— Куда это они? — недоуменно спросил Владимир, пожимая руку раскрасневшемуся веселому Мичману.
— Воздухом подышать. Или еще куда... Привет! А я тебя уже и не ждал сегодня.
Берсеркер хмыкнул и покачал головой.
— На работе задержался. Но не такая я свинья, чтобы к тебе на день рождения не явиться.
Мичман радостно хохотнул и снова приложился к уже изрядно опустевшему стакану.
— Ну, тогда за дружбу! — провозгласил он, одновременно наливая Жирнову пива в стоявшую рядом кружку. Тот благодарно кивнул.
Харитон просто сиял, подобно начищенному пятаку, шумно принимал поздравления и пребывал, по наблюдению Жирнова, в отличном настроении.
— Да ты просто цветешь и пахнешь, — заметил Владимир, улыбаясь. — Извини, подарка тебе не привез, некогда было домой заехать. Даже переодеться не успел.
Мичман отмахнулся, радостно разглядывая гостя:
— Да шут с ним, с подарком! Главное, ты сам явился, а то ужас, сколько времени не виделись. Переодеться, говоришь?
И только тут Харитон заметил отлично сидевший на приятеле новый "с иголочки" костюм.
— Ну ни фига себе! — присвистнул он и начал с серьезным видом загибать пальцы. — На работе все время занят, да еще в костюме... Одуреть, Володька! Поздравляю!
— Это тебя поздравлять надо, — спокойно заметил Жирнов, внутренне гордо улыбнувшись словам Мичмана.
Тут к столику подлетела толпа ребят, выделяющихся на общем фоне остальных посетителей своей какой-то динамичной пластичностью и звериной грацией, и шумные поздравления начались вновь. Мичман улыбался, пожимая бесчисленные руки и громко смеясь. Он пытался что-то отвечать на поздравления и, вероятно, смог бы перекричать всю компанию, если бы захотел, но почему-то не стал. Толпа снова схлынула, и Харитон сел на прежнее место.
— Ну рассказывай, как жизнь? Давно тебя не видел.
— Да вот, работаю, видишь. С временем напряженка стала.
Мичман усмехнулся, продолжая с некоторым удивлением разглядывать Берсеркера. Да черт... какой он теперь Берсеркер? В костюмчике за месячную Харитонову зарплату (а зарабатывал он неплохо).
— Но-но, не надо пускать пыль в глаза простым советским труженикам! — заявил он, ухмыльнувшись. — Работа, понимаю. Семья, понимаю. А выходные на что? А вечера? Мог бы заглянуть! Проведать! А то бросили меня одного. Глип, вон, и тот куда-то смылся...
И Харитон шутливо начал заламывать руки, изображая страдания всеми покинутого именинника, что, впрочем, выглядело не очень убедительно — глаза его смеялись, несмотря на притворно печальный голос. Да и снова окружившая его, чтобы присоединиться к поздравлениям, новая партия трейсеров и просто знакомых несколько мешала представлению.
Когда вокруг стало ощутимо тише, несмотря на громкую музыку, Жирнов ответил, продолжая прерванный разговор:
— Да уж! Бросили! Одинокий ты и несчастный народный любимец.
Мичман шутливо раскланялся, а Владимир неожиданно серьезно продолжил:
— А я, правда, занят был. Кроме работы я еще контраварийному вождению учился. В "Мастер-Пилоте". Слышал о таком?
Мичман тут же схватился за сердце, изображая сердечный приступ, окружающие, покатились со смеху, а Владимиру почему-то вдруг стало очень неприятно. День рождения днем рождения, но эта комедия начинала ему надоедать. Почему это Харитон не воспринимает его всерьез?
— Володька! Берсеркер! И ты! — Тем временем ораторствовал именинник. — И тебя заарканил этот безумный мир машин и дорогих костюмов! Как ты мог променять свободу передвижения на железный катафалк! Зависеть от цен на бензин, уличных пробок и светофоров! Нет! Ты меня убиваешь. Стыдись, ведь я могу не дожить до своего двадцатишестилетия, — Харитон быстро взглянул на часы и уже совсем другим тоном продолжил. — Которое, кстати, случится ровно через час и двадцать минут.
Берсеркер рассмеялся:
— Это что это ты называешь катафалком? Мою новенькую Subaru WRX 4 Turbo? Да и потом, какие светофоры и пробки? Ты что, прослушал? Я для того и ходил на курсы, чтобы уметь быстро и аккуратно добираться до места, минуя пробки!
— Ну конечно, — скептически усмехнулся Мичман. — Вот только быстроты это тебе прибавит в любом до дрожи знакомом месте. А попробуй объехать пробку по переулкам в незнакомом районе города!
— А что я, зря столько морочился с компьютерными гонками? Да после полугода ежедневных заездов по виртуальной Москве с сегодняшней-то реалистичной прорисовкой расположения всех улиц, я белокаменную знаю как свои пять пальцев!
— Чего? Хрен то! — вскинулся Харитон, неожиданно повысив голос. Несколько трейсеров, заинтересовавшиеся происходящим, окружили спорщиков. — Улицы! Прорисованные! Виртуальные! Тоже мне! Да мне сложно представить, что может быть длиннее самого короткого автомобильного пути по улицам и переулкам любого города! Тебя в школе не учили, что кратчайшее расстояние между двумя точками — это прямая!
— И это мне говорит трейсер! Человек, который является ярким примером обратной эволюции человека, желающего вернуться на пальму?!
— Да, трейсер! — гордо заявил Харитон, даже слегка стукнув кулаком по столу.
Тем временем толпа любопытных вокруг росла. Шутливый спор многих заинтересовал. И то с той, то с другой стороны слышались крики одобрения. Правда, поддерживали почему-то в основном Мичмана.
"Ну погодите же, пещерные люди", — с неожиданной злостью подумал Жирнов. А Харитон тем временем продолжал:
— Да, трейсер! Человек, который не убегает от препятствий и не пользуется идиотскими машинами для того чтобы добраться из пункта А в пункт Б! Да, трейсер! Человек, который полагается на себя и готов отстаивать свою независимость от законов механизированной цивилизации! Да, трейсер! Человек, способный покрыть огромное расстояние на своих двоих за время, которое любой гонщик потратит только на то, чтобы выехать с автостоянки на мало-мальски оживленный проспект!
— А давай забьемся! — тут же откликнулся Владимир, неприятно задетый словами Харитона за живое. — Спорим, я тебя обгоню! Выбирай место и время, стартуем одновременно и добираемся до финиша каждый своим путем, — Жирнов широко улыбнулся.
— А давай! — азартно закричал Мичман, забывшись и легко перекрикивая гул толпы и музыку. — Все слышали? Спорим на бутылку коньяка, что Человек Свободный во многих случаях в городских условиях обгонит супернавороченное механизированное чудовище!
Трейсеры поддержали спор криками одобрения и очередным тостом за Человека Свободного. Жирнов же только улыбнулся в ответ.
Вечеринка была в самом разгаре, но спустя некоторое время Владимир почувствовал себя неуютно. Торопливо попрощавшись со знакомыми, он похлопал Мичмана по плечу, еще раз поздравил с днем рождения и заявил, что ему пора бежать.
Мичман, кажется, был немного удивлен, но его внимания хотело одновременно столько народу, что долго размышлять о странностях в поведении друга ему было просто некогда. Поэтому он только махнул рукой и прокричал вдогонку:
— Про пари не забудь! Я тебе завтра позвоню, условимся о времени и маршруте!
Владимир согласно кивнул и быстро вышел из душного клуба на улицу. Перед тем как сесть в машину, он несколько секунд просто постоял рядом, касаясь рукой холодного металла, чуть ли не поглаживая любимое транспортное средство и вдыхая вкусный вечерний воздух. В последнее время, когда он слишком сильно раздражался, это поднимало ему настроение и успокаивало.
Но сейчас маленький ритуал не помог. Настроение почему-то было донельзя паршивым.
"Утро добрым не бывает... Да перестань ты трезвонить, встал я уже!"
— Выходной, называется, — сонно проворчала жена. — Приличные люди в это время десятые сны досматривают.
— Спи давай... Алё, — Владимиру почему-то совсем не хотелось выслушивать ворчание законной половины — он был свято уверен, что звонили с работы.
— Салют, Берсеркер! — в трубке, как ни странно, раздался весёлый голос Мичмана. — Просыпайся, труба зовёт!
— Какая труба? Мич, ты? Ещё не напраздновался?
— А ты ещё не проснулся, что ли? Позор! Девятый час! Про спор-то уже забыл, небось? Подъём, а то вся жизнь пройдёт мимо.
Вчерашний спор? Ах, да, что-то такое припоминалось. И это "что-то" пробудило неприятное ощущение: задетое за живое самолюбие. Ну, скажите пожалуйста, кто сейчас, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, бросит четырёхколёсного друга заради сомнительного удовольствия скакать через наши российские канавы на "одиннадцатом номере" — своих двоих? Человек тем и отличается от обезьяны, что давно спрыгнул с ветки на грешную землю.
— Вот пристал, — бурчал Жирнов, прошлёпав босиком до компьютера. — Мич, ты зануда и садист в одном флаконе. Выспаться не даёшь... Ладно, уговорил. С кем и как — уже ясно. Осталось определить, где и когда.
— Ты этот спор затеял, тебе и карты в руки, — голос Мичмана был неприлично бодрым для именинника, всю ночь отмечавшего годовщину своего появления на свет. Владимиру почудилась в этом скрытая насмешка. Он хорошо знал друга. Знал, что насмехаться над кем-то, тем более, намеренно унижать, он не умеет в принципе. Но вот привязалась мыслишка...
"Я вам покажу, кто тут человек разумный!.."
На экране компа засветилась карта, выбранная методом "научного тыка". Неплохо, неплохо. Район знакомый, хорошо наезженный. В выходной пробок должно быть по минимуму. Но даже если будут, что с того? Справимся.
Владимир нехорошо усмехнулся, краем глаза углядев своё отражение — чёрт, сейчас же бриться.
— Карты, говоришь? — хмыкнул он в трубку, посылая результат своих изысканий на принтер. Несчастный гибрид утюга и печатной машинки от Хьюлетт-Паккард, просыпаясь, жалобно заныл холодным валом. — Будут тебе карты, с островом сокровищ и пиастрами. Стартуем у станции "Спортивная". Ну уж тогда ради честности точку финиша выбирай ты — только, чур, не ближе полукилометра.
— Хорошо, тогда финиш на улице Косыгина, у двадцатого дома. В курсе, где это?
— Найду. Только давай отложим твой разгром до завтра — и то раньше пяти вечера не вырвусь.
— Идёт. Значит, завтра в пять у "Спортивной".
— Готовь коньяк, Мич, я не отступлю.
— Поглядим! — совсем весело крикнул Харитон, и трубка разразилась короткими гудками.
— Поглядим, — автоматически повторил Владимир, каким-то краем сознания удивляясь непонятной злости, проснувшейся сегодня чуть ли не раньше его самого.
"Поглядим, — думал он, за полчаса до условленного времени следующего дня выводя своего "стального коня" из гаражного комплекса,. — Не знаю, в чём тут дело, Мич, но сегодня явно не твой день. Я собираюсь победить, и точка".
Жирнов не без удивления прислушивался к собственным мыслям. Раньше... Раньше ему бы в голову не пришло вот таким, макаром выяснять, "кто круче". Сказывались, видно, престижная работа, пресловутый "дух конкуренции", пропитавший этот мир со времён Каина и Авеля, неожиданно прорезавшееся мужское самолюбие. Или всё это вместе взятое, нарезанное кубиками и тщательно смешанное с тонким, едва ощутимым желанием доказать всему миру — я самый лучший! У меня крутая тачка и никому, никакому Харитону не под силу тягаться с этим чудом цивилизации!
Ох, какая ж ты не близкая, неласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!
— хрипел в динамиках акустической системы Владимир Семёныч Высоцкий, уже в который раз сообщая радиослушателям историю непростой любви к простой советской альпинистке. Жирнову эта песня сегодня почему-то не нравилась. Пощёлкав сканером частот, вышел на станцию, где грохотало забойное техно, поморщился, и выключил приёмник вообще.
А настроение, с которым он притормозил у метро "Спортивная", вполне можно было описать одним словом. Коротким, ёмким, но мало подходящим для разговора "приличных людей".
Он приехал минут на десять раньше срока, и тайно рассчитывал, что Мичман ещё не прибыл. Но Мичман, к его плохо скрытому неудовольствию, уже прибыл, и наблюдал за компанией оторвиголов, носившихся по улице — надо же! — на горных велосипедах. Жирнов без особого энтузиазма покинул удобный салон и поздоровался с пошедшим навстречу Мичманом.
— Орлы, — того явно разбирал смех, когда юные велосипедисты пытались поразить прохожих в самое сердце стоянием на переднем колесе. — Ещё немного так покатаются — и они мои.
— Врач в каждом человеке видит пациента, а трейсер — трейсера, — отшутился Владимир, пытаясь хоть так поднять настроение. — Ну, Мич, не передумал ещё?
— Никак нет, — тот улыбался во все тридцать два. — Ладно, чего тянуть кота за одно место? Седлай своё железное "не роскошь, но средство передвижения", и поехали! Если не боишься за свою старушку, конечно.
— Не дрейфь, моя гнедая борозды не испортит, — снова попытался отшутиться Владимир, но вышло почему-то совсем не смешно. Скорее, угрожающе.
"Володька, ты ли это? — Харитон проводил его цепким взглядом. — Блин, да неужто тебе так важно победить в этой дурацкой гонке? Нет, что-то тут не так. Очень сильно не так..."
"Субару" мягко, почти бесшумно — только покрышки по асфальту прошелестели — отъехала от стоянки, а Харитон махнул по тротуару. Напрямик.
Что ж, уговор дороже пива. Гонка — так гонка.
"Он проиграет. Понимает, что проиграет, но всё равно согласился. Почему?"
Жирнов лихо вывернул "Субару" на Хамовнический вал. Сильно гнать машину не стоило: движение на улице ровное, без заторов. Осталось лишь поймать "зелёную волну" и наслаждаться жизнью, ощущая себя венцом творения.
"Интересно, о чём сейчас думает Мичман? Наверное уже жалеет, что ввязался..."
Если бы Владимир был немножко меньше зациклен на своём моторизованном превосходстве, и вспомнил собственные трейсерские подвиги, то не думал бы о Харитоне столь легкомысленно. Хотя бы потому, что, штурмуя препятствия, трейсер меньше всего расположен к философии. Философствуют потом, когда цель достигнута. Если же растекаться мыслью по древу во время штурма какого-нибудь высотного здания, то так недолго растечься мозгами по асфальту. Сосредоточение — основа не только восточных боевых искусств. Но сегодня, видимо, что-то такое носилось в воздухе. Владимир нервничал, только не мог понять, почему. А нервничать за рулём не менее опасно, чем заниматься философией, взбираясь без страховки по стене на двадцатый этаж.
Он легко обошёл серенькую "Ауди" и парочку реликтов отечественного производства, не без насмешки подумав — мол, на таких вёдрах приличные люди уже давно не ездят. Но стоило ему чуть расслабиться, как случилась первая неприятность. Во всяком случае, он расценил это именно так. Одно из "вёдер" вдруг вильнуло, выруливая на левую полосу. Пришлось сбрасывать скорость. Из-за этого он выпал из графика, и очередной светофор, будто издеваясь, мигнул жёлтым, а потом и вовсе красным.
"Твою мать..."
