Ветер и крылья - 1

А вот о том, как снять проклятие — ничего!

И не рассказывается, и не показывается... не надо? Или...

Моргана что-то такое упоминала... что?! Бабушка, ну!

На память Адриенна не жаловалась, а потому и слова легко вспомнились.

Проклятие снимается любовью. Любовью и прощением.

Прабабка немного не так выразилась, но смысл был именно такой. Именно любовью и прощением. И что теперь делать?

Хотя... все понятно!

Адриенна решительно вышла из комнаты.

* * *

Девушка помнила тайник, в котором дан Марк хранил ТОТ перстень. И собиралась добраться до него именно сейчас.

Кто его знает?

Кто ее знает?

Женился же отец на этой мерзавке, а уж что ей в головушку придет, Адриенне и неведомо! Надо бы прибрать свое наследство. И кстати, последовать совету Морганы.

Ларчик стоял в тайнике спокойно. Дан Марк явно развлекался с молодой супругой... Адриенна забрала его, огляделась — и нырнула в стенную нишу. Для того, что она собиралась сделать, ее покои не подходили.

Где тут у нас заколка?

Острый шпенек пробил палец. Показалась капелька крови — Адриенна даже не вздрогнула. Она надела кольцо на палец, и медленно размазала свою кровь по черному камню.

— Я принимаю свой долг. Кровью Сибеллинов, я принимаю...

Получится ли? Это она узнает не сразу. Только тогда, когда с кем-то столкнется, поймет, заметят на ее руке кольцо — или нет? И кстати, она не спросила у прабабки. А если ее кто-то схватит за руку? Кольцо почувствуют?

А если почувствуют, но не увидят?

Как же все это сложно.... Магия!

А теперь надежно припрятать ларец и отправиться к себе. Да, и у себя его прятать нельзя. А куда? Отдать Рози?

Тоже не вариант. Отец не дурак, поймет.

А если...

Адриенна шкодно улыбнулась. Несколько дней он там точно простоит, а потом будет видно. И идти далеко не надо.

В замке есть часовня. Но падре Санто сейчас в отъезде, это ей сказала Рози. А значит — что?

А вот и то...

Добраться до часовни было делом пары минут. Адриенне никто и не встретился, она отлично знала, как и куда можно в родном доме пройти незамеченной.

И — в алтарь.

Туда нельзя входить женщинам?

Ну и пусть! Зато на нее никто и н подумает. А вообще, ей все равно. Вот здесь и сейчас ей важно сберечь то, что оставили предки, а не какие-то там обычаи соблюдать.

Главное, что все остальные так будут думать — ей нельзя в алтарь. Вот и не станут ничего там искать.

Но ларец Адриенна задвинула в самый дальний угол, за стол...

Потом задвинула туда же стул, мимоходом чихнула от пыли, и подумала, что слуги сюда тоже, наверное, не заходят. Нельзя же! Если женщинам! А служка, который приезжает с падре Санто, явно уборку не любит.

Ничего, это на день — два, не больше, она уже примерно представляет, куда поместить ларец. Но это надо ночью, сейчас у нее не так много времени.

Но...

Часовня.

Адриенна машинально перекрестилась на распятие. Вздохнула.

— Ты, наверное, был другим. И Мадонна тоже... а я вот плохая, злая. Не смогла я простить. А еще вернее — я не знала, что так получится. Вот честно... я даже на короля не слишком сержусь. Не сердилась. Он ведь тоже хотел снять проклятие. Принц меня взбесил, его девка... ох... она тоже. И отец, и его эта... А в чем обычные-то люди виноваты? Ведь по ним тоже ударило... Дрянь я. Просто дрянь. Господи, прости мою душу грешную... прости за эту подлость. Я действительно виновата... если бы я сдержалась... если бы я сейчас могла все это отменить, я бы и секунды не задумалась. Лишь бы никто больше не заболел...

Адриенна не могла сейчас себя видеть. Даже не чувствовала что плачет, горько и безнадежно.

И никто ее не слышал. И сказать ей об этом никто не мог.

Но в эту минуту над Эвроной разразилась гроза.

Дикая, яростная... ветер буквально с ног сбивал, заливая город потоками воды, шквал неистовствовал малым не сутки.

А когда он закончился...

Люди умирали, все верно. Те, кто уже был болен, у кого не было сил бороться, кого уже пожирала ненасытная болезнь...

И те, кто заболел, не выздоровели по мановению волшебной палочки.

Но больше никто не заражался. Новых заболевших просто не было.

Проклятие действительно снималось прощением.

Мия.

Ньор Рефелли не заставил себя ждать.

Прибыл, для начала осмотрел малышку, сказал, что та здорова, даже удивительно, и посоветовал укропную водичку для животика. Мало ли что?

Мия обещала сделать.

И проводила ньора в спальню на первом этаже, где металась в горячке эданна Фьора.

Ньор осмотрел ее и покачал головой.

— Дана, вы понимаете...

— Да. Но так у нее хотя бы один шанс будет.

— Хорошо, дана. Кто есть еще в доме?

— Мой дядя. Его слуга.

— Не болеют?

— Бог миловал.

— Позовите их — и уходите.

Мия вскинулась, но сверкать глазами на лекаря было бесполезно.

— Я не позволю вам здесь присутствовать. Или вы слушаетесь — или я ухожу.

— Я...

— Вы меня не поняли?

Девушке оставалось только подчиниться. Лекарь проводил ее грустным взглядом.

Да, никого не красит болезнь. Даже если сама девушка не болеет, она все равно осунулась, похудела, подурнела, светлые волосы стянуты в тугие косы, платье из тех, что попроще, темное, невзрачное, на голове простой платок, так крестьянки носят, завязан так, чтобы косы вперед не лезли.

Но все равно, через пару лет из нее вырастет ослепительная красавица. И с характером, сразу видно.

Мужчины вошли в комнату через пару минут.

— Что надо делать? — коротко спросил дан Джакомо.

— Держать. Это адская боль, не все ее даже выдерживают.

— Может, ей рот завязать? Чтобы дана Мия не слышала?

Иларио посмотрел на лекаря даже как-то вопросительно. Слуге Мия тоже нравилась. Такое редко бывает, чтобы дана и не боялась ручки запачкать. А эта и ничего...

— Ей бы что-то вроде палки, чтобы язык себе не откусила...

Отломить кусок от черенка метлы, обмотать его тряпкой — это недолго. И вскоре мужчины крепко держали эданну Фьору, которую еще и к кровати привязали.

И не зря.

Стоило лекарю начать раскаленным ножом вскрывать бубон, как эданна заметалась, попыталась заорать... точно бы язык себе откусила, а так только зубы покрошились... не сильно. Ну и палку чуть не перегрызла.

Но крови из бубона вышло мало. И гноя тоже...

Ньор Рефелли покачал головой.

— Не знаю. Что смог я сделал, остальное в воле Божьей.

Но и так всем было ясно, что прогноз крайне плохой.

Мия не плакала. Сил не осталось. Мама, ну как же так...

* * *

Ночью девочка молилась. Увы, с детства заученные слова не выговаривались. А если и получалось произнести хоть одну молитву до конца, то душу Мия в нее не вкладывала. Не получалось.

Было слишком больно, слишком тошно и страшно.

В колыбельке мирно сопела маленькая Катарина. Она, наевшись жидкой кашки, ни о чем не думала. А вот Мия...

Что с ними будет дальше?

Как жить, если мама умрет?

Страшные это вопросы, не то, что для двенадцатилетней девочки — для любого человека. Но...

Мысли текли неровно, сбиваясь то в одну сторону, то в другую, словно одеяло у эданны Фьоры. Мия не заболела.

Она метаморф.

А мама упоминала что-то о крови... а если... если...?

Мия решительно проколола палец заколкой. И мазнула эданну Фьору кровью по языку. Много крови она давать опасалась, а вот пару капель — спокойно. Поможет ли, нет...

Кто ж ее знает?

Авось, и не повредит. Мать все равно умирает, тут уже куда хуже-то?

Впрочем, никаких видимых улучшений и не наступало. Так же чадила свечка, так же сопела малышка, так же металась в жару мать. Ничего нового...

Мия сидела рядом.

Часы отзвонили три склянки, когда эданна Фьора вдруг открыла глаза. Ясные, чистые, словно и не было болезни.

— Мия?

— Мама!!! — кинулась к ней дана. — Мамочка!!!

— Я умираю?

Есть пределы даже самой крепкой стали, даже самой нечеловеческой выдержке. Мия разрыдалась, уткнувшись в материнскую руку.

— Мама, мамочка, не надо...

Эданна Фьора прислушалась к себе. С усилием подняла руку, погладила дочь по волосам. Скорее даже, уронила ладонь ей на голову.

— Не надо, дочка. Ты сильнее меня, ты справишься.

Мия хлюпнула носом. Миг слабости прошел, и она пыталась взять себя в руки. Нашла, когда выть.

— Мама, я не больна. И с младшими все в порядке. Они сейчас заперты вместе с Марией, но не заболели. Дядя здоров, ньора Катарина умерла.

— Скоро я с ней повидаюсь. И с твоим отцом, — эданна Фьора улыбалась.

— Мам, — заторопилась Мия. — А если тебе моей крови дать? Вдруг да получится? Я уже несколько капель дала...

— Нет, — ответ эданны был жестким. — Запомни, этого делать нельзя.

— Почему?

— Наша кровь может дать силы. Ненадолго. Но это не панацея. Только люди в это никогда не поверят. Запомни и никогда так не делай. Ты не поможешь, ты только продлишь агонию.

— Да, мама....

— Передай малышам, что я люблю их и благословляю.

— Да, — Мия хлюпала носом, но держалась.

— Не надо плакать. Просто замени им — меня, Мия.

В кресле закряхтела крохотная Катарина.

— Кто это?

— Подобрали, — коротко объяснила Мия.

— Хорошо... пусть хоть кто-то спасется. Отец наш небесный, прими мою душу....

Эданна Фьора медленно прикрыла глаза, вздохнула...

И отошла.

Больно ей не было, страшно тоже. Все же у крови метаморфов есть и свои преимущества.

Мия разрыдалась, уже не сдерживаясь. Она могла быть сколь угодно сильной, умной, решительной, но раньше между ней и этим миром стояла ее мама. А сейчас... сейчас никого...

Пальцы сжались.

Сверкнувшие сталью когти легко прорвали простыню. И Мия окончательно потеряла над собой контроль.

На этом и горели метаморфы.

Сильное нервное потрясение, сильный удар, и...

Дан Джакомо, который тихо вошел в комнату, прислонился к дверному косяку. Ноги не держали.

У него на глазах волосы племянницы меняли цвет, от черного к белому и обратно, изменялись руки, то появлялись когти, то втягивались, то стремительно старели, то опять молодели...

Лица Мии он не видел, и это, пожалуй, было к лучшему. Там тоже ничего хорошего не было. Стихийно меняющиеся черты — не самое приятное зрелище.

Кто знает, сколько бы это продолжалось, но заплакала маленькая Кати. И Мия развернулась.

И — увидела.

— Дядя!?

— Да, Мия, — чего стоило дану Джакомо сохранить спокойный голос, знал только он сам. А так лучше и не думать. — Что с Фьорой.

— Умерла.

— Кати?

— Надо кормить.

— Я сейчас помогу тебе покормить малышку. И с мамой. А потом ты будешь должна мне кое-что объяснить.

— Хорошо, — угрюмо отозвалась Мия.

Она не знала, сколько видел дан, но подозревала, что все. И вряд ли тут удастся отговориться

* * *

.

Почти три часа ушло на то, чтобы обмыть и переодеть эданну Фьору. Чтобы покормить и укачать малышку Кати. И Мия сидела в кабинете дяди.

— Я слушаю? — первым начал разговор Джакомо.

— Я... не знаю, как начать, — честно созналась Мия.

— Лучше с начала. Если в нашем роду такого не было, — дан Джакомо уже кое-что обдумал и осознал, — значит, это от твоей матери?

— Да.

— И как это называется?

— Метаморф.

Мия и сама знала не слишком много, поэтому долго дан Джакомо ее не мучил. Попросил только пару раз сменить лицо, о чем-то задумался.

— Что вы теперь сделаете? — не выдержала Мия. — Вы меня теперь выдадите священникам?

Джакомо качнул головой.

— Что ж я, сам себе враг? Или ты не знаешь, что делают с родственниками ведьм?

— Ну, вы-то сами меня выдадите.

— Каленое железо мне никогда не нравилось, — сообщил дан Джакомо. — А оно наверняка будет. Мне надо подумать, Мия. Мне. Надо. Подумать.

Может, Мия и сказала бы что-то. А может, и нет. Скрипнула дверь.

На пороге стоял Иларио, тер глаза... покрасневшие. От недосыпания? Или...

— Простите, хозяин. Как-то мне нехорошо...

Дан Джакомо взвился с места. Подхватил, поддержал, не дал сползти на пол...

Но и ему, и Мии все было ясно. Слишком хорошо знакомы им были эти признаки.

Иларио Репетто оказался одной из последних жертв чумы. И скончался через два дня после начала болезни.

Глава 8

Адриенна.

— Нет.

Первое сражение с эданной состоялось сразу же после приезда.

Покои у дана и эданны смежные. По пять комнат у каждого.

Спальня — одна общая, по одной для каждого. Мало ли что? У эданны голова болит, или дан напился... у дана кабинет, у эданны комната для вышивания, гостиная, она же приемная, и гардеробная.

Эданна Рианна умерла, да здравствует эданна Сусанна?

Так-то да.

Но СибЛевран принадлежит Адриенне. И пускать наглую тварь в покои матери?

В ту комнату, в которой родилась Адриенна?

В комнату, где испустила последний вздох ее мать?!

Вы в своем ли уме, даны?!

Озвучивать это все вслух Адриенна не стала. Но когда дан Марк принялся распоряжаться слугами и скомандовал отнести вещи эданны Сусанны в комнату эданны СибЛевран, высказалась громко и отчетливо.

— НЕТ!

Ненадолго, на пару секунд, все остолбенели. Потом дан Марк начал наливаться дурной кровью.

— Ты мне еще будешь указывать, соплячка!?

— СибЛевран принадлежал моей матери, — напомнила Адриенна.

— Она умерла! А ты закрой рот и брысь отсюда!

Дан Марк даже ногой топнул.

Адриенна на миг пошатнулась.

Отец.

Человек, которого она до сих пор любит. И вообще... не принято так. Родителей надо почитать и слушаться...

Отдать комнату матери этой твари, СибЛевран ее отродью, стать приживалкой в своем доме... может, еще и с башни броситься, чтобы ей удобнее было!?

Не дождетесь!

Адриенна расправила плечи. И словно черный вороний плащ расплескался за плечами. Уже не она стоит... не просто дана Адриенна — наследница Морганы.

— Все — вон отсюда, — не стала отвечать на выпад отца Адриенна. Вместо этого она повернулась к слугам. Те, недолго думая, свалили подальше от сложностей жизни.

Даны дерутся, ньорам беда. Это понятно...

Дан Рокко резким жестом выставил из комнаты самых сомневающихся. Ибо нечего тут!

Он-то отлично понимал, что происходит, и даже наблюдал с интересом. Поможет?

Вполне вероятно.

Но начать Адриенна должна сама, и справиться — тоже сама. В противном случае ее просто сожрут. Двор — такое место ядовитое... таких, как эданна Сусанна, там хоть лопатой отгреби. И каждая, каждая коготки поточить захочет.

Или Адриенна справляется, или...

— Ты собираешься мне что-то запретить?

Дан Марк смотрел на дочь сверху вниз. А еще злился. О, если бы не дан Рокко!

Марк мог бы просто приказать, заставить, надавить грубой силой! Даже... да, даже дать дочери оплеуху. Хоть никогда и не бил ее раньше.

Но есть управляющий. Не абы кто, назначенный его величеством человек, и в такой ситуации не прикажешь выпороть обнаглевшую девчонку, не прикажешь посадить ее на хлеб и воду... да ничего не прикажешь.