Адмирал Пит развернул свое кресло с высокой спинкой и посмотрел на меня через стол размером с авианосец. Я отдал честь, он ответил мне тем же, сердито глядя на меня. Затем, на его лице появилась улыбка, теплая, как восход солнца во Вьетнаме. Он встал, вышел из-за стола и пожал мне руку.

— Рад видеть тебя на борту, сынок.

— Спасибо, сэр.

— Садись.

Он указал на кресло с подлокотниками в конце длинного кофейного столика вишневого цвета. Я сел по стойке "смирно". Он занял место с краю, на диване времен Королевы Анны, рядом с инкрустированным угловым столиком, на котором стояла богато украшенная медная лампа, сделанная из старинного огнетушителя, многоканальный телефонный аппарат и стопка отчетов высотой в фут, у которых цвет каждого титульного листа обозначал уровень секретности содержащихся сведений. Стопка была похожа на радугу.

— Итак, лейтенант, что привело тебя в COMPHIBTRALANT?

Я задумался над тем, как ответить на этот вопрос.

Чудик внутри меня ответил бы: "Потому что пришло время для назначения крючкотвором-тошнотиком, и говноеды-мудозвоны из управления по делам личного состава не позволят мне вернуться во Вьетнам".

Однако, я посмотрел адмиралу Питу прямо в глаза и сказал:

— Ну, сэр, я только что провел последние полтора года во Вьетнаме и я подумал, что пришло время дать молодым парням шанс немного повоевать, в то время как воспользовался возможностью развить навыки штабной работы.

Я сказал это, не моргнув глазом.

— Вы там неплохо поработали — Серебряная звезда, четыре Бронзовых звезды, две медали ВМФ "За отличие".

— Да, сэр, но...

— Но?

— Адмирал, я чертовски хороший боец SEAL, и я люблю драться. Но чтобы сделать настоящую карьеру на флоте, я должен понимать, как работает флот — и вы можете этому научиться только как штабной офицер. Кроме того, сэр, работа здесь также позволит посещать мне вечернюю школу. Вы видите мой китель, сэр. У меня нет степени колледжа. Я думаю, что важно пойти в вечернюю школу, чтобы я мог ее закончить для участия в конкурсе на программу получения ученой степени от ВМФ в Монтерее.

Пит кивнул.

— Я думаю, ты реалистично смотришь на вещи, сынок, — сказал он.

Мы поговорили еще минут двадцать или около того. Он расспрашивал меня о моей семье, о том, почему я стал бойцом SEAL и о том, на что похож Вьетнам. Он сказал мне, чего от меня ждет, а именно: начать координировать действия SEAL с командованием подготовки амфибийных сил и представлять точку зрения на ведение войны нетрадиционными методами в его штабе. Настало время уходить. В комнату проскользнул адъютант и осторожно кашлянул.

— Ваша следующая встреча, сэр. Ожидают снаружи.

Я встал и энергично отдал честь.

— Спасибо за уделенное мне время, сэр.

В дверях я обернулся к Питу.

— Между прочим, адмирал — сказал я — Если Вам когда-нибудь захочется пострелять, прыгнуть с парашютом или попробовать свои силы в подрывном деле, я уверен, что смогу это устроить.

Брови адмирала поднялись вверх на целый дюйм, как будто его ударило током. Потом он громко рассмеялся.

— Я буду иметь это в виду, лейтенант. Свободны.

На адаптацию ушло несколько месяцев, но я действительно начал получать удовольствие от штабной работы в начале 1969 года. Отчасти это было связано с проблемой включения точки зрения SEAL в доктрину амфибийных боевых действий, чего не было в COMPHIBTRALANT до моего назначения.

Любым успехам, которые выпали на мою долю, я обязан адмиралу Питу, который был понимающим и поддерживающим боссом, на которого я работал и долговязому капитану 1-го ранга, по имени Боб Стэнтон, который появился через несколько недель после моего старта. Боб был назначен в COMPHIBTRALANT, пока флот решал, получит ли он свою первую звезду. Он приехал из Вашингтона на "Фиате-600", похожем на одну из тех жестяных цирковых машинок.

Я смотрел, как он из нее вылезал. Это было похоже на Джека и Бобовый стебель: он все рос и рос. Я никогда раньше не встречал такого высокого человека — должно быть, он был почти семи футов ростом.

Стэнтон был бывшим офицером UDT, что означало, что мы с ним говорили на одном языке. Кроме того — он принадлежал к старомодному типу флотских офицеров, действовавших в соответствии с первым морским законом Эва Барретта, а это означало, что он взял меня под свое крыло. Он научил меня тонкостям получения "отруба", или одобрения вышестоящего начальства на черновой докладной записке, которая на самом деле может ему совсем не понравиться. Он дал мне исследовательские задания, которые заставили меня близко познакомиться с библиотекой базы. Он правил синим карандашом мои записки и отчеты, заставляя меня переписывать их снова и снова, пока они не начинали выглядеть написанными на английском, а не на бюрократическом языке. Он защищал меня от ударов в спину, которые являются обычным делом во всех штабах. К тому времени, как капитан 1-го ранга Боб ушел, я уже мог плыть самостоятельно. Работа, возможно, была трудной, но мне было приятно, что я мог делать ее также хорошо, как и любой из моих дипломированных коллег.

Рабочие дни были сносными, хотя и длинными. Я являлся на доклад к восьми и заканчивал к четырем, а затем ехал за тридцать миль в колледж Уильяма и Марии, или в университет Старого Доминиона, чтобы провести пять часов на вечерних занятиях. После школы я отправлялся домой, приходил около полуночи и поздно ужинал. У меня было несколько минут с Кэти Энн, я читал до двух книги, а затем спал до шести.

Мои выходные были моей собственностью. Я играл с детьми, наверстывал упущенное по хозяйству — как-то летом, мне даже удалось разбить призовой цветник. Раз в месяц мне надо было проходить переподготовку по подрывному делу, раз в квартал я сдавал экзамены по прыжкам с парашютом, а раз в полгода — по подводному плаванию. Но кроме этого, у меня практически не было контактов ни со Вторым отрядом SEAL, ни с кем либо из друзей из UDT. Если бы у меня был конкретный вопрос об операциях, я бы им позвонил. Но ночные распития пива в местных барах и драки ушли в прошлое. Впервые с тех пор, как я женился, я был полноценным мужем и отцом. Все оказалось не так плохо, как я думал.

Примерно через год после моего назначения, адмирала Пита сменил старый морской волк по имени Тед Снайдер, бывший подводник, который держал в своей комнате отдыха ревун с подводной лодки. Когда после виски он становился слегка игривым, слышно было за полмили — ау-у-у-у, а-у-у-у-у, погружение! Погружение!

Снайдер и Пит были противоположностями почти во всех отношениях. Пит был профессиональным бюрократом, бумажным воином; Снайдер был настоящим моряком и профессиональным корабельным офицером. Пит был президентом банка, безупречным в своем поведении; Снайдер был более неформальным — даже по флотски сквернословил, время от времени. Но я был рад служить с ними обоими. От Пита я научился ценить планирование, которое входит в хорошую штабную работу. Вы не можете управлять большими подразделениями, принимая решения "по ходу дела", и методичный стиль командования Пита, делай-на-счет, научил меня как тактике, так и исполнению. От Снайдера я узнал кое-что столь же ценное: внимательности и чуткости флаг-офицеров.

Старик открыл мне глаза. Он брал меня с собой на совещания и позволял присутствовать. Он водил меня на коктейль-вечеринки, подмигивая и кивая — "купи этому парню выпить" или "возьми у него номер телефона". Он рассказывал мне об офицерской политике, учил меня тому, как заработать очки на различной общественной деятельности, например, стать скаутмейстером или выступать с речами в местном Ротари-клубе, что советы по продвижению имеют большое значение при принятии решений.

Чтобы помочь мне продвинуться по старой карьерной лестнице, он включил меня в совет директоров "Планетария", жилья в Литтл-Крик для посещающих флаг-офицеров. Почему "Планетария"? Потому что именно там спали "звезды". Поговорим о том, чтобы убрать соль.

Вы не разговариваете со стюардами в стиле Эва Барретта. И вы не ведете раздери-побери-задери-тебя разговоров с женами адмиралов, когда обсуждаете декор. Прекрасномыслящая миссис Вице-адмирал Джонс не любит, когда молодой лейтенант Дик произносит слово "черт".

Я выучил новое слово: тонкость. Я обнаружил, что такие мелкие детали, как красиво расставленные свежие цветы, могут сделать другом на всю жизнь жену вице-адмирала — что, как напоминал мне адмирал Снайдер, часто было так же важно, как подружиться с самим вице-адмиралом.

Чтобы заострить мое горохофшмаркивающее и спагеттиносовтягивающее социальное изящество, он приказал мне взять на себя организацию его личных коктейльных приемов. Так я научился общаться с поставщиками базы. Весь мой предыдущий опыт работы с продуктами заключался в подаче на столы картошки с мясом на "Гасси" и нарядах в пекарне во время службы в команде подрывников-подводников. Теперь же я стал мастером по части холодных и горячих закусок, экзотических ликеров и импортных вин — и даже выяснил с помощью исключения, какие ножи и вилки требуются для каких блюд.

С той же энергией, которую я вкладывал в подготовку отделения "Браво" или восьмого взвода, я теперь направился в новую и неизведанную область общественного питания. Был требователен, как дотошный метрдотель — следил, чтобы все было доставлено и приготовлено вовремя. Но что еще более важно, когда эти вечеринки флагманов развернулись передо мной, был поднят занавес над стилем жизни, о котором я ничего не знал.

Как боец команды подрывников-подводников, даже как офицер SEAL, я высмеивал все, что касалось поведения в стиле "оттопыренный мизинчик". Это было что-то, что я имитировал, прежде чем выбросить кого-то из окна. Теперь я понял, что напыщенный хлам, как я его называл, был частью сложного социального ритуала. Это был код — код, который я успешно начал взламывать. И как быстро обратил мое внимание адмирал Снайдер, как только я успешно взломаю код, не было такой высоты, которой не могла бы достичь моя карьера.

Итак — как же учится ребенок? Ребенок учится через подражание. Мои регулярные контакты со стюардами на камбузе позволили нам с Кэти Энн начать устраивать собственные приемы, хотя и с лейтенантским бюджетом. Я шел в "Планетарий" и говорил старшине: "Шеф, я планирую пригласить тридцать человек в субботу вечером. Бюджет — шестьдесят долларов".

За эти шестьдесят долларов мы получали еду и выпивку, а также двух стюардов в накрахмаленных белых пиджаках, которые подавали все, как полагается. Обстановка, возможно, была не столь элегантной как у Снайдеров, но мы определенно были на пару шагов выше барбекю с пивом и креветками на заднем дворе, которые мы устраивали в командах. И мы стали давать приемы постоянно, взяв за правило устраивать коктейль-вечеринку каждые два месяца в течение полутора последних лет, что я был в штабе Снайдера. Список приглашенных был разнообразен — это были офицеры из COMPHIBTRALANT, а также мои старые коллеги из Второго отряда SEAL, такие как Фред Кочи и Джейк Райнболт. Был и Горди Бойс. Но его больше не поощряли исполнять Танец Подгорающей Задницы.

Адмирал Снайдер также подтолкнул меня написать статью об использовании дистанционных датчиков в речной войне, статью, которую он прогнал по каналам, пока она не была принята в качестве официальной доктрины флота и не получил для меня поощрение в приказе. По его настоянию, я также сделал устный доклад Комитету по амфибийным боевым действиям об усовершенствованных способах доставки UDT или групп SEAL на место, включая одну рекомендацию (впоследствии она была действительно реализована) о реконфигурации ядерных подводных лодок в качестве носителя средств доставки SEAL, например с возможностью выпуска ПНБП — подводных носителей боевых пловцов, и других средств транспортировки SEAL.

Тяжелая работа хорошо оплачивалась. Снайдер подписал мне потрясающий набор характеристик ("Р. Марсинко — один из самых преданных, трудолюбивых и профессионально осведомленных офицеров, которых наблюдал этот старший офицер, который ест, спит и думает о войне специальными методами, особенно о деятельности SEAL). Но более того, он позвонил в программу ВМФ в Монтерее, Калифорния и фактически приказал им принять меня на 1971-72 учебный год. Они так и сделали.

Я пошел и купил "Фольксваген-кемпер" — один из тех игрушечных фургончиков с матерчатой откидной крышей. Потом я прицепил его к нашему потрепанному "Рено"; мы упаковались, попрощались, уложили детей в фургоне и отправились в Калифорнию, выглядя для всего мира как семья цыган.

Мы провели шестнадцать славных месяцев в Монтерее, где я наконец получил степень бакалавра в области международных отношений. Когда я не ходил в школу, не играл в боулинг, не прыгал с трамплина, не ходил в походы в калифорнийские горы и не катался на лошади, которую купил детям, я занимался общественными делами. Я вступил в студенческое общество "Джейси". Я стал вожаком стаи у волчат-скаутов (мои волчата, возможно, были единственными, кто когда-либо охотился, убивал и освежевывал лягушек, поедая свежие лягушачьи лапки во время походов с ночевкой. Некоторых папаш тошнило, но с детьми все было в порядке).

Я регулярно выступал на публичных собраниях, рассказывая о методах флота в войне специальными методами в общественных организациях в церквях и школах. Я был выбран для включения в издание 1972 года "Выдающиеся молодые люди Америки". И я могу лично засвидетельствовать, что общественная деятельность работает — я был произведен в капитаны 3-го ранга в 1972 году, на два года раньше.

В течении последних шести месяцев учебы в колледже, я три дня в неделю посещал курсы вьетнамского языка в армейской школе иностранных языков. Ходили слухи, что меня собираются отправить обратно во Вьетнам в качестве главного круглоглазого советника всех SEAL южновьетнамского военно-морского флота. Но в последнюю минуту эта работа была отозвана, часть вьетнамизации войны.

Вместо этого мне позвонили из офиса адмирала в Вашингтоне.

— Капитан 3-го ранга Марсинко?

— Слушаю.

— Пожалуйста, доложите как можно скорее, когда Вам будет удобно приступить к обучению.

— Обучению?

— В школе Военно-морской разведки. Вы отобраны, чтобы стать главным военно-морским атташе в Камбодже — как только вы закончите получение необходимых разведывательной и языковой квалификации.

Глава 14

Я перевез Кэти Энн и детей обратно, в Вирджинию-Бич, купил новый дом, устроил их и записал в школу, а затем поехал на север, чтобы начать восьмимесячное обучение в школе шпионов в Вашингтоне. Посольские атташе — будь они направлены к союзникам или к противникам, обучаются как шпионы. Разница в том, что мы следим за союзниками более тонко, чем за противниками. И, в отличие от офицеров разведки из ЦРУ, которые работают тайно под дипломатическим прикрытием, среди стран существует общее понимание, что военные атташе — это, прежде всего, сборщики разведданных, сообщающие обо всем, что видят, в свою штаб-квартиру.