Соответственно, бритты либо “тянут время долго”, что убиение послов не предполагает, а предполагает им явить “как всё замечательно”, либо вообще придумали нечто столь завлекательное, что в ихнюю унию бриттских гадов, теряя тапки, побежали по доброй воле все причастные. Также бред, по совести, но не больший, нежели “колдунское массовое убивало с перезарядкой и только по не бриттам”. Даже если последнее с приборами какими защитными, так экспедиционный корпус уже на островах будет, так что выяснить, что за “колдунская защита”, и ей обзавестись успеет.
Так что вероятность на этом “посольском турне” помереть выходит менее, нежели в том же Риме или по дорогам меж Полисов мотаясь. Бритты сами оберегать послатых будут, потому как им это выходит “надо”. Ну а захваты и прочее — бред почище убиения. Единственное, что Леший изрыгнул “гипнотизёр”, но тут, судя по морде лица, сам из наиболее невероятного выбрал хоть сколько-то возможное.
Гипнотизёр, мóзги одарённым спекающий… Ну, скажем так, в возможность существования такового уникума верится крайне слабо: природа эфирная в проявлениях изучена досконально, а подобный “гипнотизёр” будет, скорее, терапефтом уровня “суперкомпьютер”, способный переписывать нейроны. Ну, как-то тоже смотрится бледно, в возможности мозга человеческого, пусть эфиром подпёртого, такое осуществить не верится ни разу. Да и, главное, все эти мысли не у одного меня в башке крутятся, так что ежели и извернулись с этаким Архи Мозголазом бритты, так послов проверять не один и не два человека будут после посольства оного. С пристрастием и на “девство разума”, так что тоже нет.
И вот пока гонял я в уме мысли мудрые (опять вылезли, подлые, достав меня немало, аж мозоли на разуме от мозгоблудия набухать стали), подкатил к Фазану самокат, откуда явилась знакомая копна “золотого руна”, из самоката вылезшая, но некоторое затруднение около него испытавшая.
Вот ведь морока, посетовал я не без улыбки: всё же морока сия меня от мозгоблудия отвлекала. Так что поднялся, вышел и, вслушавшись в беседу возницы и Милорады, понял затруднение, в чём-то довольно комичное.
А именно, сколь понял я, у девицы банально не было денег, бес знает почему. Притом, несостоятельной она не являлась, предлагая вознице за проезд некую ювелирную цацку. И вот тип сей цацку брать отказывался наотрез, под соусом довольно комичным: стоила цацка порядково сверх “наезженного”, а подобное “не можнó!”
Оценив “парадное”, в смысле, весьма недешёвое и, признаться, стильное платье и шубейку девицы, я мысленно хмыкнул, да и решил сие затруднение. Были там копейки, так что на благодарности просто отмахнулся: ясно, что в силу неких “высоких и важных” причин девица просто деньгой не озаботилась, что в её психопортрет, мной составленный, вполне укладывалось.
Отвёл в комнатушку арендованную, сложил руки домиком перед лицом, посетовал об отсутствии очков — блики было нечем пускать, да с челом серьёзным изрёк:
— Рассказывайте, Милорада.
— Я… наверное да. Спасибо, что встретиться не отказались, Ормонд Володимирович, — явно нервничала девица, извлекла из кошеля-ридикюля платочек кружевной и, нервно его комкая, задумалась.
А я и не подгонял, с интересом на девицу взирая и, пользуясь наукой физиогномической, выстраивая модель. И выходило, что стряслось у неё нечто, по её разумению, серьёзное, страшное скорее. Что, в свою очередь, требует неких “действий”, а не разговора, поскольку бросилась она не к подружкам. Притом, сие “страшное” ни в компетенцию властей политики не входило, ни родных она этим отягощать не желала. Что ж, послушаем, потому как интересно, да и соответствие своим предположениям надуманным сверим: как по мне, поругалась она со своим мельком упомянутым “глистом в тунике”, а моя персона на простейшей ассоциации всплыла. Скорее всего, выслушаю, да и пошлю девицу с “бедами” её. Но хоть выслушаю, да и совет дам, для себя решил я.
— У меня есть… точнее был, — нахмурилась Милорада, — друг, как я думала. Но подлец неимоверный! — полыхнула очами она, подтверждая мои предположения.
— Сердешный? — ровно уточнил я, внимательно на неё взирая.
— Нет! — аж возмутилась девица, причём, по всему, не врала.
Забавно, мысленно отметил я, кивнув, “принимая ответ”.
— Просто друг, как я думала, хороший, ну и… — замялась девица.
— То есть, интерес амурного толка вы к нему проявляли, — заключил я. — Но, либо в недостаточно явной форме, либо он их сознательно “не замечал”, — на что последовал румянец и кивок. — Продолжайте, — выдал я.
— После нашей беседы с вами, — вздохнула она. — Я задумалась. Вы не подумайте, Ормонд Володимирович, вы хороший! — обманывала она скорее себя, я много какой замечательный, но точно не “хороший” во вложенном ей смысле, не без иронии отметил я про себя. — А тут Горазд стал за мной ухаживать, — потупилась она.
— Позвольте предположить, — ровным тоном вопросил я в паузе, на что последовал кивок. — Вы ранее проявляемый к сему молодому человеку интерес проявлять перестали. И, о чудо! — широко, ехидно и тернисто улыбнулся я. — Тут же стали сему юноше интересны. Это скорее вам для раздумий слова, — уточнил я.
— Наверное, что и так, Ормонд Володимирович, только не юноша он, а муж. Тренер в дисциплинах рифмической гимнастики, — опять покраснела девица. — Вы не подумайте, но ребёнок… Не знала я, в себе хотела разобраться!
— Милорада, вы, вообще-то, мне ничего не должны. Я, ежели вы изволите вспомнить, изначально вам ничего не предлагал и не просил. Предлагая оповестить заинтересованных в нашем сближении, наиболее безболезненным способом, о невозможности этого сближения, — не стал я “щадить нежные чувства”. — Предложение, мной впоследствии озвученное, имело корни и основание в словах ваших, было в чётких рамках, границах, ничего от вас, кроме согласия или отказа не предполагало. Так что ваши “друзья”, до принятия оного предложения, либо тем паче неприятия, ко мне касательства не имеют. Говорю я вам сие не для того, чтобы сказать, что вы с бедой вашей мне неинтересны. В таковом случае и встречи нашей нынешней не было, — уточнил я. — А скорее для того, чтобы донести позицию свою, дав возможность свободно говорить, без оглядки на нашу предыдущую беседу.
— Хорошо, Ормонд Володимирович. Горазд ухаживал, но в сомнениях я пребывала, пока не позвал он на беседу личную и приватную. А я и согласилась, дура! — блеснула она слезинками в уголках глаз.
— К себе? — уточнил я, на что последовал кивок. — И что вас не устроило? Любезен недостаточно был, или уд не в ту сторону изогнут? — с реальным интересом уточнил я.
— Да вы… Не было меж нами ничего, да и не должно было быть! — раскрасневшись, прокричала она.
— Вы, Милорада, не кричите, а объясните в чём я не прав, — ровно ответил я. — Муж вас в обиталище своё зовёт, что иначе как согласие на соитие, предполагаться не может…
— Он обещал, что не обидит! — последовала вспышка.
— Так что вы мыслите как обиду, он мыслил как благодеяние, — развёл я лапами. — Чай вы, Милорада, не с Луны свалились, да и не дитё неразумное, в обитель мужа явиться, согласие давая на многое, последствия же, судя по словам, вашим же, осознавали.
— Да вы… — полились слёзки у девицы, на фоне гневного лица. — Он. Мне. Клятву. Дал, — побледнев, выдала она. — Что пальцем ко мне, без моего дозволения, не коснётся.
— Дозволение, хочу вам напомнить, Милорада, понятие также не самое прозрачное. Тогда как визит к мужу — вещь однозначная и толкования двойного не подразумевающая. Вот я вам скажу, к примеру: поедемте ко мне, побеседуем, — привёл пример я. — Что ответите?
— Поеду, — закусив перед тем губу, несколько неожиданно для меня выдала девица.
— Но, тем не менее, очевидно и понятно будет, что интерес я к вам амурный питаю. И вами его неприятие будет нелюбезным, неправильным и оскорбительным, — несколько “вытянул ситуацию” я, поскольку насупившаяся девица всё же кивнула. — Я пока, Милорада, не понимаю сути вашей беды. Расстройство — возможно. Но тут вы, как ни крутите, сами виноваты, сколь не хочется вас словом бранным называть, но окромя “сама дура”, иных слов я не нахожу.
— На встрече у него Горазд сам настоял, чему клятвы и причина, — мертвенно побледнев, роняя слёзки, выдала девица. — Беседа с полчаса шла ровно и разумно, а потом, без перехода начал руки распускать. Еле вырвалась… Дура, да! — задрожала она плечами.
— Ну покинули-то вы его невозбранно, — откомментировал я, на что был буквально прожжён взглядом.
— Смотрите! — рванула Милорада рукав, — Могу и больше показать! — заливаясь слезами вскочила она, но была за обнаженную руку поймана и усажена за столик силой.
Ну что можно сказать, на “ролевые игры” сколь угодно высокой жёсткости алые полосы на предплечье не тянули. Полицейские за “улику” не примут, но хулиганство и “повреждения телесные” этому типу вчинят, буде девица к ним обратится. А главное, про “клятвы” этого типа не врала, хоть и дура, в этом случае и сама признаёт, думала не тем местом.
— Более не надо, — отпустил руку я, тогда как девица, закрыв лицо руками, полноценно зарыдала. — Кстати, Милорада, вынужден вас предупредить, что мы, Терны, растения неприхотливые, женские слёзы нам вполне пригодны. Так что, ежели вы разрастания колючек не желаете, я бы вам порекомендовал слёзы унять, — выдал я.
Девица немного порыдала, но всё ж фыркнула и себя в руки взяла, взор, пусть и заплаканный, на меня уставив.
— Итак, Милорада, в злокозненности и прочих качествах вашего Горазда, — “не моего” последовал бурк. — Хорошо, — не стал спорить я, — моего Горазда, вы меня убедили. Не по закону и традициям, тут вы и сами признаёте свою ошибку, а по чести. А от меня-то вы что хотите?
— Я… — задрожала она губой, вскочила. — Простите, Ормонд…
— Присядьте и возьмите себя в руки, — нейтрально ответил я.
Ну реально, втравливает меня девица в блудню, от которой мне, если разобраться, ни боли, ни выгоды. Как спутницу свою её я не вижу. Точнее, тут уж ей самой ОЧЕНЬ постараться придётся, во всех смыслах и один раз, чтоб вместо взбалмошной девчонки я в ней женщину для себя узрел. Сам этот Горазд, по всему, выходит та ещё скотина, в этом случае и не поспоришь: в некоторой инфантильности собеседницы я убедился за час беседы, а тут наставник не один год… В общем, хотел её попользовать “по закону”, но не по совести, а уж следы принуждения… Насильник, в общем, и личность гадкая.
Но я не “принц на белом коне”, которых в Мире Полисов и не водилось. Да и не миллионщик, в костюме ушастом и резиновом, внимания терапефтов-мозгоправов требующий. Так что, коль девица хотелки свои озвучит, без взбрыков истерических, и не будут они чрезмерны, то, наверное, сделаю кое-что. Ну а нет так нет, леший с этим Гораздом, разве что, может, в Управу заеду профильную, обеспокоенность проявлю: не дело сволоте подобной в наставниках пребывать.
Есть момент с “бриттским вояжем”, меня несколько “раскачивающий” по ряду параметров, но тут скорее оглядки на ряд моментов, да и лени лишающий — снявши голову, по волосам не плачут, а тут можно просто поступить “хорошо”, без размышлений лишних.
Девица, тем временем, села всё же, задумалась крепко, а после выдала результаты как раздумий, так и хотелок.
— Не знаю я, Ормонд Владимирович, — последовало изречение, от которого я стал опасаться за бровь свою — столь вздёрнута она была, что могла чело покинуть, да даже на орбиту земную взобраться. — Наказания ему хочу, а какого — сама не ведаю. К батюшке обращаться и смысла нет, да и стыдно, — покраснела она. — В Управу — так посмеются надо мной, потернистее, чем вы изволили, — бросила она на меня не самый довольный взгляд. — Потому и к вам обратилась, помстилось мне, что выход найдёте.
— Доверие ваше льстит, — не без яда ответствовал я. — К слову, обратись вы к полицейским, то наказание сему Горазду бы было. Впрочем, — признал я, — не сильное, да и скотству его не соответствующее. Да и посмеялись бы над вами, что да, то да, чего я, невзирая на слова ваши, себе не позволял. Но пожелание я ваше услышал, так что наказание ему умыслю и осуществлю в ближайшее время. Адрес мне палестры вашей обозначьте, да имя полное обидчика вашего, — потребовал я, на что Милорада застрочила на салфетке выуженным из ридикюля стилом. — Засим, давайте прощаться, усажу я вас на самокат до дому. Время позднее, — подытожил я.
— Погодите, Ормонд Володимирович! — уставила на меня изумлённые очи зелёные овечка. — Что заступитесь за честь мою, сие чудесно, благодарна я вам без меры. А как же мы?
— Какие-такие “мы”? — изумился я. — Вы мне указали на негодяя и скота последнего, вас обидевшего. Я, по-дружески, в беду вашу вник, да и усилия к её решению приложу. А “мы”-то у вас откуда взялись?
— Но… я думала…
— Незаметно, — экспертно поставил диагноз я. — Насчёт “мы”, буде такое и случится когда, беседу мы имели. И ежели что и изменилось с тех пор, то лишь сложности и сомнения появились. С моей стороны, — уточнил я. — Но это ежели вас мысль о “мы” не покинет, вопрос беседы в будущем. Когда и вы будете не столь напряжены в эмоциях, да и у меня время появится. Пока я прискорбно службой обременён, — уточнил я. — Так что визитка у вас есть, фони номер мой вы имеете. Будет желание пообщаться-поговорить — фоните, а нет, так и нет, — подытожил я.
Овечка глазищами потерянно похлопала, в самокат усадилась и скрылась на оном во тьме. Вот же заковыристая да извилистая, как постановка южно-заокеанская Мира Олега, ситуёвина, хмыкнул я, расплачиваясь в Фазане.
Ну да ладно, всё дело будет не мыслеблудное до отбытия. Да и тренировка какая-никакая, ухмыльнулся я.
Наутро вымытый и побритый я, снабжённый зарядом довольно весёлой злости, обозрел палестру. Была она не из малых, со многими залами, но общение со служительницей открыло мне зал мне потребный. Да и в целом, старушка оказалась презабавная, так что, покидая её общество, пребывал я в некотором сомнении: по речам сей дамы ежели судить (а ни толики сомнения она в сказанном не испытывала!), выходило, что сию обитель зла и порока, палестрой лишь упущением политиков рекомую, надо огнём жечь, с наставниками и учащимися, ибо жить в Мире с оной решительно невозможно.
