Когда падают звезды

Вот только первым из обитателей ей на глаза попал тот, кого она хотела видеть меньше всех.

— Майя, — Кэрри сделала книксен, чего раньше за ней не наблюдалось. Майя остановилась, чувствуя с одной стороны страх, на уровне инстинкта, ведь раз обжегшись, не хотелось повторений, а с другой она верила обещанию Дэррека, что Дамиан усмирит эту девку, иначе гостям придется слегка сократить пребывание в этом доме. Майя не знала, каким образом друг герцога будет усмирять, но в том, что желанного результата добьется, сомнений не было.

— С добрым утром. — Майя лишь склонила голову, ее титул позволял в этой ситуации поступить так, и честно сказать, наверное, впервые Майя этим правом воспользовалась, до этого искренне считая, что подобные попытки показать, что ты значишь больше чем твой собеседник — мелочность.

— Если я была резка вчера, прошу меня простить, — девушки смотрели друг другу в глаза. Вот только ни в одних не читалось извинение, ни в других вера в раскаянье. Обе прекрасно понимали — это просто формальность, и она соблюдена.

— Были, извинения принимаются, — Майя хотела пройти мимо, не дав Кэрри возможности наговорить еще каких-то гадостей, пока никто не слышит.

— Одного не могу понять, — но она развернулась за Майей, обращаясь уже к ее спине, — почему же, когда вам было нанесено оскорбление, воздыхатель вместе с вашей сестрой, вместо того, чтобы поддерживать пострадавшее самолюбие, воркуют как голубки на веранде? Неужели не обидно?

Майя не замедлила шаг, не развернулась, не ответила. Ведь теперь она еще больше хотела увидеть сестру. И нет. Кэрри даже не представляла, насколько не обидно.

* * *

*

— Майя, — Витор склонил голову, завидев вышедшую на веранду девушку.

Та обернулась. Мягкий поворот головы, адресованная ему улыбка, казалось, старшая Дивьер не ведала никаких забот. Витор же смотрел на нее оценивающе. У него не возникало ни малейшего сомненья, с какой целью люди остаются наедине за закрытой дверью, особенно когда это касается Дэррека, но вот только Майя? Зачем это ему и как она опустилась до того, чтобы записаться в его любовницы? Неужели так просто было предать сестру? Ведь та искренне страдает, и хоть он сам отчасти рад был такому повороту, в то же время не мог расслабиться — элементарно не знал чего ждать от этой связи, и вот это заставляло напрячься.

Презирал ли он ее, как стали бы, наверное, все, присутствующие тут, да и просто знакомые ему? Нет. Он ее жалел, ведь какие бы ни были мотивы герцога, ей точно не поздоровится, испить горя придется прилично. И Витор чувствовал свою ответственность за это — как друг, как брат, как тот, кто мог повлиять и просто ушел. Этот вопрос не давал ему покоя весь вечер и утро: почему не постучал, почему не вошел, почему не окликнул, в конце концов, зачем остановил Соню? И ответ был один — интуиция, на которую так часто ссылаются представительницы прекрасного пола. Вот только она ли одна? И опять он признавался сам себе, что не будет использовать то, что произошло вчера, в своих целях, не придет к герцогу со сделкой: голос за молчание. Просто потому, что та, которая направляется сейчас к нему, не заслуживает знать, что ее честь не стоит того самого голоса, что любовник скорее уничтожит ее, чем согласится отступить от своего глупого принципа.

— Витор, а где Соня? — Майя сделала реверанс, не обратив внимания на насупившегося собеседника. — Она куда-то ушла? — девушка осмотрелась по сторонам, пытаясь убедиться, что не упустила сестру из вида. Да, ее тут не было, в другом конце веранды на шезлонгах устроились две барышни, по тропкам перед домом тоже прогуливались люди, но Сони среди них не наблюдалось.

— Не имею чести знать, леди Майя, как ваше самочувствие? — Майя удивленно подняла бровь, — Вы не спустились к завтраку... Я подумал, что опять нездоровится.

— Нет, все хорошо, просто в моей комнате будут что-то делать с протекающей крышей, мне пришлось перебраться, — теперь-то Майя видела, что Витор не такой, как обычно — чуть резковат. Может вчера что-то произошло у них с Соней? — А как у вас дела? Все хорошо? — она участливо заглянула в лицо друга, может сестра что-то учудила? И ее совет будет очень кстати?

— У меня? Все отлично, — он хотел что-то добавить, но, видимо, передумал, отвернулся на какую-то долю секунды, а потом снова взглянул на нее. — Майя, вы ничего не хотите мне сказать? Точнее спросить, может совета? — конечно, он не предлагал ей прямо тут, на глазах у всех, обсуждать личные дела, но достаточно было малейшего ее сомненья, и он смог бы повлиять, уберечь от еще больших ошибок, чем те, которые она уже совершила.

— Нет, — Майе казалось, что Витор ведет себя более чем странно. Совета? Какого? На секунду внутри у девушки все похолодело, а вдруг он все знает, вдруг в этом причина поведения? Но она тут же попыталась себя успокоить, тем, что это невозможно. Откуда он мог узнать? И даже знай он все, скорей всего просто не стал бы разговаривать.

Витор в ответ только задумчиво покачал головой. Ну что ж, он и не ожидал другого ответа. Майя, Майя, неужели ты не понимаешь, как плохо это может закончиться?

Их молчаливый диалог прервала Соня, которая увидела сестру из окна гостиной и поспешила к ней.

— Где ты пропадала? Мне нужно с тобой серьезно поговорить. Витор, вы нас простите? — Соня взяла сестру за руку, готовая тянуть ее на прогулку силой. Мужчина улыбнулся так, будто и не было этой его странности еще минуту назад.

— Конечно, — получив удовлетворительный ответ, Соня деловито кивнула, развернувшись, действительно потянула за собой менее расторопную Майю. — Я всегда готов помочь советом и делом, Майя, помните об этом, — может, он хотел сказать еще что-то, но только это успел вымолвить до того, как старшей из сестер пришлось развернуться вслед за младшей.

А то, что потом сказала Соня... Это было так ожидаемо и неожиданно одновременно... Она готова ехать домой, ее больше не интересует, что и как о ней подумают эти люди, оставаться тут — лишь тратить нервы и время понапрасну.

Майя слушала сестру и понимала, что скажи малышка это вчера, их карета уже мчалась бы к дому, а сегодня все изменилось. Изменилось до такой степени, что Майя готова была добровольно отказаться от, казалось, спасительного предложения сестры. Она и подумать раньше не могла, что услышь она эти слова сестры, почувствует не облегчение, а страх. Страх, что все закончится так быстро.

— Нет, мы не будем убегать, поджав хвост, это ведь ты меня учила, что нужно уметь постоять за себя. Где же еще учиться, как не тут! — именно из-за этого страха Майе пришлось соврать. Не впервые и далеко не в последний раз. Соврать той, кого считала ближайшим в мире человеком.

Соня же только покачала головой, ничего не ответив.

Глава 15

В этот день время перестало существовать для Майи в таком виде, как было "до". До чего? Сама девушка называла это инсценизацией счастья. Раньше были дни, которые нужно пережить, ночи, которые тоже нужно пережить, а потом опять дни. Сейчас же деление стало другим — время с ним и без него, и в отличие от светлого и темного времени суток, которые не сменяли друг друга неожиданно, ее личное измерение таким постоянством не отличалось. Ключ от двери между покоями оказался совершенно не востребованным, первым, что она видела, просыпаясь по утрам, был светло-зеленый полог кровати, светящее в глаза солнце, через огромное окно его спальни или стоящие на прикроватной тумбе цветы, на его тумбе.

То, что казалось ей невозможным, каким-то неведомым образом удавалось его светлости достаточно просто. Разоблачения она перестала бояться после его слов о том, что в хозяйские покои прислуга без спросу не заходит, если комната пуста, никто не отвечает, значит заходить так же запрещено. Это правило не зависело от того, живут в комнате хозяева или гости. Майя почему-то сразу подумала о том, что прекрасно наслышана, какая гостья могла жить в этой же комнате до нее, но сказать это не осмелилась. В конце концов, ведь она тут на птичьи правах. Но зато девушка перестала подскакивать как ошпаренная от каждого шороха и красться к себе в комнату, боясь столкнуться там с одной из горничных.

Ни разу ей не удавалось застать герцога врасплох, когда у нее только начиналось утро, его уже обычно и след простыл. И хоть Майя даже себе стыдилась в этом признаться, ей чертовски хотелось хоть раз проснуться не одной. Увидеть смягченные сном черты лица, которое она представляла, закрывая глаза, пожелать доброго утра.

Еще с самого начала, когда она ужасно смущалась всего, что между ними происходило, Майя пыталась выскользнуть из теплых объятий незамеченной.

— Майя... — как всегда низкий, чуть хрипловатый голос, заставлявший забыть обо всем. — Если ты будешь продолжать ерзать, мы сегодня не заснем, — угроза звучала так многообещающе. А заканчивалось все обычно никак не ее побегом. Так продолжалось долго, пока однажды ей не удалось выскользнуть. Непреднамеренно, просто ужасно захотелось пить.

Она выскользнула из объятий, спящего мужчины, подошла к графину с водой, осушила стакан, а потом поставила его на место, направилась обратно, подняла лежащую на полу подушку, положила так, чтобы не потревожить сон мужчины... и пошла к себе. Остаток ночи она провела спокойно, не волновали ни сны, ни жар, ни холод, не хватало только уже привычного дыхания у виска, рук, перемещающихся по телу, и плеча, уткнувшись в которое, все становилось неважно. А вот следующее утро началось так же. Снова над головой зеленый балдахин, окно во всю стену, а оставленный ночью мужчина привычно занимается какими-то делами за столом. Майя не сразу вспомнила, что же в этой картине ее смущает, а когда вспомнила, Дэррек уже отвечал на незаданный вопрос.

— Не делай так больше, — в голосе ни раздражения, ни гнева, деловой тон, совершенно безразличное выражение лица, его куда больше сейчас занимали бумаги, чем ее растерянность. Он не объяснил почему, не объяснил зачем, даже не попросил. Предупредил, что лучше выполнить его маленькую прихоть.

Майя так и не узнала, что он почувствовал, когда не обнаружил ее возле себя утром. Не обнаружил ни в комнате, ни в ванной, не знала, что до того, как вспомнить о соседних покоях, он чуть не поднял на ноги весь дом в поисках сбежавшей, и лишь потом обнаружил ее, свернувшуюся клубком на такой огромной кровати. Сбежала, но не так далеко, как он боялся. То, что Дэррек испытал, стало откровением и для него самого — страх, настоящий страх, за нее, за себя. А ведь он уже забыл, каково это — бояться.

Больше она эксперимент не повторяла, просто согласилась без каких либо объяснений. Как соглашалась на все — на роль любовницы, не имея и малейшего понятия, почему она, на просьбу меньше проводить времени с Винсентом, хотя и попыталась возмутиться, но герцог знал способ, с помощью которого мог полностью подчинить ее волю, на написание его портрета, как предлог проводить вместе время и днем. Она не рисовала, не могла, все еще чувствовала, что заслуживает такого наказания, но хотела верить, что рано или поздно карандаш опять ляжет в руку. На знакомство с верным напарником его светлости в любых путешествиях.

* * *

*

— Подойди, не бойся. — Майя не боялась, она просто остолбенела от восхищения. Еще одной страстью девушки, кроме чтения и рисования, было коневодство, все началось с мечты о лошади, а переросло в непреодолимую тягу ко всему, касающемуся коней. Ее Тень находился сейчас где-то в сотне километров от нее, а тут, казалось, стоит его единокровный брат. Такой же высокий, статный жеребец, лоснящиеся бока, шелковистая грива, и темные глаза. От родного Тени этого красавца отличало одно — у любимца Майи на ногах были него белых носочков, из-за которых сама Майя иногда называет Тень модником. — Подойди, он смирный, — сам Дэррек поглаживал фыркающего коня по гриве, протягивая другую руку Майе.

Она подошла, медленно, помня о том, что кони, как и другие животные, не любят резких движений, особенно со стороны неизвестного человека, а если этот красавец похож на Тень не только внешне, но и характером, тем более стоит знакомиться постепенно.

Девушка поднесла руку к лошадиному боку, провела по жесткой щетине — красавец, под пальцами заиграли мышцы.

— Ветер, знакомься, это Майя, — Дэррек взял яблоко из висящей на стене корзины, желая задобрить своенравного скакуна, но тот, кажется, и так был в хорошем расположении духа. — Лучше коня сложно найти. Одна беда — до одури боится змей, да, Ветер? Не стыдно, что теперь леди знает о твоем глупом страхе? — он говорил с ним как с человеком, будто конь мог ответить. Когда Майя нуждалась в благодарном молчаливом слушателе, она так же разговаривала с Тенью.

— Он очень красив. И боится совсем не зря — он еще и умен, — видимо, неспроста герцог разговаривал с ним как с разумным существом, услышав одобрение от девушки, Ветер увернулся от поглаживающей его гриву мужской ладони и кивнул в сторону Майи. Этот жест заставил улыбнуться обоих.

— А еще, как оказалось, он повеса, не прошло и десяти минут после знакомства, а он уже заполучил девичье сердце, мне стоит ревновать? — Дэррек отошел от коня в поисках щетки. Ответом ему было молчание, девушка продолжала водить рукой по конскому боку, а расхрабрившись, даже повторила трюк хозяина с яблоком. Ветер взял из чужих рук угощение. Значит, она ему действительно понравилась, Дэррек не помнил, чтобы это удалось кому-то еще.

Мужчина вложил в девичью руку щетку, и, накрыв ее своей ладонью, стал направлять движения, совершенно расслабиться он не мог — все-таки его конь был непредсказуемым, а так он точно успеет закрыть ее, если тот решит взбрыкнуть.

— Так что, мне ревновать? Он заслужил одобрение лишь за то, что наделен трусостью, неужели для покорения сердца нужно именно это? Жалость?

— Женщины любят жалеть, так в них просыпаются сокрытые глубоко инстинкты материнства, — этот момент Майя мысленно занесла в свою копилку воспоминаний, которую начала заполнять не так давно. Копилку минут, заставляющих трепетать все внутри. Ее руку накрывала теплая мужская, а вторая в это время покоилась на талии, ограждая от окружающего мира, как бы неприлично, вопиюще это не выглядело, почему-то именно сейчас Майя чувствовала себя в безопасности. Оставив щетку в полном распоряжении Майи, Дэррек занялся более приятным делом — убрав волосы с девичьего плеча, опять взялся за исследование. Стоило мужчине провести пальцем по шейным позвонкам, и руки покрывались мурашками, а после прикосновения губ, ее пробирала мелкая дрожь. Всегда. Пытайся она сдержаться или нет, никакое самообладание не поможет. И с каждым днем он узнавал все больше секретов ее тела, которое само с ним делилось, не спросив хозяйку.

— Конюх отпросился после обеда, тут никого нет, — каждый раз, когда он приближался к ней за пределами комнаты, Майя напрягалась — не могла еще понять, что позволял он себе подобное только будучи уверенным, что это безопасно. — И у тебя тоже этот материнский инстинкт вперемешку с жалостью?

Майя продолжала водить щеткой по конскому боку, вот только все больше по инерции, не контролируя свои движения.