Что по данным Шелепина на складах залежалось швейной продукции на три миллиарда рублей, модели устарели, их никто не покупает. Лишь после сильной уценки, значительно ниже стоимости использованной ткани, их стали приобретать артели, чтобы переделать в пользующиеся спросом изделия, но полностью компенсировать ошибки планирования они не в состоянии, лишь слегка смягчают ситуацию. Тем не менее, это говорит о том, что решение партии о воссоздании артелей было верным.

Сообщил Никита Сергеевич и об успехах в области микроэлектроники, продемонстрировав один из образцов, электронный калькулятор, далеко превосходящий лучшие достижения капиталистов, который в течение года будет запущен в серийное производство. Он также заявил, что в этом успехе содержится большая заслуга Леонида Ильича Брежнева, курировавшего эту отрасль по 1962 год включительно. Есть предложение представить его к званию Героя Социалистического Труда. Предложение пленумом было единогласно принято.

Хрущёв перешёл к следующему организационному вопросу, касающемуся тяжёлой болезни члена Президиума ЦК, Фрола Романовича Козлова. Суть предложения заключалась в том, чтобы, несмотря на временную нетрудоспособность, не выводить его из Президиума, так как такая психологическая травма по мнению врачей может усугубить течение болезни. Это предложение также получило единогласное одобрение пленума.

Хотя Никита Сергеевич огласил состояние Козлова как временную нетрудоспособность, но сам хорошо понимал, что это не так, и надо подбирать кандидатуру на место неформального второго секретаря. Причём тянуть с этим вопросом никакого смысла нет, и после окончания пленума он назначил заседание президиума через неделю, на 25 апреля, где и собирался огласить фамилию своего заместителя по партийным делам.

Вопрос кого назначить, занимал Хрущёва всю следующую неделю, он одну за одной перебирал доступные кандидатуры.

Анастас Иванович Микоян, формально самая авторитетная кандидатура на роль второго лица в государстве. Хитрый, изворотливый, умный, отлично действовал в тандеме с главой государства в международных делах. Но Хрущёв стремился назначить второго секретаря с прицелом в будущем на своего преемника, а в этом отношении Микоян его не устраивал. Он считал Анастаса Ивановича кем-то вроде "ученого армянина при губернаторе". Для губернатора он находка, но без губернатора превращается просто в армянина, да и имеет другой, неисправимый недостаток, всего на один год моложе самого Хрущёва.

Александр Николаевич Шелепин, самый молодой член президиума. Прошёл школу комсомола, возглавлял комитет государственной безопасности, поработал в ЦК. К сожалению, плохо ориентировался в хозяйственных делах, почти всё время просидел на фактически бюрократических должностях. От предложения пойти работать секретарём обкома в Ленинград, чтобы приобрести опыт живой работы, категорически отказался, посчитал за понижение смену места секретаря ЦК на пост секретаря Лениградского обкома.

Николай Викторович Подгорный, неплохо разбирается в хозяйственных делах, умеет работать с людьми, хорошо проявил себя на Украине, имеет богатый опыт работы в пищевой промышленности. Недостаток — узкий кругозор, с трудом справляется с порученными вопросами, более или менее удовлетворительно только с кураторством пищевой промышленности.

Хрущёв рассмотрел и остальные возможные кандидатуры, но полностью удовлетворяющую его требованиям так и не нашёл. В итоге остановился всё-таки на Подгорном, как на временном варианте, пока не подберёт лучший.

Глава 26.

Вторую половину апреля, май и половину июня я был очень занят, причём в институте Лебедева как бы не больше, чем на основной работе. Зато результатами мог гордиться. Совместными усилиями удалось добиться удовлетворительной работы однострочного ЭСЭ со средним размером матрицы символов 8х8 точек. Выглядело устройство пока что весьма непритязательно, потроха не были упакованы даже в символический корпус, но оно работало! Обновление экрана происходило приблизительно за 0,4 секунды, дальнейший рост скорости работы был связан либо с улучшением конструкции самого экрана, либо с увеличением напряжения на контактных площадках под квадратными ячейками с окрашенными частицами.

Идею с точечной печатью я предложил Мельникову сразу после того, как подал заявку на изобретение. Макет ударной печатающей головки в настоящее время активно изготавливается, и, скорее всего, будет готов до конца месяца. Пришедший мне в голову в апреле ещё один вариант печатающего устройства, где, вместо удара иглой по красящей ленте, краска выбрасывается либо струёй из форсунок, либо гранулами краски, я пока всерьёз вообще не рассматриваю, так как вижу серьёзные трудности в реализации.

Между тем в ИТМиВТ разработали новую, чисто транзисторную ЭВМ, правда, пока ещё с незначительным использованием интегральных схем. И само собой, экземпляр программатора ППЗУ они для себя тоже изготовили.

В общем, вечер завтрашней субботы я решил посвятить культурному отдыху. В библиотеку имени Ленина пришёл так, чтобы подгадать под конец рабочего дня Ирины. Девушка оказалась на месте, и мне показалось, что была рада меня видеть.

— Здравствуй, Ирина.

— Здравствуй, Глеб. Ты пропал на два месяца, я уже подумала, что решил вообще не ходить в библиотеку, то есть сюда.

— Ты имеешь в виду, к тебе? Потому что библиотеку буду посещать в любом случае. Но да, я пришёл к тебе, если ты не против, конечно.

— Не против.

— Предлагаю прогуляться до парка Горького, сейчас там должно быть хорошо.

— Не возражаю.

Направились мы туда, конечно, пешком, погода стояла хорошая, мне вообще нравится городская температура градусов 15-20, да и идти было недалеко.

— Глеб, ты видел последний фильм про космос?

— Какой?

— "Мечте навстречу". Там, где песня "И на Марсе будут яблони цвести", — Ирина негромко напела первый куплет.

Жить и верить — это замечательно!

Перед нами небывалые пути.

Утверждают космонавты и мечтатели,

Что на Марсе будут яблони цвести!

Она оказалась обладательницей несильного, но приятного голоса, вот уж петь, это точно не моё, но слушаю с удовольствием: Дальше помнишь?

Девушка молча кивнула и допела песню до конца:

Хорошо, когда с тобой товарищи,

Всю вселенную проехать и пройти.

Звёзды встретятся с Землёю расцветающей,

И на Марсе будут яблони цвести!

Я со звёздами сдружился дальними!

Не волнуйся обо мне и не грусти.

Покидая нашу Землю, обещали мы,

Что на Марсе будут яблони цвести!

— Спасибо, мне очень понравилось. У тебя красивый голос, училась где-нибудь пению?

— Закончила музыкальную школу, а пела для собственного удовольствия, ну и в хоре немножко.

— А как тебе сам фильм, и вообще, о чём он?

— Земляне случайно отправили в космос по радио эту песню. Этот радиосигнал поймали инопланетяне и отправили на Землю космический корабль, но до Земли он не долетел, потерпел аварию на Марсе. На нашу планету они смогли отправить только маленький кораблик с просьбой о помощи. Нет, не словами, конечно, показали маленький фильм. В это время у нас на Луне как раз строился свой космический корабль и наши космонавты полетели на нём на выручку. Потом пришлось послать на выручку ещё одну ракету. Нашли два корабля инопланетян, один на самом Марсе, другой на его спутнике, кажется, Фобосе. Один, вернее, одна из инопланетян оказалась жива, её спасли.

— В общем, спасательная операция. Откуда летели к нам инопланетяне? Понятно, что не с Венеры, Марс им был бы не по пути.

— С планеты Центурия.

— У нас такой планеты нет, значит, они с другой звёздной системы. Говоришь, что получили с Земли радиосигнал и решили посмотреть, кто его послал? Сколько же лет или десятилетий занимают события фильма. Ты в курсе, на каком расстоянии от Солнца находятся другие звёзды, и что скорость радиоволн ограничена?

— В курсе, но это же фантастика, и вообще, если считаешь, что умеешь лучше, то сделай сам.

— Ты не первая, кто мне это предлагает. Ладно, зато песня хорошая.

— Там были и другие, но я запомнила ещё только несколько слов:

"На пыльных тропинках далеких планет,

Останутся наши следы."

— Хотелось бы, конечно, пройтись по другим планетам, но, увы, не в этой жизни.

* * *

Удалось, наконец, предложить Сергею Хрущёву приобрести свой собственный программатор. Точнее, он сам, зная, что это устройство было создано с моей подачи, ко мне с этой просьбой подошёл.

— Глеб, мы постоянно получаем от вас готовые прошитые ПЗУ, нам было бы удобнее брать у вас только заготовки, а прошивать самим.

— Не вопрос, только программатор сделан в институте точной механики, а не здесь. Да, он является периферийным устройством ЭВМ, машина у вас есть?

— Конечно. Любая подойдёт?

— Думаю, они подгонят сопряжение под любую. Вообще-то, есть ещё вариант сделать автономный программатор, но не уверен, что затея стоит затраченных усилий.

— Спасибо. Глеб, вы ведь закончили, как и я, МЭИ, и наверняка хорошо учились, у вас есть даже изданная книга. При этом вы пошли фактически в производство, почему не аспирантура, диссертация? Это осознанное решение, или так получилось случайно? — Сергей, впервые за всё время нашего общения, перешёл к личным вопросам, в знак благодарности за совет, что ли?

— Можно, я начну издалека? — нужно быть внимательным и осторожным, с одной стороны, желательно сказать что-нибудь для пользы дела, с другой, не пересечься с письмами Д.Иванова.

— Да, разумеется.

— Отвечу, как я это понимаю. Ещё в начале индустриализации нашей страны партия понимала чрезвычайную важность образования и науки, собственно, без этого ничего бы не вышло. Для занятия наукой нужно было привлечь максимальное количество людей, желательно всех, к этому способных, поэтому были введены серьёзные доплаты за кандидатскую и докторскую степени, чтобы стремились себя попробовать все желающие, хотя бы и из материальных побуждений. Поскольку таланты распределены в человеческой популяции случайным образом, то в идеале нужно, чтобы через этот фильтр было просеяно вообще всё население. Я в этом материальном стимуле не нуждаюсь, так как уже давно решил заниматься наукой, и связанные с защитой диссертаций формальности считаю для себя простой потерей времени.

— Правильно я вас, Глеб, понял, что чем больше в стране население, тем больше в нём находится талантов и задача всех их обнаружить?

— В принципе, да. При условии, что с образованием в этой стране дела обстоят нормально.

— В 1960 году в США было 180 миллионов населения, в СССР 210, значит, в смысле талантов мы с ними должны идти приблизительно на равных?

— Где-то так.

— Вы в курсе, что США привлекают к себе на работу учёных и инженеров с других стран?

— Что-то слышал, но не представляю масштаб явления.

— Довольно большой. Интересно, какими должны быть наши ответные действия?

— Наверное, делать то же самое. Например, просеять Китай и Индию, правда, не знаю, как там дела обстоят с образованием, а без него как узнать, есть у человека способности к науке или нет.

— Возвращаясь к доплатам за диссертации. Вы знаете, что при обсуждении реформы академии наук рассматривался вопрос их отменить и платить только за результаты?

— Нет, не знаю, понимаю только, что лично для меня это безразлично или выгодно.

— Высказывались две разные точки зрения, в конце концов, точку в дискуссии поставила фраза академика Лаврентьева, сказанная моему отцу: "Лишать кандидатов и докторов наук их привилегий — все равно, что свинью стричь: визгу много, а толку чуть".

Обменялись улыбками, и я поблагодарил Сергея: Спасибо, теперь буду знать, как принимаются решения на высшем уровне.

— Если, Глеб, вы думаете, что Лаврентьев относился комплиментарно ко всему, связанному с наукой и учёными, то это не так. После создания Совета по науке при предсовмина отец стал чаще общаться с его председателем, и как-то передал мне содержание беседы с академиком о роли и судьбе академических научных институтов: "Как правило, они создаются под определенного, большого ученого, для реализации его идей. Их так и называют: Институт Семенова, или Институт Капицы, или Институт Келдыша, или Институт Несмеянова, Зелинского, Лебедева и так без конца. Но ученые стареют, теряют продуктивность, а затем умирают. Институты же остаются. В нашей структуре разогнать их трудно, скорее невозможно. Гарантий, что на место Капицы или Зелинского придет ученый равного калибра, нет, и надежды на это питать не стоит. Директором становится его заместитель, по своему складу не большой ученый, а помощник, "правая рука" большого ученого, все достоинства которого сводятся к умению ограждать шефа от докучливых рутинных забот и выбивать из государства ресурсы. Пока он ходит в помощниках, он — на своем месте, их симбиоз весьма продуктивен, шеф творит, а все остальное ложится на плечи доверенного заместителя. Независимый творец шефу не нужен, у него самого идей достаточно, двоим творцам в одних стенах ужиться трудно. Поэтому доверенный заместитель никогда не покушается на творческие прерогативы шефа, зато подгребает под себя все остальное. Настоящим шефом он стать не способен по определению, после смерти "творца" становится крепким директором. В результате, рассчитанные на гения, созданные под гения, академические привилегии, обеспечивающие свободный полет мысли, наследники гения превращают в синекуру. Одно дело Институт физических проблем с директором Петром Капицей и научным сотрудником Львом Ландау, институт, где академика Евгения Лифшица можно держать за "Женьку" потому, что он ничего "такого" не открыл, лишь написал, да еще в соавторстве, пятитомный, почти гениальный учебник теоретической физики. "Эка невидаль!" И совсем другое дело — тот же институт, но без Капицы, без Ландау и даже без Лифшица — добротный серый академический институт с добротными серыми научными сотрудниками, далеко не дотягивающими даже до "Женькиного" уровня. Мало того что институт Капицы без Капицы не институт, но если и появится новый Капица, то ему в нем уже в люди не выбиться, место занято. Институт существует, и директор-академик в кабинете сидит. На президиуме академии он легко докажет, что нет смысла в дублировании. Он обосновался в кабинете Капицы, он его наследник, и ему поверят, а не "самозванцу" со стороны. Но и это еще не все, директор академического института по положению обязан стать членом академии, академиком. Раньше под академика создавали институт, где он по праву становился директором, а теперь директора, в силу одной лишь должности, выбирают в академики. Так академия из "клуба бессмертных" шаг за шагом превращается в рядовую бюрократическую контору, в застойное болото, наука подменяется наукообразием, ученые — чиновниками с академическими регалиями".

— Кажется, понимаю. Это было причиной того, что институты, занимающиеся прикладными исследованиями, отдали в промышленность?