Чёрно-белый человек

— А давайте восьмого, — предложила девушка после долгой паузы, — может ради праздника меньше злопыхателей будет.

— Годится. Только не забудьте титры на английском и китайском добавить, — напомнил Олег Васильевич. — Предложил бы ещё на французском и итальянском, но это, наверное, будет перебор.

* * *

Восьмого марта, в день выхода клипа, действительно, ничего особо выдающегося не происходило. Количество просмотров не зашкаливало, но было примерно таким же, как в китайском и американском клипах. Что Виктора очень радовало, поскольку и на этот раз не было никаких "тайных" пожеланий, он о них даже не вспомнил. Хотя изо всех сил и старался не показывать своё ликование. "Уфф-ф! — мысленно вытирал он пот, — всё-таки мы с Машей кое-что и без потусторонней помощи можем. Не был итальянский клип случайностью, не был. И дал неплохой результат отнюдь не по инерции. Имя и репутацию мы себе заработали, можно сказать, "почти" честно."

Но потом начались странности. Просмотры росли как на дрожжах, начиная обгонять по темпам все предыдущие ролики, а вот количество комментариев и лайков было рекордно низким. Несколько дней на это не обращали внимания, решив, что народ не может понять, что же он такое только что посмотрел и пересматривал по несколько раз, осмысливая увиденное и услышанное. Так продолжалось неделю.

А в понедельник, пятнадцатого, произошло невозможное, невероятное, непредставимое... МИД России, Госдепартамент США и МИД Китая почти одновременно выпустили коммюнике, посвященные не каким-либо крупным международным событиям, а одному-единственному видеоклипу. Прямо об этом, естественно, не говорилось, но все причастные сначала сильно удивились, а потом также сильно напряглись.

Первым был российский МИД, который в лице своего пресс-секретаря Михаила Макарова выдал на-гора́ шедевр в стиле: "Я не такая, я жду трамвая...". В своём обычном стиле, якобы ироничном, но отдающем разборками соседей на коммунальной кухне из-за оставленной грязной посуды, господин Макаров на весь мир заявил: "Вы опять со своими "хайли лайкли" до нас докапываетесь? Так дайте нам расписание того, что и когда мы хотим разрушить. Мы свои отпуска спланируем, чтобы по сто раз всем подряд не объяснять, что мы ни при чём..."

Не сильно отстал и Госдеп. У этих стиль был другой. Они как будто получили индульгенцию не от какого-то там кардинала Ришелье, а от самого Господа Бога. Там, судя по всему, как у Дюма в "Трёх мушкетёрах", было написано: "То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства". Только слово "государство" было заменено на слова "всего человечества". Смысл их заявления был прост и понятен: "Если мы что и разрушали, то делали это в интересах и с согласия всего цивилизованного мира. Мнение не-цивизованного мира нас не волнует и волновать не будет".

Китайцы, выступили последними и были, как всегда, аккуратны. В их заявлении были тщательно выверенные дипломатические формулировки, которые в переводе на простой язык звучали следующим образом: "Э-э-э, ребята! Вы там поаккуратнее. Если надумаете чего порушить, это вам дорого обойдётся. Мы никому помогать не станем, но и своего не упустим. Можете не сомневаться".

Причем было понятно, что между собой никто ни о чём не договаривался. Потому что на уши встали все: политики и политологи, журналисты и блогеры, экономисты и финансисты, дирижёры и кинорежиссёры, бывшие и действующие вояки, депутаты всех уровней и даже популярные музыканты и актёры.

Простой народ от такой активности маленько прибалдел и озадачился вопросом — с чего это вдруг? Потом нашёлся кто-то сообразительный и в комментариях к клипу прямо связал активность публичных персон с "Теремком". И это был тот самый камешек, который запустил лавину. Конечно, тот или иной фильм, книга или песня и раньше не раз провоцировали бурные обсуждения или, выражаясь казённым языком, "вызывали широкий общественный резонанс", но сейчас, помноженное на гигантское число людей, посмотревших "Теремок", это было скорее похоже на супер-экстра-мега-цунами, грозившее его виновникам не только полной потерей свободного времени, но и лишением сна и аппетита от не всегда безобидных бесконечных звонков, странных просьб и таких же странных или, наоборот, слишком заманчивых предложений.

Мало того, что Виктору с Машей понадобилось пригласить ещё пару человек в помощь к уже давно работающим с ними редакторам и парочке модераторов, им пришлось через неделю поменять номера телефонов и буквально прятаться от настырных журналистов, требующих дать им хотя бы коротенькое интервью. Хорошо хоть морально были готовы к такому экстриму благодаря Олегу Васильевичу, позвонившему им на следующее утро, шестнадцатого. Антонов не удержался от ехидства: "А я говорил! Я предупреждал!" И добавил с некоторой озабоченностью в голосе:

— Мне кажется, что вы заварили кашу гораздо более серьёзную, чем даже мне представлялось. Я не исключаю, что могут понадобиться услуги очень хорошего адвоката. И лучше бы найти его заранее и проконсультироваться по поводу разных вариантов.

Адвоката искать не стали, а вот с одним интересным человеком старший лейтенант Арсентьев через пару дней их свёл. Встречались они в Сокольниках. Прогуливаясь по уже высохшим под ярким и уже достаточно тёплым солнышком дорожкам, неспешно беседовали, замолкая, каждый раз, если кто-то проходил мимо. Алексей, представляя Сергея Сергеевича, сказал только, что он из их конторы и к его анализу ситуации стоит прислушаться более, чем внимательно. На вопрос Виктора о причинах или мотивах согласия этого "интересного человека" на встречу, Алексей с улыбкой ответил, что, как бы это ни показалось странным, он большой ваш поклонник. А потом уже серьёзно добавил: "Ну и задолжал он мне кое-что".

— На сегодняшний день ситуация такова, — объяснял коллега и, скорее всего, начальник Алексея, — что по всем признакам начата подготовка к какому-то весьма и весьма крупному... э-э... проекту на юге. Все засекречено по самому высшему разряду. Подробностей не знаю даже я, хотя мне это и некоторым образом положено по должности. Вы же, каким-то невероятным образом смогли посеять сомнения в целесообразности этого проекта. Это не более, чем мои догадки, но я не смог пока найти ничего, что их бы опровергало.

— И... это может иметь для нас какие-то серьёзные негативные последствия? — спросил Руденко, когда "Сергей Сергеевич" сделал паузу.

— Серьёзные — очень маловероятно, но этого... нельзя исключать. Поскольку любой крупный проект — это всегда большие деньги. И если он не важно по каким причинам задерживается или, тем более, прекращается... ну, дальше понятно, я надеюсь.

— Это абсурд какой-то! Где мы и где всё то, о чём Вы говорите? — не выдержала Маша, с очень хмурым видом слушавшая разговор. — Мы же всего-навсего сказки рассказываем! Пусть с подтекстом, но всего лишь сказки. Никого не обвиняем, не разоблачаем...

— Машунь, — перебил её Виктор, — ты свою задачу выполнила блестяще. Кашу заварила. Давай теперь оценивать ситуацию будут люди, менее подверженные эмоциям.

Он говорил преувеличенно спокойно, но именно от этого спокойствия Маше вдруг стало не по себе.

— Я?! А ты что, в сторонке стоял? — девушка готова была расплакаться от обиды.

"Лучше бы стоял", — чуть не ляпнул Руденко и сжался от страха, что вполне мог сейчас произнести это вслух.

Он уже которую ночь во сне видел свою первую встречу с тем самым чёрно-белым псевдо-Воландом. Точнее, видел его саркастическую усмешку и слышал единственную фразу: "Надеюсь, это не что-то типа мира во всем мире?" Каждый раз Виктор от этого просыпался, долго не мог уснуть, ворочался, просыпалась Наталья, тревожно смотрела на него, он затихал неподвижно, давая ей снова заснуть. А сам лежал без сна с закрытыми глазами, и вопросы без ответов ползали по его извилинам как по бесконечной ленте Мёбиуса, поворачиваясь разными гранями: "Надо ли было остановить Машку с её идеей? Не подтолкнули ли мы кого-то ближе к краю пропасти? Можно ли что-то исправить, если станет хуже?..."

От этих вопросов иногда не было покоя даже днём. И вот сейчас, в очередной раз вспомнив ночные кошмары, Руденко с ужасом понял, что впервые в жизни рассердился на племянницу по-настоящему. Рассердился не как на ребёнка, разбившего по неосторожности очередную чашку, а как на взрослого человека, совершившего опрометчивый поступок, который может принести серьёзные проблемы. То, что он был соучастником, только добавляло раздражения. Из этой мерзкой, липкой, противной до тошноты, почти физически ощущаемой, паутины страха Виктора вырвал голос Сергея Сергеевича:

— Друзья мои! Вы напрасно ссоритесь и заранее пугаетесь. Могу вас успокоить: такого рода анализом у нас занимается от силы несколько десятков человек. И с нашей стороны точно никакой инициативы исходить не будет. Сколько в других странах — не знаю, врать не буду. Но не думаю, что их число сильно отличается. К тому же никого, кроме наших, вообще опасаться не стоит, поскольку ничьих других интересов вы своим клипом, судя по всему, не затронули. Заявления американцев и китайцев — всего-навсего реакция на... перлы господина Макарова. Да-да, не удивляйтесь, на мидовцев многие давно уже смотрят с некоторым раздражением, — пояснил он, заметив кривые ухмылки после "перлов".

— Для вас главное, — продолжил Сергей Сергеевич, — помнить, что ни один серьёзный разговор с незнакомыми людьми не стоит вести без видео— и аудиозаписи. И эти записи никак не редактировать и не монтировать. И ещё. Я могу ошибиться, но, поскольку вы стали очень крупными и очень влиятельными инфлюенсерами, то официально к вам вообще вряд ли кто-то будет претензии предъявлять. Огласки может и не боится никто, но избегать её будут стараться. Скорее, для начала, какое-нибудь "частное лицо", — он показал пальцами кавычки, — попытается прощупать вас и попробует получить обещание чего-либо в обмен на... ну-у, вариантов может быть множество. Так вот — сразу ничего не обещайте, набивайте себе цену и ни на что не соглашайтесь... А пока — ждём. И живём своей обычной жизнью...

Насколько точен анализ и насколько полезны советы, Виктор с Машей смогли убедиться гораздо быстрее, чем им хотелось бы.

* * *

Виктор Анатольевич Скоропадский позвонил своему полному тёзке и лучшему клиенту через два дня, двадцатого и слёзно попросил о срочной встрече. Руденко, согласовав с Машей время, пригласил его вечером в Заречное.

Скоропадский примчался даже минут на двадцать раньше оговоренного времени и прямо с порога стал умолять Машу с Виктором принять одного его знакомого для важного и, возможно, выгодного разговора.

— И кто же это такой, что Вы так просите за него, — удивился Руденко, с нескрываемой иронией наблюдая за сильно нервничающим полным тёзкой.

— Это Боровский Михаил Борисович. Два года назад он ушёл с Лубянки и теперь возглавляет такое же, как у нас, агентство. Только их контора, насколько я слышал, выполняет заказы его бывших коллег частным, так сказать, образом.

— Фабрика-прачечная. Понятно. — от Машиного замечания Скоропадский дернулся и расплескал стакан с водой, который она поставила перед ним, заметив, как он постоянно облизывает губы.

— А почему он обратился к Вам? — спросил Руденко.

— Мы давно знакомы. А узнать, что вы — наши клиенты, для... определённого круга лиц большого труда не составляет.

— Он Вам что-то обещал за содействие?

— Да... — Скоропадский немного помялся, — подкидывать выгодные заказы.

— А в случае отказа? Угрожал?

— Нет-нет, что Вы! Но и так понятно, что при желании можно кому угодно жизнь отравить совершенно законными... проверками, запросами... особенно в нашей сфере.

— Ну хорошо, — Руденко переглянулся с племянницей и, не увидев отрицания, кивнул. — Всё равно не отстанут, как я понимаю. Так что лучше уж через Вас. Давайте договоримся на...

— Послезавтра, — Маша заглянула в своё расписание на экране телефона, — так же, вечером. После восьми.

— Спасибо огромное! Вы меня очень выручили, — гость вскочил и, прощаясь уже на бегу, запрыгнул в свою машину и рванул обратно в Москву.

* * *

Боровский Михаил Борисович был больше похож на преуспевающего банкира или адвоката, чем на чекиста, пусть и бывшего. Отличный сидящий, явно не от "Большевички", костюм, дорогие туфли, ещё более дорогие часы, которые он носил почему-то на правой руке, чуть затемнённые очки "Авиаторы" в цвет галстука и изящный кожаный портфель однозначно говорили о процветании его конторы. Да и приехал он отнюдь не на Рено Логане. Абсолютно чистый серебристый BMW X6, оставленный у ворот участка, тоже говорил сам за себя.

Гость с первых же секунд повел себя достаточно нагло. Едва усевшись в указанное кресло, он посмотрел на Машу и процедил снисходительно:

— Будьте любезны, сделайте мне зелёного чаю.

Маша удивлённо посмотрела на дядюшку, пожала плечами и точно таким тоном ответила:

— Прислугу я уже отпустила на сегодня. Вода — вон, в графине, — она кивнула на кувшин для поливки цветов, стоящий на подоконнике, — пейте сколько хотите.

Боровский не сказать, что опешил от такого ответа, но желваками на скулах поиграл. Виктор про себя племяннице поаплодировал, но смотрел преувеличено укоризненно, мол "Ну зачем так сразу-то человека опускать?" Михаил Борисович тем временем развернулся всем корпусом к Руденко, давая понять, что будет разговаривать только с ним.

— Есть мнение, — начал он, — что вам нужно выступить с разъяснениями своей позиции, отражённой в вашей последней работе. С какими именно разъяснениями, я уточню чуть позже...

— Чьё мнение? — резко спросила Маша, — если перефразировать известное изречение товарища Кагановича, у каждого мнения должны быть имя, фамилия и должность.

Вот теперь Боровский откровенно растерялся. Он явно не ожидал ни таких слов, ни такого напора от девчонки.

— Ка-а-кого Кагановича? — он даже запнулся от неожиданности.

— Ну как какого? — поддержал племянницу Виктор, — сталинского наркома.

Ничего удивительного в таком слаженном троллинге их собеседника не было, но это если знать, что Руденко сам пару дней назад зачитывал Маше выдержки из статьи, на которую случайно наткнулся. Там говорилось и о выражении "есть мнение", и о фразе "у каждой ошибки есть имя и фамилия", которую приписывали аж самому Сталину, и которую на самом деле первым сказал действительно Лазарь Каганович, но сказал: "У каждой аварии есть имя, фамилия и должность". Боровский, естественно, про это не знал и сейчас лихорадочно соображал, как повернуть разговор в нужное русло. Изначально он рассчитывал немного припугнуть этих "чёртовых блогеров", а потом в качестве "спасительной шлюпки" предложить им задёшево, если вообще не задаром, сделать пару рекламных роликов на тему сказочных перспектив "Южного проекта".

— Ну вы же понимаете, что не моё личное мнение. Мне... поручили провести предварительные переговоры... Но если у вас уже есть поддержка со стороны... э-э... определённых сил...

— Наша поддержка — это миллиарды наших зрителей, — многозначительно сказал Виктор. Помолчал и переспросил, — так о чьём мнении Вы говорите?