Ксенос и фобос

— А что ты можешь предложить? Вернее, не можешь, а что хотела бы?

— У-у-у… Хотела бы. Я хотела бы, чтобы все вернулось. Чтобы родители были с детьми. Чтобы дети — с родителями. Чтобы жили нормальной жизнью. Чтобы не было этого вашего повседневного идиотизма…

— Стоп, — поднял ладонь Кудряшов. — Стоп. Подожди.

Он снял мягкое камуфляжное кепи, пригладил волосы, почесал напоказ, для смеха, в затылке. Вот же… Или не оно? Он же тоже ощущал иногда какую-то неправильность, но — в чем?

— Вер, ну, ты можешь без нервов как-нибудь?

— Не могу! Вон, ты только посмотри на них! Это же дети… Они в чем и перед кем виноваты? Какое тут — без нервов!

— А ты все же попробуй, попробуй. Как аналитик, скажем.

— Как ты, что ли? — улыбнулась Вера.

— Ну, предположим, как я. Расскажи мне такую вот историю. Вот про идиотизм про этот, о чем сказала только что. У нас здесь, может, просто глаз замылился уже на этом ожидании невесть чего и невесть когда, и на всей этой чрезвычайщине. А ты у нас все-таки со стороны пришла, человек новый. Может, попробуешь, расскажешь? А я подумаю, что можно сделать.

* * *

Жили-были рыбки. Маленькие и побольше. С хвостом, длинным и прозрачным, как вуаль, и почти без хвоста. Наподобие маленьких цветных колобков, весело катающихся под водой, и похожие на плавающие иголки. Жили они в море-океане, где для них не было границ и не было преград. Вернее, преград было всего две: сверху, откуда лился свет, было место, где нельзя было плавать и дышать. А снизу, где было темно и холодно, было твердое, в котором тоже нельзя было плавать и дышать. И все. А остального мира было столько, что ни одна рыбка никогда не могла его оплыть и осмотреть весь. Не могла вовсе не потому что запрещено было, а потому что сил не хватило бы. А запретов и преград для этого не было.

А потом пришел человек, зачерпнул глубоко и унес с собой огромный аквариум воды, песка, камней, водорослей и рыбок, которые там, в этом месте, жили. Аквариум поставили в большом зоомагазине, и он стал достопримечательностью городка, в котором жил тот человек.

Каждый день прибегали дети и смотрели сквозь толстое стекло, как лениво плавают по кругу красивые рыбки, а по стеклу медленно переползают улитки, оставляя за собой полоску чистоты. Когда рыбок кормили, они все сразу начинали толпиться вокруг того места, куда сыпали корм, вырывать крошки друг у друга, хватать жадно, а потом, наевшись, плавно помахивали плавничками, уставившись круглыми глазами в стекло, за которым им все равно ничего не было видно.

Многие захотели и себе аквариум, дома, чтобы смотреть на красивых рыбок в любое время. Родители покупали аквариум, наливали в него воду, строили подводные гроты, раскладывали красивые камушки и ракушки, а потом они приходили вместе в магазин и показывали — вон ту, и еще эту, и те две.

Хозяин магазина брал марлевый сачок и вылавливал рыбок, в сторону которых ткнул детский пальчик, выкладывая их в специальный пакетик с водой.

Оставшиеся некоторое время метались по аквариуму, тычась в прозрачную твердую преграду, потом успокаивались и вели друг с другом неспешные беседы о том, что могло случиться с пропавшими соседями. Они пытались понять правила, признаки, по которым, то одну, то другую рыбку уносило куда-то, и она больше не появлялась. Каждый день, который для рыбок был, как для нас месяц, количество их уменьшалось и уменьшалось. Самые умные старались держаться углов аквариума и не выделяться своей активностью. Они решили, что именно активность и даже агрессивность — вот то, из-за чего пропадают соседи и товарищи. Они не думали, а что будет, если все станут спокойными, флегматичными, правильными, начнут держаться углов и темных мест…

Неужели тогда остановятся эти странные пропажи? Не станут их вылавливать марлевым сачком? И может быть — а почему бы и нет, кстати — их всех вернут в бескрайний море-океан? Главное — правильно себя вести?

* * *

Кудряшов читал и морщился.

— Что, не нравится?

— Да, понимаешь…, — он еще раз пробежался глазами по странице. — Вроде, все у тебя правильно написано. Вот эти вот, «умные», это вроде как мы здесь — все время гадаем, анализируем, пытаемся понять, по какому принципу уносит у нас соседей… Но это же не идиотизм, если по отношению к аквариумным рыбкам? А? Они же все равно ничего не могут сделать? Или ты себе как-то представляешь революцию, что ли? Как они все вместе побеждают людей и потом, бодро шлепая плавниками и распевая революционные песни, отправляются в дальний путь к морю-океану? И пошли они до городу Парижу…

— Пешком! — рассмеялась Вера. — Все-таки ты писатель. Ишь, как образы из тебя прут… Вот взял бы и написал бы сказочку.

— Я писал, — серьезно кивнул Виктор. — И ты даже читала некоторые. Но это было раньше, когда не было практически никакой информации. Вот я ее и домысливал, додумывал, выдумывал и экстраполировал.

— Ну-ну… Они завсегда своим образованием хвалятся… Ну, хорошо. Не магазин и не аквариум. А просто кусок океана объявили запретной зоной, чтобы ни туда, ни оттуда нельзя было. И из этого куска океана кто-то или что-то раз за разом хватает рыбин, жарит, солит, поедает со вкусом. А оставшиеся суматошно носятся, стараясь не выплыть за объявленные границы, спорят, кого следующим съедят… Это не идиотизм?

— А рыбы — они и есть самые тупые. У них мозгов мало.

— Вить! Не в рыбах же дело. Чего ты смеешься? Вот, скажи, зараза есть в городе?

— Уверен — нет никакой заразы. Иначе все бы заболели давно.

— А тогда в чем смысл запретной зоны?

Они сидели на невысоком бетонном крылечке с задней стороны школы. Там, где одна дверь, с самого края, вела коротким коридором в высокий и узкий спортзал — только-только на волейбольную площадку место. А с другого угла, поднявшись на три ступеньки, упираешься в крашеную белой масляной краской дверь столовой. Детей водили кормиться изнутри, из вестибюля первого этажа, в главные двери. А здесь был вход на кухню. Недавно привезли продукты, и оказавшиеся совершенно случайно рядом Кудряшов и два его бойца помогали таскать картошку и макароны в подсобку. Перетаскали, мужиков усадили перекусить и попить горячего чая, а Виктор с Верой, чье дежурство на кухне было сегодня, вышли покурить. Тут было тепло, от ветра защищала стена, исписанная разноцветными надписями, прославлявшими выпускников разных годов. Тут было тихо, потому что дети бегали и играли с визгом и шумом в спортгородке, это как раз с противоположной стороны, и на площадке перед школой.

Два окурка синхронно полетели в черное жерло старинной чугунной урны, когда-то выкрашенной бронзовой краской, но теперь щеголяющей ржавчиной именно что «под старину».

— Вот и я не вижу смысла в этой «эапретке». Я бы еще такую сказку написал, про дракона. Он тут где-то живет будто бы. И все, что «под ним» — это вроде бы его собственность. В том числе и местные люди, и дома, и промышленность — всё. Он не потерпит, если кто-то попытается эту его собственность отнять или утаить. Вот потому со всех краев страны и собирали наших, и присылали сюда. Потому что нельзя. Потому что иначе дракон рассвирепеет. И что там будет, если дракон озлится — никто не знает.

— Драконы питаются невинными принцессами?

— Ну, не только принцессами, если верить книгам. А у нас и не совсем невинными. А не понять какими. А может, дракон — это такой огромный компьютер? И просто программу выполняет? В общем, ничего-то мы не знаем. Ни-че-го…, — пригорюнился он.

Вера протянула руку и потрепала Виктора по затылку. Ласково, медленно. Он прикрыл глаза, чуть откинувшись на эту теплую и нежную руку.

— Ишь, котяра какой… Нравится? А ты женат, Кудряшов?

— Женат.

— И дети есть, небось?

— Дочка. Твоих лет как раз.

— Так какого ж хера тебе от меня надо, а? — она прихватила волосы и дернула крепко пару раз. — Я, конечно, девушка простодушная и доверчивая. И привязчивая. И на хорошее отзывчивая. Деревенская, типа… Но ведь мог бы и обмануть, если что… А?

— Да ты не так поняла, Вер…

— Что я не так поняла? Что ты случайно чуть не каждый день сюда заезжаешь? Что мы с тобой по часу-два болтаем обо всем? Что я не так поняла? Ну-ка, колись, майор!

Она резко отдернула руку, и он, качнувшись, чуть не врезался затылком в стену.

— Ну, вот…, — пробормотал Виктор недовольно. — Так было хорошо, а она взяла и все испортила.

— Ты забыл еще сказать, что обещать — не значит жениться, ага! — рассмеялась она.

— А никто и не обещал, между прочим…

Они с самого начала выбрали такой стиль общения. Виктор был старше вдвое, но это было совсем не заметно. Ну, седина на висках. Ну, морщины у глаз. Зато он так вживался в роль, так подшучивал над ней и над собой! А она подхватывала, слово за слово — разговор мог тянуться и тянуться, пока не подходил водитель и многозначительно не показывал на часы.

— Скучаешь по своим?

— По дочке — очень, — кивнул он.

— А что ж не уходишь?

— Ну, вот… Я же объяснял тебе, рассказывал — ты не веришь, что ли? Никто не вышел, понимаешь? Никто. Люди ехали колоннами. Другие просто ехали, спешили. И никто даже до блокпоста не добрался. С той стороны стоят на всякий случай, что ли — а никто так и не вышел к ним.

— Угу. Дракон, значит, своего не отдает?

— Да, похоже на то.

— А к нам, сюда, значит, можно? Я вот пришла. Ребята вон в Мостовой, если живы. Эти, кого официально водят…

— Ну, если аналогии про дракона, то к нему в пасть — он всегда рад. Вот когда из пещеры его богатства тырят, или когда пища разбегается — он в зле. И тогда держите его семеро — все равно не удержите. Вот и пропадает народ.

— А если не его народ?

— В смысле?

— Ну, эксперименты ставили? Вот что-то случилось. И началась эта ваша «гусиная фигня». И все, кто тут был и вроде как теперь «под драконом» — им выхода нет. Так? А если попытается выйти тот, кто пришел позже? А?

— И эта девушка еще спрашивает, что мне от нее надо! Да таких умных и красивых — ищи, не сыщешь! Вер, а попробовать не побоишься?

— Ага. Так и думала! Использовать меня хочет. Попользоваться! Вот такие вы все мужики — козлы!

— Ы-ы-ы… Ну, хватит, хватит уже. Хорошо сегодня посмеялись. В общем, давай-ка мы с тобой завтра поэкспериментируем. Я же тоже «понаехавший». Вот за руки возьмемся и прогуляемся до пашни, до полосы. А?

Вера улыбнулась мечтательно:

— Вы такие вещи говорите, товарищ майор. Такие завлекательные… Кстати, а чего — завтра-то? Давай сегодня!

— А сегодня ты на кухне дежуришь. А мне — в объезд по точкам. Вон, уже ждут и тебя и меня. Не будем нарушать дисциплину.

— Эх, ты, — она опять залезла пальцами в его шевелюру, пошевелила там, почесала, смеясь на его совершенно щенячье выражение. — Дисциплинированный мой. Ну, ладно, Вить. Давай — завтра. С утречка, чтобы не дергаться весь день.

* * *

— Ну, и что вы мне сегодня новенького расскажете? А? Господа министры и товарищи силовики — что нового, что хорошего в нашей жизни? Жизнь стала, наконец, лучше? Или она стала еще веселей?

— Доклад комиссии по чрезвычайной ситуации в письменном виде был представлен вам вчера.

— Предлагаете мне его еще раз перечитывать? А что сами скажете?

— В Молотове продолжается резкое падение производства. Есть опасность скорой остановки некоторых предприятий военного значения — из-за банальной нехватки рабочих, в первую очередь. Но в целом в зоне чрезвычайной ситуации ничего чрезвычайного не происходит. По информации, получаемой оттуда…

— Кстати, а сколько у нас каналов информации? Да не переглядывайтесь, не переглядывайтесь. Ишь, моду взяли — от своих еще таиться. Что за недоверие между товарищами? С кого начнем? КГБ?

— У нас есть информация. Так точно.

— МВД?

— Постоянный канал связи. Наш человек исполняет обязанности коменданта города.

— Этот, как его, — шорох перелистываемой бумаги. — Клюев, так?

— Подполковник Клюев, Иван Иванович.

— А не маловато для коменданта такого города? Звание — не маловато?

На стол из бордовой папки вылетает листок.

— Мы подготовили представление и проект указа.

— Так и думал. Через ступень, значит? Остальным сами присвоите?

— Нашим — сами, а общевойсковым пусть Министерство обороны думает.

— Так. Подписываю. Передайте Клюеву моё поздравление.

— Есть!

— Министерство обороны?

— Связь есть. У нас три канала прямой связи.

— Вот как интересно. И что же это у нас получается? Прямая связь с зоной есть. Информация поступает, следовательно. Спутники летают, и мы получаем снимки высокого разрешения. Знаем пофамильно, со всей историей, все нынешнее руководство города. Эти их Советы рабочих депутатов — они же просто молодцы! Снабжение есть, голода в городе не будет. Заводы, заводы ведь работают, понимаешь! Гознак гонит нам вагоны дензнаков! Как стихи почти получилось… Паника погашена. Интерес населения к происходящему в зоне упал, как мне докладывают специалисты. Статистика утверждает, что в Интернете о нашем Молотове практически перестали появляться запросы. А теперь скажите мне все-таки: что же там, так его и перетак, происходит и в чем смысл нашей, слов нет, какой секретной, Зоны чрезвычайной ситуации? Что, там такое чрезвычайное, что требует войск, контрольно-следовой полосы, колючей проволоки, изменения режима движения поездов, ухудшения нашего экономического положения — заводы же по-настоящему не работают! Ну? Кто мне может объяснить, что там за чума такая, что там за холера? Сегодня у нас уже не март месяц и даже не май. Скоро снова наступит зима. Вы мне всё про «военку», а знаете, что нефтеперерабатывающий завод погасил свои факелы? Он не работает — нечего перерабатывать. А что Кислотный прекратил отгрузку удобрений? Да, да, удобрений. Не говоря уж о ваших штучках. Кабельный, которым гордились… Где его продукция? Двигатели ракетные… Может, это просто диверсия такая? Что скажете, товарищи силовики? Может, это просто вражеская рука, не пускающая нас дальше? Тянут за полы, копают ямы на пути, сыпят песок в подшипники? А? Диверсия? А может, диверсия — сама эта зона? Ну? Кто первый? Кто пояснит необходимость дальнейших затрат?

— Есть предложение обсудить все эти вопросы узким кругом, не перед всем правительством.

— Не доверяете, выходит, «штатским штафиркам»?

— Не в доверии дело, а в отсутствии необходимости расширения круга доступа к совершенно секретной информации.

— Да? Даже так? Есть, выходит, такая информация — совершенно секретная? Ну, что, товарищи, доверите мне поговорить с представителями силовых структур? Нет возражений? Тогда — полчаса перерыв. Встречаемся узким кругом с… Кто будет?

— КГБ, Минобороны, МВД, от Академии наук представитель.

— И я. Всего пятеро, выходит. Прошу приготовить нам стол, удобный для заседания. Чай. К чаю, что там положено. Запись не вести. Всё. Перерыв.