня забавляет.
Йоганн оценил ситуацию и медленно отступал, пока гвардейцы пытались его окружить. Несмотря на опьянение, они твёрдо стояли на ногах и действовали умело: не лезли вперёд, очертя голову, а старались обойти варвара с флангов. Орди начал волноваться: он не сомневался в силах своего подчинённого, но складывалось впечатление, что всё изначально пошло не по плану.
Шаг за шагом Йоганн пятился в сад, к огромному древнему дубу с раскидистой кроной. Гвардейцы кружились вокруг варвара и делали пробные выпады, от которых тот уворачивался с удивительной для своей комплекции лёгкостью. Орди слышал возгласы — как восхищённые, так и негодующие. На расстоянии вытянутой руки от него круглый старичок в генеральском мундире громко сетовал на то, что нельзя сделать ставку. Его глаза горели азартом, а жена, стоявшая слева, — усыпанная бриллиантами валькирия, выше мужа на целую голову — то и дело тянула престарелого генерала за рукав и шипела: «Замолчи! Тише! Не позорь меня! Как был солдафоном, так и остался!»
