Раненый мир - Книга Холмов

Сил не было, как хотелось спать. Но нельзя, сначала ветряная арфа. Слишком многое происходило в этом углу Древней земли, и даже вне ее, в Землеце. Слишком многое надо срочно доложить Вильяму Гвенту.

— Так и скажем ему все? — зевнул Кел.

— Так и скажем, — в три голоса отозвались Анна, Винсент и Алейна.

Улыбнувшись, светловолосый подтянул большой, почти метровый в высоту футляр из чуть скрипучего дерева и дешевой кожи, но прошитый несносной нитью и едва заметно проклепанный железными зажимами да скрепами.

— Свет.

Алейна молча осветила пространство вокруг.

Защелка мелодично открылась, и взглядам Лисов явилась деревянная арфа, лежащая в пушистом овечьем меху.

Высокая и стройная, она была сделана из двух колковых рам красноватой ольхи, одна выгибалась вправо, другая влево, вместе по форме как ваза. Верхние концы сходились друг к другу как два запястья, а из них шли деревянные ладони, повернутые внутрь и образовавшие чуть разомкнутый верх арфы. Мастер выточил деревянные руки аккуратно и выразительно. Пальцы тянулись друг к другу, но были расставлены так, чтобы к каждому крепилась струна и струны не смешались между собой. Это выглядело точь-в-точь как руки мага при сотворении сложной магии, когда энергия исходит из ладоней, и от точной конфигурации пальцев зависит мощь и чистота получившегося заклинания.

Девять струн тянулись снизу-вверх, от основания к выгнутым пальцам, и эти струны были прозрачные, как из застывшего стекла, только это было совсем не стекло. Сгущенные нити ветра, филигранно свернутые в натянутые струны: слева темный ветер бури, клочья туч, пронизанных жилами мрака. Наверняка пойман где-то в полярной ночи Утланда, а может на бурном побережье Гаральда, где океан хлещет в изрезанные скалы, а сверху сверкают молнии — вот крошечная искра промелькнула в глубинах струны, озарив ее на краткий миг. Следующей шла струна затяжной непогоды, туч и дождя, вся мутная, серая; потом сизый, неопределенный, тепло-холодный ветер Холмов, насыщенный импульсами всевозможной магии, ставший для Лисов родным; следом остальные струны, все более чистые и прозрачные. Предпоследней подрагивала струна свободных ветряных фронтов с равнин Израима, странной земли далеко на юге, где море не покоится в вековечных берегах, а летает с места на место, гонимое ветрами. А последней светлела, выделяясь в здешнем воздухе, чистейшая струна: разреженный ледяной поток с прозрачной выси Та-Гарди, великого хребта, хребта самой земли, вознесшегося до самых небес. Вон эти горы, едва виднеются вдалеке, светлеют призраками древности, видны отовсюду на севере, хоть и стоят далеко, но уж очень высоки.

Внизу обе рамы сходились в искусно переплетенную стойку, по центру которой сверкала хрустальная призма с голубым отблеском, сейчас она была темна. Кел поставил арфу перед собой и отщелкнул внизу зажим с синей бархатной нашивкой, державший струны прижатыми. Ветер сразу же заиграл, перебирая струны, звенящая мелодия разлилась в воздухе партитурой здешних сквозняков. Свет преломлялся в струнах и бросал ворох отсветов и бликов, плывущих вокруг вместе со звуками.

Все расселись в ряд, но перезвон не становился осмысленным, а блики и отсветы не складывались в образ собеседника, сидящего перед парной арфой в десятках лунн отсюда.

— Искажение, — кивнул Кел, — мы рядом с сильным истоком силы, даже тремя.

На каждом деревянном пальце было по серебряному кольцу, светловолосый мягко потянул первое и повел его по струне, та неуверенно вибрировала, глухо тренькала, как вдруг издала на удивление мелодичный звон. Оставив кольцо висеть где-то посередине струны, Кел принялся искать идеальное положение для остальных. Каждому ветру требовалась стабилизация в своей точке, чтобы настроиться на парную арфу и одолеть искажение, идущее от истоков.

Довольно быстро все девять колец нашли свои места, но Келу еще пришлось повращать их, синхронизируя звон, и вот когда все пропели единым аккордом, хрустальная призма внизу разгорелась голубым светом, все отсветы и блики сошлись в нее, а звуки на секунду исчезли. Связь была установлена. Кел переполз на сторону остальных и теперь взирал на арфу с таким же нервным ожиданием.

Ветер заиграл струнами, но вместо звона послышался шорох ткани, шаркающие шаги, кто-то закряхтел и со скрипом опустился напротив Лисов. Свет из призмы сложился в сутулую фигуру старика, кажется, сидящего среди множества подушек на мягкой софе.

— Наконец-то, — кашлянул Вильям Гвент. — Докладывайте.

Старику было больше семидесяти лет, и смотрелся он не то чтобы хорошо. С одной стороны, у Гвента был доступ к почти любым средствам омоложения и, может, даже бессмертия. С другой, он родился в день, когда над миром властвовала Пепел, черная луна. Многим из рожденных в тот день она ниспослала свои дары, а вот Вильяму Гвенту досталось ее проклятие: магия жизни отторгалась им, и чем старше он становился, тем сильнее. В юности и молодости Гвент умирал шесть раз, и столько же, очевидно, был воскрешен. Конечно, это само по себе экстраординарно, но говорят, прагматичный холмовладелец относился к жизни и смерти как к еще одному способу вести дела, как к инструменту достижения новой, интересной цели.

Но чем дальше, тем больше оживление для него становилось невозможным. В последние двадцать лет он не мог получить даже простое исцеление витаманта, выпить зелье исцеления болезни даже лучшей травницы Мэннивея, крикливой Ченги; не мог одеть амулет регенерации. Вернее, одеть-то мог, но бестолку. Великий искатель приключений, искусный комбинатор и лучший управитель в полувековой истории Мэннивея, а по совместительству самый богатый человек в этих землях, он не мог перенести себя в новое тело или даже стать нежитью — ведь и работа по сумраку, и ритуалы некромагов все равно требовали участия виталиса, а любое воздействие зеленой энергии уже давно отвергалось его телом. Так половину жизни ему и пришлось идти по узкой тропке неспособного к воскрешению и даже исцелению.

Как же, наверное, это нечеловечески обидно — создать столько всего, владеть стольким, стоять на пороге еще больших открытий и достижений, но быть уже не в силах воплотить их. Владеть ресурсами, что могут позволить почти любое безрассудство, исполнить любой каприз, но не иметь возможности прожить еще тридцать или, если повезет, пятьдесят лет. Когда люди твоего ранга и куда как меньших талантов снова молоды и полны сил, а ты угасаешь, и дело твоей жизни уйдет вместе с тобой, будет разодрано кем попало... причем, не наследниками. Ведь из-за череды оживлений и проклятия Пепельной луны у тебя нет детей. Жизнь несправедлива.

Вильям не мог даже выпить шипучий отвар дымника, чтобы справиться с головной болью, поэтому довольствовался лишь россыпью обычных народных средств. Наверное, он неплохо понимал сынов Канзора, обреченных на чистоту.

— Подведем итоги, — сухо сказал Гвент, одернув халат. За время рассказа, который Лисы вели, передавая слово друг другу, он перебил их раз пять, уточняя сказанное и медленно потягивая горячее вино со специями, греющее его жилистое, болезненно-холодное тело. Но ни разу не высказал оценки происходящего, не похвалил и не поругал ханту.

В руках его появились маленькие счеты, деревянная рама, тонкие спицы и разноцветные камушки-минералы. Счеты были известные. Друзья, враги и подчиненные Гвента называли их "счеты судьбы", на них вот уже лет сорок Вильям взвешивал цену любых ситуаций и решений, а когда он отщелкивал баланс, назад дороги уже не было.

— Разведка с засадой, при всех доступных дивинациях использовали только ворона и "предчувствие Странника". Понадеялись на то, что обелиски не пропускают чужаков и случайных людей, беспечно зашли за их линию, поднялись на Холм и едва выжили. Прискорбно. Понижающий коэффициент, непрофессионализм, минус пять камней, — сухо отщелкнул он, переводя пять камушков в минусовую зону. Лисы, затаив дыхание, слушали.

— Уверенная победа над церштурунгами, повышающий коэффициент, плюс восемь камней. Допрос с подвохом, получение информации об информаторе и том, что засада была целевая. Похвально. Плюс три, — старческие пальцы с пигментыми пятнами на коже точным движением отправили прежние пять камней на середину, а шесть в плюсовую зону.

— Обследование Холма, внятных данных нет, в единицу, — к заслугам Лисов добавился седьмой камушек.

— Встреча с низвергом и поражение жреца, наказание исполнителю само по себе, для заказчика не имеет последствий, в ноль. Однако, проявленное свойство: низверг отнял целый пласт личности, память и связь с богом... затем выявлено свойство бессмертия, — Гвент помолчал, — пять в плюс. С учетом всех возможных дальнейших свойств, которые раскроются при следующей атаке низверга.

Что?! Все уставились на Кела. Тот легонько развел руками, хотя было видно, что мрачная дума сильно отяготила красивое лицо. Но ведь старик прав: древний монстр, враг рода человеческого, запечатанный под Холмом в незапамятные времена, своим нападением на жреца имел какую-то цель. Он явно пока не добился ее, а значит... он вернется.

— Упустили средства алхимического саботажа, оставили жрицу наедине с нультом и церштурунгами, с одним защитником, позволили пленникам вырваться. Вопиющий непрофессионализм. Удивительно, что все выжили, хотя заказчику и все равно. Результат: ни одного языка, которого можно рассмотреть с полным дознанием. Минус восемь.

Лисы вздохнули.

— Бегство с Холма, из древней земли, попытки низверга остановить ханту и не позволить ей донести всю собранную информацию, явно любой ценой. Выживание и факт первого отчета, превосходно, — Гвент слегка удивленно качнул головой. — Плюс девять.

Тринадцать камней справа. Лисы едва слышно выдохнули с облегчением. Пока они были в явном плюсе.

— Землец, проклятие черных глаз, простая, но эффективно решенная задача, плюс три, если это является частью уже взятого контракта, заложим плюс еще три, если позже выяснится, что не является, — старик добавил три камня направо, и еще три камня направо вверху.

Что он имеет ввиду, удивилась Анна, как демоница с шестьдесят девятого холма может являться частью заказа по расследованию происходящего на семидесятом, который лисы взяли у Гвента?

— Землец, обладая информацией о попытке демона захватить ребенка, не предприняли все возможное, чтобы этому помешать и предотвратить дальнейшие события; занялись менее важным, что привело к неприятному и опасному низъявлению... Печально. И обошлось без жертв только в силу общей безобидности низверга Ареаны.

Безобидности, мать твою. Лица Лисов потемнели, но никто не проронил ни слова. Гвент и здесь был прав, Ареана в сравнении с типичным низвергом душка и прелесть: половина селения не превратилась в кровавый фарш или не стали гхулами с неистребимой жаждой плоти, не отрастили щупальца и гнойные язвы по всему телу, не начали гореть заживо, агонизируя на протяжении недель, даже с ума не сошли. Так, побесились немного.

— Непрофессионализм, понижающий коэффициент три.

Шестнадцать камней все еще в плюсе. Вроде бы все?

— Все в ханте выжили, для заказчика не важно, в ноль. Спасли ребенка, похвально, плюс два.

Мало же он ценит жизнь своего поселенца. Но, в отличие от большинства лордов, ценит.

— Потеряли лошадей, возмещение за мой счет. Шесть лошадей, минус шесть камней.

Значит, спасение ребенка стоит двух тягловых? Хм, я была неправа, подумала Анна. Ну и дорогущие дети пошли!

— На сегодня все, — сказал Гвент. — Состояние дел удовлетворительное.

Двенадцать камней лежало справа на весах. Старик сложил сухие руки на коленях и спокойно продолжал с математической скрупулезностью:

— Первая задача заказчика, вычислить шептуна. Вторая задача, используя полученную информацию о трех низвергах, вычислить каждого из них с помощью имеющихся дипломатических связей и средств... воздействия. Третья, отвести ребенка из Землеца, или, лучше, изгнать демона окончательно. Задача ханты: отправиться на девятый Холм, к Презрителю. Выяснить с помощью пророчества, в чем сущность происходящего? Что замыслили низверги?

— Кто такой Презритель? — спросил Кел.

— Вот заодно и узнаете, — ровно ответил Гвент.

— Погодите, — не выдержала Анна. — Вы все время так говорите, что это три разных низверга. Ну, Ареана еще понятно. А почему вы решили, что остальные действия идут от разных? Еще одно совпадение, сразу три низверга пробуждаются в трех холмах в одном месте?..

— Никакого совпадения, — пожевав губами, пояснил старик. — Что низвергов три, ясно по примененным силам. Ареану вы вскрыли, Безликий сам к вам явился. А зверей с таким феноменальным мастерством, что они не послушались саму Сову, направлять мог только какой-то высший вожак или архи-друид. Ничего общего ни с силами Ареаны, ни с силами Безликого. Очевидно, их трое.

Лисы кивнули. Действительно, в его трактовке все как-то сразу стало очевидно.

— И само собой, погребенные под Холмами действуют не по-отдельности. Иначе зачем пробудившемуся вожаку вскрывать себя и пытаться всеми силами не допустить бегства ханты из древней земли? Ханта ничего про него не знала, а выяснила только про действия канзорцев по пробуждению семидесятого Холма. Значит, этот факт был столь важен для всей тройки низвергов, что они изо всех сил пытались помешать ханте уйти: Безликий поразил жреца, вожак спустил живую лавину... Их действия были совместны, это результат сговора.

Анне хотелось хлопнуть себя ладонью по лбу. Как они сами не поняли этого? Ведь сразу уперлись в полную невозможность одного низверга владеть набором столь разных стихий, но почему-то все равно считали, что он владеет. Ясно, почему: пробуждение твари из-под Холма бывает редко, и никогда не случалось у нескольких низвергов сразу. Но теперь, когда Просперо снял великую охранную сеть и древняя земля всколыхнулась от неподконтрольной, неупорядоченной магии, питающей ее, начинается новое время...

— Скорее всего, — подумав, уточнил Гвент, — инициатором и начальным движителем сговора выступает Ареана, владычица видений и снов. Только она из перечисленных могла проникнуть под другие холмы, не телесно, но мысленно. Отыскать за месяцы, прошедшие с момента своего пробуждения, ближайших к ней владык, которые также вышли из столетнего или тысячелетнего сна. Возможно, она помогла им пробудиться. Сама по себе Ареана не сумела вырваться из-под холма, хоть и попыталась через ребенка, но ее попытка оказалась далека от успеха. Вожак так же далек от возможности освободиться, скорее всего, в противостоянии с Совой он истратил накопленные силы и залег копить их заново. Это я проверю. А вот Безликий, низверг семидесятого Холма, пугающим образом близок к освобождению. Он сопротивляется цепи обелисков. Он сумел выйти из глубины на поверхность и поразить жреца... Пока он не может покинуть пределов Холма, но это вопрос времени. А когда он освободится, то поможет выйти на свободу и двоим другим.

Старик помолчал.

— Трое низвергов могут выйти на свободу. Это самая опасная ситуация в Холмах за много лет, — сказал он наконец. Тихая, довольная улыбка скользнула по сухому, покрытому пигментными пятнами лицу. — Я извещу Кланы. Извещу ханты и всех смотрителей. И вашего, — он поморщился, — Светоносного. Если к завтрашнему утру не будет других инструкций, отправляйтесь к Девятому холму.