Бардасано склонила голову, очевидно, в течение нескольких секунд обдумывая все, что он сказал. Затем она кивнула.
— Хорошо, Джек. То, что вы сказали, совпадает с моими собственными ощущениями от всех других отчетов. В то же время, я думаю, мы должны знать о потенциальных недостатках для операций Гамма-центра в целом, а также его конкретных проектов. Я хочу, чтобы вы лично занялись его делом.
— Мэм... — начал МакБрайд, но она перебила его.
— Я знаю, что вы не психотерапевт, и я не прошу вас быть им. И я знаю, что, как правило, должна быть определенная дистанция между начальником службы безопасности и людьми, за которых он несет ответственность, присматривая за ними. Тем не менее, этот случай выходит за обычные рамки, и я думаю, что мы должны подойти к нему так же. Если вы решите, что вам нужна помощь, что вы нуждаетесь в дополнительных точках зрения, что вам нужно позвонить психотерапевту, не стесняйтесь делать это. Но если я права насчет того, насколько неизбежен "Прометей", мы должны держать его там, где он находится, чтобы он делал то, что делает, так долго — и так оперативно — как можем. Понятно?
— Да, мэм. — МакБрайд не смог полностью скрыть отсутствие энтузиазма в своем голосе, но кивнул. — Понятно.
Глава 18
— Арсен, дружище! — Сантери Лаукконен наполовину прокричал (чтобы его было слышно на фоне шума бара) и протянул руку, чтобы хлопнуть по плечу светловолосого, сероглазого человека. — Давненько тебя не видел! Дела шли хорошо?
Арсен Боттеро, недавний — в его случае, очень недавний — гражданин коммандер службы государственной безопасности Народной республики Хевен, попытался не поморщиться. Он не особо преуспел. Во-первых, потому что Лаукконен был физически сильным человеком, который и в малейшей степени не сдерживал удар. Во-вторых, потому что Боттеро уже давно старался оставаться в тени. И, в-третьих, потому, что он задолжал денег Лаукконену... а их не было, чтобы заплатить. Что было одной из причин, по которым он договорился встретиться с этим скупщиком краденого и торговцем оружием в общественном баре, а не где-нибудь в тихом, неприметном маленьком офисе. Теперь он направился за этим человеком в угловую кабинку — такую угловую кабинку, где официанты оставляли посетителей одних, потому что они работали в своего рода баре, где деловые переговоры, скорее всего, требовали дополнительной степени... уединения.
Телохранители Лаукконена так же, как и обслуживающий персонал бара, привыкли как можно дальше держать свои уши от дел своего работодателя и заняли фланговые позиции, достаточно близко, чтобы защитить хозяина, но достаточно далеко, чтобы не подслушать ничего, не касавшееся их.
— Ответ на ваш вопрос, Сантери, — не так хорошо, — Боттеро слегка улыбнулся ему, как только они сели. — Теперь, когда люди таким образом вновь стреляют друг в друга, добычи становится все меньше.
— Мне жаль это слышать. — Тон Лаукконена был все еще добродушным, но его карие глаза заметно посуровели.
— Да, ну, это одна из причин, почему я хотел поговорить с вами, — сказал Боттеро.
— Да? — Лаукконен подбадривал так приятно, что по спине Боттеро, несомненно, пробежала дрожь.
— Я все еще должен вам за тот последний груз припасов. — Экс-народник решил, что единственный выход — откровенность и честность. — И, как я уверен, вам понятно, что причина, по которой я не пришел к вам раньше, заключается в том, что у меня нет денег, чтобы заплатить.
— Такое подозрение приходило мне в голову, — признался Лаукконен. Его губы улыбнулись. — Я уверен, что вы все же не собираетесь обмануть старого друга.
— Конечно, нет, — сказал Боттеро с полной честностью.
Попытка обмануть Сантери Лаукконена вряд ли была верным шагом в карьере. Галактика велика, и, вполне возможно, человек мог убежать достаточно быстро и достаточно далеко, чтобы это сошло ему с рук, но Арсен Боттеро не собирался рисковать, зная, что это не так. Какой бы большой ни была галактика, люди типа Лаукконена, как правило, имели контакты, по меньшей мере, в самых невероятных местах... и люди его профессии, как правило, оказывали друг другу услуги. Даже если они едва знали друг друга. Плохим делом было позволить, чтобы кому-то сошел с рук обман кого-то из них, и если распространялся слух о том, что кто-то сделал это с кем-то другим, нарушитель сталкивался с неприятной тенденцией окончить свою жизнь смертью. Об этом заботилась профессиональная вежливость (в конце концов, в один прекрасный день им может понадобиться услуга в регионе Лаукконена), в сочетании с необходимостью дать понять, что в их глуши бездельники не преуспевают.
— Я рад это слышать, — сказал Лаукконен, по-прежнему любезно. — С другой стороны, я задаюсь вопросом, зачем именно вы хотели меня видеть, если не для того, чтобы заплатить мне?
— В основном потому, что я хочу избежать... недоразумения, — ответил Боттеро.
— Какого рода "недоразумения"?
— Дело в том, что я не могу заплатить вам прямо сейчас, и, честно говоря, то, как манти и Тейсман — и Эревон, если на то пошло — сопровождают свои конвои в этом районе, обстоятельства становятся слишком жаркими для "Иакинфа". Он всего лишь легкий крейсер, а мы начинаем встречать тяжелые крейсера сопровождения — даже пару линейных крейсеров от Тейсмана. — Боттеро покачал головой. — Чтобы получить деньги для вас, я не собираюсь разбивать голову в таком противодействии, а все местные независимые рейсы находятся на слишком низком уровне. В любом случае это не позволит оплатить счета.
— И это важно для меня, потому что...? — Выражение лица Лаукконена не было обнадеживающим.
— Потому что у меня есть... возможность в другом месте. С большей оплатой, Сантери. Достаточной, чтобы мне, наконец, отправиться на пенсию на самом деле, а также выплатить вам все, что я должен.
— Конечно, так и есть.
Лаукконен тонко улыбнулся, но Боттеро покачал головой.
— Я знаю. В моей работе всегда стремятся к крупному выигрышу.
Настала его очередь улыбнуться, и в этом не было абсолютно никакого юмора. Он не видел много вариантов, когда Народная республика рухнула вместе с Оскаром Сен-Жюстом, но если бы он понял, во что ввязывается...
— Я не буду вам лгать, — продолжал он, глядя Лаукконену прямо в глаза. — Нет ничего, что я хотел бы больше, чем быть в состоянии убраться из этого ада, и это может быть мой шанс сделать это.
— Если, конечно, что-нибудь не случится... например, несчастье, прежде чем вы доберетесь до этого пенсионного чека, — указал Лаукконен.
— И это одна из причин, по которым я говорю об этом с вами, — сказал Боттеро. — Я знаю, у этих людей есть хорошие деньги. Я работал с ними раньше, хотя, должен признать, на этот раз они обещают много большую плату, нежели прежде. — Он поморщился. — С другой стороны, то, о чем они говорят, похоже на простую коммерческую операцию, а не на рейдерство. — Что интересно, отметил уголок его собственного сознания, даже сейчас он не мог заставить себя использовать слово "пиратство" в сочетании со своими собственными действиями. С другой стороны, это также не приходило ему в голову при любом упоминании народного флота в изгнании Лаукконену. Главным образом, потому что он был уверен, что это наверняка убедит торговца оружием, что он просто лжет ему. — Это одна операция типа вход-выход, а сумма, о которой они говорят, дополненная тем, что мы могли бы... подобрать по пути, оплатит все, что я вам должен — и всем остальным — и по-прежнему оставит мне достаточно, чтобы устроиться где-нибудь на законном основании.
— И?
— И я хочу, чтобы вы поняли, что мне нужно некоторое время добраться оттуда, где нахожусь сейчас, до этой платы — из которой я планирую заплатить вам.
— Сколько времени? — холодно спросил Лаукконен.
— Я не совсем уверен, — признал Боттеро. — Вероятно, по крайней мере, три или четыре месяца... может быть, даже немного дольше.
— И как именно вы планируете работать все это время? — скептицизм Лаукконена был очевиден.
— Мы не собираемся действовать "в это время", — ответил Боттеро. — Это что-то большое, Сантери. Честно говоря, я не уверен, насколько, но большое. Тем не менее, я знаю, что для этого они собираются привлечь много больше, чем одного "Иакинфа", и потребуется некоторое время, чтобы собрать всех. Вот почему я не могу сказать вам точно, как долго это продлится. Но они будут оплачивать наше регулярное техническое обслуживание и эксплуатационные расходы, пока мы ждем сбора всей ударной группы.
Лаукконен откинулся на спинку по другую сторону стола, задумчиво глядя на него, а Боттеро посмотрел в ответ так спокойно, как мог. Для разнообразия, почти все, что он только что сказал другому мужчине, было правдой. Очевидно, что он не стал объяснять все, что было связано с этим, но все, что он сказал, было голой, абсолютной истиной. Он надеялся, что необычное положение дел было очевидно Лаукконену.
— Вы же не просто пытаетесь получить хорошее преимущество, Арсен? — спросил, наконец, скупщик краденого / торговец оружием.
— Эта мысль приходила мне в голову до нашей встречи, — признался Боттеро. — С другой стороны, я знаю о ваших контактах. Я полагаю, что есть не более одного шанса — если есть вообще — что я смогу надуть вас, а затем исчезнуть так, чтобы абсолютно никто не догнал меня. Честно говоря, мне не очень нравятся эти шансы, и даже если бы я смог сделать это, представляю, как проведу следующие несколько десятилетий, задаваясь вопросом, действительно ли это было бы не так приятно. — Он пожал плечами. — Итак, вместо этого, я говорю вам заранее, почему вы не увидите меня некоторое время. Я не хочу, чтобы вы решили прикончить меня, когда на самом деле я буду на обратном пути к Аяксу для расплаты с вами.
Лаукконен все еще выглядел скептическим, но он сложил руки на груди, чуть-чуть нахмурился, просчитывая то, что сказал Боттеро. Затем пожал плечами.
— Хорошо, — сказал он. — Хорошо, я дам вам ваши три-четыре месяца — черт, я дам вам шесть! Но процентная ставка растет. Вы понимаете это, не так ли?
— Да, — вздохнул Боттеро. — Сколько вы имеете в виду?
— Двойная, — решительно сказал Лаукконен, и Боттеро поморщился. Однако, все было не так плохо, как он боялся, и того, что "Рабсила" обещала ему, все равно будет достаточно.
— Согласен, — сказал он.
— Хорошо. — Лаукконен встал. — И помните, Арсен — шесть месяцев. Не семь, и точно не восемь. Если вам понадобится больше, черт побери, лучше отправить мне сообщение — и первоначальный взнос — тем временем. Вам это ясно?
— Ясно, — ответил Боттеро.
Лаукконен больше ничего не сказал. Он просто коротко кивнул один раз, и вышел из бара, подбирая по пути своих телохранителей.
* * *
— Присаживайтесь, доктор Симоэнс, — пригласил МакБрайд, когда в его кабинет вошел рыжеватый мужчина с затравленными карими глазами.
Херландер Симоэнс молча сел в указанное кресло. Его лицо было похоже на закрытое ставнями окно, за исключением боли в этих глазах, и язык его тела был жестким, настороженным. Не удивительно, отметил МакБрайд. "Приглашение" на беседу с человеком, отвечающим за всю службу безопасности Гамма-центра, точно не было рассчитано, чтобы успокоить кого-то даже в лучшие времена. Которые, безусловно, не наступали для Симоэнса.
— Не думаю, что вы почувствовали себя особенно счастливым, услышав, что я хотел встретиться с вами, — сказал он вслух, смело встречая ситуацию, и мягко фыркнул. — Я знаю, на вашем месте это не сделало бы меня счастливым.
Тем не менее, Симоэнс ничего не сказал, и МакБрайд подался вперед за своим столом.
— Я также знаю, что вы прошли через многое в эти последние несколько месяцев. — Он был достаточно осторожен, чтобы держать свой тон мягким и в то же время профессионально бесстрастным. — Я читал ваше досье и досье вашей жены. И я видел сообщения от Совета по долгосрочному планированию. — Он чуть-чуть пожал плечами. — У меня нет своих детей, так что в этом смысле я знаю, что не смогу понять, насколько невероятно болезненным все это было для вас. И я не собираюсь прикидываться, что мы бы вели этот разговор, если бы у меня не было профессиональной причины для него. Надеюсь, вы понимаете это.
Симоэнс смотрел на него несколько секунд, затем отрывисто кивнул.
МакБрайд кивнул в ответ, сохраняя профессиональное выражение лица, но это было нелегко. За последние десятилетия он повидал больше, чем часть его хотела бы, людей, которым было больно или страшно — даже находящихся в ужасе. К тому же некоторые из них имели чертовски веские основания ужасаться. Специалисты по безопасности, как и полицейские всей галактики, не стремились встречать людей при самых благоприятных или наименее напряженных условиях. Но он не мог припомнить, когда бы видел человеческое существо, столь же наполненное болью, как этот мужчина. Это было даже хуже, чем он думал, когда говорил о нем с Бардасано.
— Могу ли я называть вас Херландер, доктор Симоэнс? — спросил он через мгновение, и другой человек удивил его краткой, натянутой улыбкой.
— Вы начальник службы безопасности Центра, — указал он голосом, который звучал менее измученно, чем должен был для человека с его глазами. — Я думаю, вы можете звать любого из нас как вам угодно!
— Верно. — МакБрайд улыбнулся в ответ, осторожно протискиваясь в возможное маленькое отверстие. — С другой стороны, моя мама всегда учила меня, что вежливо сначала спросить разрешения.
Краткий спазм боли, казалось, достиг своего пика в глазах Симоэнса при упоминании матери МакБрайдом. Оно, очевидно, напомнило ему о семье, которую он потерял. Но МакБрайд предвидел это и спокойно продолжил.
— Ну, Херландер, причина, по которой я хотел видеть вас, очевидно, состоит в том, что есть некоторая озабоченность тем, как то, через что вы прошли — через что вы еще проходите, вероятно — повлияет на вашу работу. Вы должны знать, что проекты, в которых вы участвуете, имеют решающее значение. На самом деле, они, вероятно, еще более важны, чем вы уже понимаете, и это будет только усиливаться. Так что, правда в том, что я должен знать — и мои начальники должны знать — насколько хорошо вы сможете продолжать функционировать.
Лицо Симоэнса напряглось, и МакБрайд поднял руку и аккуратно помахал ею в наполовину успокаивающем, наполовину извиняющемся жесте.
— Я извиняюсь, если это звучит бессердечно, — сказал он ровно. — Это не должно было случиться. С другой стороны, я пытаюсь быть честным с вами.
Симоэнс пристально посмотрел на него, потом пожал плечами.
— На самом деле, я ценю это, — сказал он и поморщился. — У меня было достаточно полувежливой лжи и притворства от всех тех людей, которые так стремились "спасти" Фрэнки от того, насколько ужасной стала ее жизнь.
Тихая, невыразимая горечь в его голосе была страшнее любого крика.
— Я тоже сожалею об этом, — сказал ему МакБрайд со столь же спокойной искренностью. — Но я ничего не могу отменить. Вы знаете это так же, как и я. Все, что я могу сделать, Херландер, это посмотреть, где вы и я — и Гамма-центр — находимся в данный момент. Я не могу заставить вашу боль исчезнуть, и не собираюсь притворяться или даже думать, что могу. Но, если говорить совсем откровенно, причина, по которой я беседую с вами, заключается в том, что моя работа — это помочь объединить весь Центр. А это значит, держать вас целым... и осознавать, что когда-нибудь придет время, когда мы не сможем этого делать.
