Книга 4. Оборотни Его Величества. Полнокружье

...И всё же могила, просто могильную плиту тот пьянчужка ещё не доработал. А лежит в ней гончар Клим, погребённый самым непотребным образом. Твою же мать!

— Господа ведьмари, у них тут заложный покойник дозревает!

— Уже дозрел, — проскрипел старушечий голос, и мощный толчок отправил эльфа в объятия еловых лап.

* * *

Ветряник являлся эталонным воплощением фразы "ветер в голове свищет". Элементаль разумный, однако, полный разгильдяй и балбес, на приветствие ответил таким образом:

"На кого я похож?"

— На нетопыря.

"С зубами?"

— С зубами.

"Ну так! Я ж северный, я кусаюсь!"

Элементаль — тоненькая ветряная прядка, откликнувшаяся на призыв ведьмаря из мощного воздушного потока — был слабенький, с ним пришлось делиться капелькой силы и совершать определённый пасс, используя частицу собственной энергии как фитиль, чтобы засветился весь дух. Зато гонор плескал через край:

"...А я ка-ак подол ей задеру, а она ка-ак завизжит да ка-ак пинка ему даст, а он ка-ак побежит да ка-ак забор снесёт, а за забором ка-ак... Так я хутор и покрушил!"

Вполуха слушая похвальбы Мыша, девушка обследовала свой сектор. Время от времени она отрывала взгляд от могил, чтобы найти серебристый гордон л"лэрда и "светляк" Морокуна, незаметного в своём чёрном полушубке. Расширенный радиус поиска дал два десятка звериных трупов, а больше ничего, к тому же, влияние бабы Горыники закончилось, а незнакомые землевики на контакт не шли. Ну где же эта клятая вештица?! С одной стороны, Триш понимала ярость женщины, суеверными селянами обречённой на смерть. С другой — в чём перед ней провинился ребёнок?

— Господа ведьмари, у них тут заложный покойник дозревает! — зов захлебнулся коротким вскриком.

Триш бросилась на помощь прямо по могилам, слева летел "светляк" Морокуна, принявший форму птицы. Нежить безошибочно выбрала самого уязвимого из троих.

Эльф копошился в еловой куче, стараясь выбраться и одновременно пыряя лапник длинным кинжалом, но не было видно, что его держит. Над могилой витал призрак старухи, трепеща на ветру чёрными лохмотьями, глазницы полыхали мертвенным зелёным огнём. В остальном она выглядела как при жизни, и была настолько уродлива, что Триш поняла старосту.

Тёмно-зелёное месиво вспучилось, подбросив эльфа, и на его шее сомкнулись синюшные руки, оканчивающиеся жёлтыми кривыми когтями. Л"лэрд ударил по лапе кинжалом, но та, судорожно дёрнувшись, только крепче сжала пальцы.

Знакомое тепло зародилось в груди, выкачивая силу из либра, устремилось по капиллярам в кончики пальцев, готовое сорваться заклятьем. Память выбрала ледяных ос. Тоненько заверезжал вспыхнувший свечкой Мыш.

— Не смей! — подоспевший ведьмарь наотмашь ударил девушку по руке.

Триш ахнула, хватаясь за запястье: ей показалось, что кисть сломана. Эльф извивался ужом, теряя силы. Ведьма кривлялась и хихикала, умножая суету.

С пронзительным соколиным кличем птица вонзилась в грудь старухи, пробив дыру; вештица завертелась волчком, пытаясь стряхнуть белое свечение, расползавшееся от краёв раны, но то словно прилипло. А сокол уже заходил на второй круг.

Погрозив костлявым кулаком, ведьма нырнула в чью-то могилу, но Морокуну было не до неё. Еловые лапы ожили и заворочались, впиваясь в руки мертвеца иголками, крошащими плоть будто стальные. Снизу глухо досадливо рыкнуло. Отбросив полузадушенную жертву на добрых три сажени, покойник выпрыгнул из кучи, обдирая впившиеся ветки. Сжавшись в комок, сокол выстрелил ему прямо в голову.

Точнее, в то место, где она только что была. Покойный Клим, невероятно проворный для такого вида нежити, на четырёх конечностях удирал в сторону села. В развороченной ямке не глубже локтя остался осиротевший гроб, засыпанный ельником и обломками крышки. Убедившись, что рука не сломана, хоть и болит, девушка смахнула невольно выступившие слезинки.

— Стареешь, дружище, — бросил ведьмарь эльфу, щупающему лиловую шею, и напустился на Триш.: — Я тебе что запретил?!

— Но сударь...

— Не смей использовать эту дрянь! — ведьмарь по-звериному рыкнул. — Хотя бы при мне! Ну, и где твой дух?!

Триш растерянно огляделась. "Светляк" Морокуна чистил пёрышки у него на плече, второй исчез.

— Мыш!

"Ты могла меня сжечь!" — захныкали сверху. Висевший вниз головой нетопырь, выцветший почти до прозрачности, казался обиженным и напуганным.

Заклинание ледяных ос... Чары, замешанные на воде, но, чтобы поднять в воздух сотни маленьких сосулек, нужен порыв ветра, послушный магу. Или маленький дух, обращённый в бесформенную бездушную силу, которая сослужить может лишь однажды.

— Прости, — выговорила девушка. Нетопырь разжал коготки и завис напротив:

"Если нужно что-то поднять, просто скажи, лады?"

— Лады, — Триш подставила палец, за который Мыш зацепился, повиснув как фонарь. Возвращались в село, где бесновалась нежить гораздо опаснее призрачной вештицы. — Клима отпели и похоронили на кладбище, так почему он разупокоился?

— Жрец жрецу рознь, видимо, этот не шибко верующий. Вдобавок, гончара не в могилу закопали, а в ямку положили и забросали лапником — верный способ получить заложного покойника, тем более, святости на этом кладбище — тьфу.

— Зачем они это сделали?

— Вот и спросим, если будет, у кого.

Мерные тяжкие удары слышались издали, равно как дребезжащий голос протрезвевшего каменщика:

— Гэй, Клим, яшчэ не гатова! Не злуйся, паслязавтра за плиткой прыходь!

Вышеозначенная, обличительно сверкая голыми боками, стояла там, где бросили, возле тачки. Мужик оседлал крышу храмовой голубятни, втянув лестницу за собой, но домогались не его. Вооружившись дубовой колодой для рубки дров, словно она весила не больше декоративной дыньки, мертвяк колошматил в дверь куреня. Та, сработанная на совесть, пока держала. Они перебудили всю округу, но никто, даже жрец, не выступил против упокоенного без мира односельчанина.

— На своей земле я б уже и его, вештицу побил, — проворчал ведьмарь, пытаясь подобраться ближе к увлечённому разбоем покойнику. Крались вдоль плетней.

— Здесь что мешает?

— Духов знакомых нет, всего трое откликнулось. Ты им нравишься больше, боярышня, — следуя мысленному приказу, элементаль Морокуна вытянулся прозрачной струйкой и понёсся над самой дорогой, взметая позёмку. Нырнул в дыру на месте вывороченной калитки.

Диверсионные манёвры не прошли незамеченными. Покойник отвлёкся от штурма и с рёвом запустил чуркой, обвалившей плетень и далеко раскидавшей Триш с наставниками подобно разбитому на рюхи городку. Благо никого не зацепило.

Оглядевшись в поисках оружия, мертвяк бросился к голубятне и вцепился в ножку-опору. Птичий домик, раскачиваясь точно на ветру, клекотал и завывал на все лады, пока свалившаяся лестница не обрадовала Клима по темечку. Беззвучно шепча, Морокун пальцами выплетал какие-то пассы, что покойному не понравилось, и он, перехватив лестницу, как таран, понёсся на ведьмаря. Притаившийся за колодцем сударь Шантэль, бесполезный по сравнению со спутниками, мог только метнуть фельяр в качестве отвлекающего манёвра. Нежить поймала клинок в живот и вернула бумерангом, да так лихо, что эльф едва уклонился. Некий предмет поднялся со двора Власа и полетел, отблескивая лезвием в лунном свете. Топор, выдернутый покойником из чурки, метил ему в шею. То ли в прошлом гончар был военным, что по телосложению подходило, то ли восставший мертвец обзавёлся каким-то чутьём, но он это заметил. Пропустив топор над головой, крутанулся на месте и ахнул лестницей ведьмаря. Однако, и Морокун держал себя в форме, потому успел откатиться, через плечо по-кошачьи вскочив на руки-ноги. Потерявший управление топор зарылся в снег.

Мерцающие гнилушками глаза мертвеца остановились на Триш, в спутанной бородище мелькнули нереально длинные зубы. Очень велик был соблазн активировать ледяное копьё и просто снести покойнику башку, но тогда Морокун точно отнимет либр.

Идея пришла гениальная на грани парадокса.

"Мыш! Давай..." — услышав мысль вперёд слов, элементаль испарился.

Сознающую забавляло, что л"лэрд считает её утончённой слабой девушкой, которую даже на базар в выходной день опасно отпускать одну — вдруг затолкают?

Тот, кто хотя бы полгода гостил у горского царя Рахмеда, знает минимум два десятка способов уложить противника.

Триш дождалась, пока деревянные рога почти упрутся ей в грудь, и нырнула под лестницу, оттолкнувшись от перил. Утоптанный до ледяной корки снег, помноженный на силу инерции, увлёк девушку прямо в ноги покойника, подламывая тому колени. Мертвяк, несмотря на всё проворство, такой подлянки не ждал и полетел вперёд в обнимку с лестницей, но, прежде чем коснулся земли, надгробная плита взвилась в воздух и рухнула аккурат ему на голову. Из-под камня брызнуло, что не смутило ни двух элементалей, материализовавшихся на верхушке, ни милую террористку Триссу.

Девушка поднялась на ноги, педантично отряхивая снег с подола.

— Э-э, — л"лэрд хотел что-то сказать, да забыл. И рот закрыть тоже. Пошёл вынимать фельяр, застрявший в стенке сарая.

Мертвяк выгнулся в последний раз, царапнул снег скрюченными пальцами и затих навсегда. Подошедший ведьмарь взлохматил макушку.

— Вообще-то заложным покойникам головы принято рубить, но так каноничней.

— Вообще-то по канону принято надгробие ставить покойнику в ноги.

— Зарраза! — эльф тянул нож, упираясь в стену протезом!

Подглядев в зазоры ставней, что опасность миновала, люди начали осторожно стягиваться, держась от трупа на почтительном расстоянии, чтобы и видно было, и, если Клим вдруг опять начнёт куролесить, успеть спрятаться за дверьми. Ближе всех подобрались любопытные кумушки-бабки и бочонкообразный жрец, обвинивший "колдунов" в осквернении останков дважды упокоенного и потребовавший с них компенсацию в пользу храма за отсутствием у гончара родственников. Вот тут Морокуна прорвало, и он при помощи слов и жестов, отнюдь не магических, разъяснил ситуацию, выдвинув встречный вопрос: "Какого лешего?!"

— Ну так зямля-то наскрозь прамерзла! — виновато развёл руками какой-то парень. — Вжо мы и кирками яе, и агнём палили, ды бестолку — цвёрдая ровна камень.

— Так положили бы его в ледник, а, как почва сама прогреется, похоронили бы! — сердито подсказал эльф очевидное решение.

— Не па-Боску гэта! — испугалась бабка. — Памерлых на трэци день хаваць паложана!

— А хоронить в заложной могиле, как убийцу или бесноватого, по-Божески?!

Топтавшийся на пороге Влас выходить не спешил, но Морокун, изловив его за бороду, выволок на улицу прямо к трупу:

— Вот хоть упарьтесь, а могилы ройте как следует!

— Иначе инспекции из Мининска на землю будете жаловаться! — пригрозил сударь.

— Ну зачем же адразу инспекцыю? Зробим як трэба! — жрец и голова переглянулись.

А Триш внезапно осенило:

— Господа, я знаю, где труп вештицы.

...Что вы делаете, если вас окружают волки, а отбиться нечем? Лезете на дерево.

Минут за пятнадцать ветряники облетели округу. Тело нашлось совсем неподалёку.

Мёртвая женщина сидела на сосновой ветке, привязав себя к стволу шалью и вцепившись в него обеими руками. Скрюченные пальцы примёрзли к коре, лицо скривилось в горькой гримасе. Под ней лежал истерзанный волками валенок, и почему-то нога, обмотанная грязными портянками, больше всего впечатлила магичку. Как ужасно умирать в одиночку, всеми отвергнутым, зная наверняка, что помощь не придёт.

Встал вопрос: кто полезет?

Триш сразу замотала головой, хотя мужчины решали проблему чисто между собой.

— Не, я по деревьям только белкой могу, — признался Морокун, — а перекидываться умею лишь на своей земле.

С обречённым вздохом л"лэрд поплевал на руки. Вскарабкался, как заправский кот, отодрал — местами с корой — бабку и вместе с ношей ловко спрыгнул на обе ноги. Триш подняла брови.

Тело положили на сухой лапник, сверху прикрыли хворостом, облили елеем и лампадным маслом. Морокун поднёс факел:

— Пусть жила ты без мира в душе, так с миром упокойся.

Чернота меж деревьями вспыхнула парой зелёных огней. Поблекший призрак распластался над собственным телом, опасливо поглядывая в сторону подобравшихся элементалей. В чащобе завыл одинокий волк.

— Обожди, колдун, я ещё не закончила, — глухо выговорили серые губы.

— Полно тебе беситься, — покачал головой ведьмарь. — Ты и при жизни достаточно зла натворила, хочешь и посмертие себе загубить?

— А почто они со мной... так? — полыхающие глазницы вопросительно уставились на Триш, и девушке стало совсем не по себе.

— Не прикидывайся, я знаю, зачем ты просилась в те дома, где есть маленькие дети, — холодно процедил Морокун.

— А сам-то лучше ли? — прошипела вештица, понимая, что на сочувствие рассчитывать нечего. — Я кровь пью, ты силу человеческую, а всё равно покойничек, даром что дышишь.

Ведьмарь ткнул факелом в хворост.

Уходили, когда от трупа осталась зола, но Триш то и дело оборачивалась, ожидая увидеть за спиной горящие глаза призрака. В ушах стоял вой: "Ненавижу-у! Проклинаю-у!" Она споткнулась о ветку, и л"лэрд поддержал за локоть. Даже сквозь толстую дублёнку чувствовалось тепло его ладони.

На обратном пути заработок поделили: ведьмарю в лесу деньги были не нужны, он лишь попросил кое-что для него купить, л"лэрд поначалу вообще отказался, но, подумав, решил взять одну монетку в память о приключении. Словом, почти всё досталось Триш, и это было справедливо.

Памятуя об инспекции, голова изобразил радушного хозяина и предложил переночевать у него, дескать, места полно, однако Морокун твёрдо отказался, заявив, что жена и так волнуется, а если муж пропадёт до утра, совсем плохо будет, и намекнул на обещанную оплату. С обречённым вздохом Влас поплёлся раздраконивать заветную кубышку на чёрный день, но тут Триш пришла в голову очередная идея:

— А вино арбузное у вас есть?

— А як жа! — просиял голова, верно истолковав намёк. — И кавуновае, и дынное, и саленняв повны пограб!

Расстались безмерно довольные друг другом. Изрядно повеселившиеся, по их собственным словам, элементали улетели обратно в ветряной поток, обещая не забывать и заглядывать при случае. А нагруженная троица вернулась в домик на краю света.

Несмотря на насыщенный день, спать никто не хотел, так что решили отпраздновать боевое посвящение в ведьмы, тем более, честно заработанные бочонки сами на это как бы намекали. Линдрэ больше налегала на маринованные арбузы и дыни, впервые за долгую жизнь попробовав лакомство, остальные смаковали вино, оказавшееся с хитринкой: нет, голову не дурманило и на пьяные подвиги не тянуло, но здорово раскрепощало, развязывало язык.

— Помнишь, мы с тобой хотели вместе на дорогах ведьмачить? — Морокун, влюблено глядя на жену, притянул её к себе. — Тряхнуть стариной, что ли?

— Воф именно, бояфин, вмефте! — дриада одновременно кусала дыню и арбуз. — Так что в другой раз я с вами пойду.

— К людям?! Нет!.. Я подумаю. Эх, соскучился я по дорогам да жальникам!