Битва за Землю

Центаврские транспортники имели примерно такие же ограничения. За исключением случаев, когда весь экипаж и пассажиры пребывали в анабиозных капсулах. А вот разгон авианосцев, которые перевозили механизмы, подобными ограничениями не лимитировался. Лишь бы корпус не рассыпался. Они могли и сотню "же" выдержать. Именно по этой причине Новикову требовалась фора.

Сейчас, когда пассажиры разошлись по каютам, он проводил видеоконференцию с командирами "Минска" и "Мурманска". Командир "Ленинграда" тоже присутствовал, но в пассивном варианте: слушать он мог, но принять участие в обсуждении был не способен — свету для преодоления расстояния между кораблями требовалось более получаса. И это только в одну сторону.

Все уже в общих чертах имели представление о предстоящей операции, но Пётр Николаевич решил перед началом обсуждения всё-таки кратко пройтись по основным условиям задачи, для которой им требовалось выработать оптимальное решение:

— К большому сожалению, дислокация центаврских авианосцев для нас крайне неудобна. Во-первых, мы не имеем возможности для скрытного выхода на рубеж атаки. Метида — ближайший к планете спутник Юпитера, отстоит от занятой центаврийцами орбиты на восемьдесят мегаметров. А телепаты могут начать работать, только приблизившись на четыре. И за горизонтом не скроешься — больно уж далеко он располагается для наблюдателя с орбиты, отстоящей от атмосферы на тридцать восемь мегаметров. Быстро проскочить открытую зону мы тоже не можем, так как в этом случае контакт окажется скоротечным, и телепаты не успеют выполнить свою работу. Во-вторых, для самих авианосцев их дислокация наиболее удобна. Они находятся непосредственно у массивного тела и, соответственно, могут сразу начать разгоняться с максимальным ускорением. Причём, учитывая небольшую стартовую скорость, сделать это в любом из направлений верхней полусферы. Не совсем в любом, разумеется. К нам навстречу они точно не кинутся. При наличии у них численного преимущества — могли бы выставить заслон, а три на три — маловероятно. Значит, будут стараться разорвать дистанцию, пользуясь преимуществом в скороподъёмности. А "России" необходимо сохранять дистанцию не меньше минуты. Вот такие у нас получаются пироги с котятами. У кого есть вопросы или уточнения?

— Лагранж посчитал оптимальную скорость подхода? — спросил Станислав Мешко — командир "Минска", имея в виду искусственный интеллект "России".

— Посчитал. Две десятых мегаметра в секунду. Мы будем иметь троекратное преимущество в начальной скорости. На первом этапе это даст нам определённую фору. Но она может быстро кончиться. Поэтому вы можете выходить на форсаж сразу как отстреляетесь, а мне придётся действовать по обстоятельствам.

— Товарищ вице-адмирал, а стрелять мы будем по вашей команде? — уточнил задачу капитан первого ранга Ерёменко, командовавший тяжёлым внутрисистемным крейсером "Мурманск".

— Нет, это лишняя потеря времени. Стрелять будете сразу после уверенного захвата цели, при выходе на дистанцию в четыре мегаметра. Запомните оба накрепко: "Минск" работает по замыкающему, а "Мурманск" — по среднему в колонне. Если попали и тормознули — возвращаетесь и добиваете с дальней дистанции. Если нет — преследуете. На чужую цель не отвлекаться, даже если оказались в удобной ситуации. Понятно?

— Так точно, товарищ вице-адмирал.

— Теперь ваши действия, Измайлов, — Новиков повернулся к изображению командира "Ленинграда". — Вы пойдёте нам навстречу по более высокой орбите. Связи у нас не будет — через Юп пробить в принципе невозможно, да и штормит его радиоэфир практически постоянно. Поэтому раскладку по времени Лагранж вам сбросит заранее. А потом будете ориентироваться по локаторам. Ваша задача — подстраховать "Минск" и "Мурманск" таким образом, чтобы не подставиться под их выстрелы. Головной авианосец не трогаете — он мой. Разрешаю стрелять по нему только в одном случае — если я от него безнадёжно отстану и не буду иметь никаких шансов сократить дистанцию. Ещё одна вводная: если паче чаяния какой-либо из авианосцев не только упустят загонщики, но и вы по нему промахнётесь, то начинайте преследование и, одновременно, наведение на цель перехватчиков, которые будут страховать нас на орбите Сатурна.

Пётр Николаевич сделал паузу, после которой вновь обратился к Мешко и Ерёменко:

— Мы с вами заходим в атаку строем фронта. Я в центре, на левом траверзе от меня "Минск", а на правом — "Мурманск". Вперёд не высовываться, но и не отставать. После открытия огня поперёк батьки в пекло не лезть и дорогу мне не заступать. Вниз не лезьте — там пыль. Орбиты ниже сорока мегаметров от облаков на наших скоростях небезопасны. Центаврийцы идут по самой грани. Ниже можно спускаться, только уравняв свою скорость с потоками в верхних слоях атмосферы. Да, добивание авианосцев выполнять до их фрагментирования. Если это автоматы и внутри вакуум, то их в атмосфере не раздавит. Так и будут парить под слоем облаков. А нам туда не сунуться. Всё понятно?

— Так точно, товарищ вице-адмирал.

— Ещё вопросы есть?

— Никак нет.

— Тогда приказываю всем спать. Завтра вы мне нужны свежими и отдохнувшими.

Константин Николаевич проснулся отдохнувшим. Давно уже он не испытывал подобных ощущений. Никуда не торопясь, встал, в хорошем темпе прогнал разминочный комплекс. При половинной тяжести это было непривычно. Приходилось почти каждое резкое движение сопоставлять с изменившейся силой тяжести, так как привычный толчок мог унести прямиком в стену или приложить об подволок — инерция-то никуда не делась. Но в целом эта напитавшая тело лёгкость ему нравилась. Умывшись и застелив кровать, он устроился в прикреплённом к полу кресле и послал мысленный вызов Коту, ночевавшему в соседней каюте:

"Здравствуй Котяра, сознавайся, ты Катю специально с прицелом на меня взял?".

"Мимо, генерал. Я тут вообще не при чём — это всё Мироздание. Я просто увидел нас пятерых в кают-компании крейсера. И экран с центаврскими авианосцами на фоне Юпитера".

"И всё?"

"Конечно. Мне очень мало показывают. Зато потом уже глазами узрел, как ты на неё смотришь".

"И как?"

"А всё, спёкся старый холостяк!"

"Дурной ты совсем, котяра, она меня на шестнадцать лет младше!"

"И что с того? Она уже девочка взрослая, так что я никакого криминала не вижу".

"Ты мне тут баки не заливай, я же знаю, что ты нас уже поженил мысленно и даже про детей подумал".

"Не буду отрицать, ибо бесполезно. Научил тебя Полковник на мою голову".

"Ты хоть понимаешь, что всё за неё решил, даже ни о чём не спрашивая бедную девочку?"

"А я тут вообще, каким боком? Тебе надо, ты и спрашивай".

"C какого перепуга? Я её всего один день знаю!"

"Она тебе нравится?"

"Зачем спрашиваешь, если сам знаешь?"

"Её присутствие тебя не тяготит? Никаких отрицательных эмоций не вызывает?"

"Естественно. Это же не женщина, а мечта поэта!"

"Так используй свой шанс. Другую такую ты точно не найдёшь, ибо их просто нет в природе. Всё, хватит переливать из пустого в порожнее, нас уже завтракать ждут".

Кот разорвал и заблокировал контакт, а пробить его защиту для Константина было нереально даже теоретически. Потому что ставил её Коту Полковник. Пришлось идти завтракать.

Оказалось, что ждать их никто не стал. Все уже сделали свой выбор и теперь активно трапезничали. Поздоровавшись, оба дружно поддержали честную компанию.

Допив кофе, командующий первым флотом, сократившимся теперь до эскадры, Пётр Николаевич Новиков уточнил у Кота, не потребуется ли его команде тренировка, чтобы закрепить имеющиеся навыки.

— Нет, не потребуется. Это не совсем тот случай, когда повторение — мать учения. Дело в том, что процесс объединения сознаний отбирает очень много энергии. Поэтому лучше к нему приступать не усталому, а полному сил. Плюсы от тренировки, разумеется были бы, но только при условии её проведения накануне. А в день "Д" минусы однозначно перевесят. Но пройти сейчас в рубку, чтобы посмотреть, как там всё подготовлено, мы бы не отказались. Может быть на свежую голову ещё что-нибудь придумаем.

Сказано — сделано. Пётр Николаевич провёл их через тамбур, снабжённый мощными гермодверями в святая святых — боевую рубку крейсера, представляющую собой просторное помещение в форме правильного пятиугольника, расположенное на верхней палубе над геометрическим центром корабля. Посередине рубки находился блок противоперегрузочных кресел, перед которыми были установлены пульты управления системами крейсера, а по всем пяти стенам — голографические экраны. Около стен не было никаких приборов, шкафов, стеллажей — всё это было спрятано за внутренней обшивкой. Тяжёлый внутрисистемный крейсер, в отличие от земных кораблей, не имел ни носа, ни кормы, так как мог двигаться в любую сторону. Ему не нужно было поворачиваться при перемене курса или реверсе. А вот рубка, наоборот, поворачивалась таким образом, чтобы экипаж всегда был обращён лицами по ходу движения корабля. Вся целиком. И она могла не только поворачиваться, так как, помимо того, что была самым защищённым отсеком тяжёлого крейсера, являлась ещё и спасательной капсулой, которую в критической ситуации можно было отстрелить.

Сейчас слева от пульта управления были установлены три дополнительных ряда ложементов: четыре в первом ряду предназначались телепатам, три во втором — Екатерине Андреевне и техникам, а последние два в третьем были поставлены для Батуева и Кошкина. В принципе, сажать космодесантников непосредственно в боевой рубке было совсем не обязательно. Но Екатерина Андреевна посчитала, что вся команда Кота должна находиться вместе, а оспаривать это решение не осмелился даже грозный старпом, буквально таявший при одном взгляде на молодую женщину.

В Екатерине Андреевне определённо было что-то такое, что сразу располагало к ней самых разных людей. Возможно то, что она хорошо понимала их и почти мгновенно находила индивидуальный подход к каждому, может быть редкая красота, или сочетание этих двух факторов. Причина тут не настолько важна. Главное заключалась в том, что молодая женщина почти всегда добивалась своего, не прикладывая к этому особых усилий.

Осмотрев ложементы, расположение оборудования, и оценив обстановку, Кот высказал общее мнение:

— Спасибо, нас всё устаивает, и мы не нашли ничего, что могло бы помешать выполнению задачи. Более того, я кое-что прикинул и пришёл к выводу, что скорее всего нам на первом этапе понадобится намного меньше минуты.

— Отлично, — обрадовался Новиков. — У меня не было твёрдой уверенности, что "Россия" сможет провисеть на хвосте у центаврийца более минуты, не разрывая нужной для вас дистанции. Сейчас возвращайтесь в кают-компанию, время у нас ещё есть. За полчаса до атаки я позову вас в рубку.

Крейсера тормозились, постепенно замедляя свой стремительный полёт. На обзорных экранах Юпитер уже не казался яркой звёздочкой. Теперь он выглядел маленьким шариком, заметно выделяющимся на фоне усыпанной блёстками бесчисленных звёзд черноты. Размер шарика постепенно увеличивался. Это происходило очень медленно, практически незаметно для глаз. Разницу можно было почувствовать, только надолго оторвав взгляд от приближающейся планеты и спустя некоторое время снова посмотрев на экран. Вскоре диск Юпитера догнал по видимому размеру Солнце, белая "фара" которого светилась на экране, расположенном с противоположной стороны боевой рубки. Светимость звезды обратно пропорциональна квадрату расстояния до нее, поэтому, яркость Солнца падала по мере удаления от него, а видимый размер к этому моменту стал впятеро меньше привычного. Сейчас Солнце оставалось практически неизменным, а диск Юпитера увеличивался всё быстрее. Вскоре вокруг него уже можно было рассмотреть Галилеевы спутники.

Новиков послал вахтенного за Котом и его командой.

Когда телепаты переступили комингс внутренней двери, полосатый диск Юпитера уже занимал весь экран, медленно смещаясь по нему вниз — "Россия" выходила на орбиту гигантской планеты. Очень низкую орбиту. Ещё ниже, чем у ближайшего к Юпитеру спутника — Метиды. На Юпитере не существовало такого понятия, как поверхность планеты. Под трёхтысячекилометровой толщей атмосферы кипел океан жидкого водорода. Ниже его дна располагается твёрдый (металлический) водород. Ещё ниже находилось твёрдое ядро, о составе которого учёные до сих пор спорили. Поэтому все измерения велись либо от геометрического центра планеты, либо приняв за точку отсчёта видимую поверхность облаков, клубящихся в нижних слоях атмосферы. Давление газа на этом уровне примерно соответствует тому, что имеется на земной поверхности, а ниже быстро растёт, достигая предела, за которым газ начинает сжижаться. Дальше оно продолжает увеличиваться, доходя до миллиона земных атмосфер и водород становится твёрдым.

В данный момент крейсера шли в пятидесяти мегаметрах от облаков, постепенно опускаясь ниже и быстро нагоняя центаврские авианосцы, пока ещё скрытые за горизонтом.

Когда по расчёту Лагранжа до центаврских кораблей осталось полторы тысячи мегаметров, телепаты заняли места в ложементах и приготовились к работе. На этом этапе от команды Кота ничего не зависело, потому что ближайшее развитие событий было плотно скрыто "туманом войны" — никто из находящихся в боевой рубке тяжёлого крейсера не имел представления о том, когда именно погоню заметят преследуемые.

Гравитационные локаторы "России" были бессильны в мощном поле тяготения гигантской планеты, радиолокаторы — глушились её электромагнитным воздействием. Надежда оставалась только на оптические дальномеры.

— Вижу цели, — доложил вахтенный офицер. Дистанция шестнадцать мегаметров.

Спустя пару секунд отметки центаврских авианосцев появились на экране. Рядом загорелись цифры, характеризующие дистанцию. Они быстро менялись: четырнадцать мегаметров, двенадцать, десять. Тут картинка дёрнулась: все три авианосца начали ускоряться. При этом два расходились в стороны, а лидер рванул вперёд. "Россия" начала набирать скорость почти одновременно с ним, поэтому дистанция продолжала сокращаться: восемь мегаметров, шесть, четыре.

"Начали", — прошелестела в голове у Константина мыслекоманда Кота. В следующий миг экстрасенсы объединили сознания и эгрегор заработал.

Команда: "Немедленно заглушить двигатель и лечь в дрейф!", выданная с ярко выраженными осьминожьими интонациями, буквально оглушила управляющего авианосцем ограниченно разумного первого ранга. За ней последовал категорический императив: "С этого момента старые задания отменяются. Выполнять все указания разумного Дуба".

Центаврский авианосец прекратил разгон, и теперь летел по инерции, постепенно удаляясь от Юпитера, так как успел набрать скорость, существенно превышающую вторую космическую. "Россия" сократила дистанцию до двух мегаметров, потом уравняла скорости, и на время стала мателотом центаврского авианосца (двигалась сбоку от него параллельным курсом). Семён работал.

"Минск" и "Мурманск" выстрелили почти одновременно. Снаряд "Минска" — стальная болванка полуметровой длины, имеющая диаметр в десять сантиметров и массу чуть меньше тридцати одного килограмма, разогнанный пушкой Гаусса до пяти сотых от скорости света, вошёл в борт авианосца по касательной. Порождённый ударом выплеск энергии, эквивалентный взрыву восьмисот двадцати восьми тысяч тонн тротила, выбил из двухкилометрового гиганта сравнительно небольшой фрагмент, ненамного превышающий по размерам пирамиду Хеопса. Но этого оказалось достаточно, чтобы, нарушив целостность внешнего кольца, вывести из строя гравитационный двигатель авианосца. Последующие действия уже не представляли особой сложности. "Минск" вбил в корпус гигантской тарелки ещё два снаряда, а потом, уже не опасаясь ударов энергетических орудий, подошёл на "пистолетную" дистанцию в один мегаметр и расколол центаврский авианосец на мелкие куски твёрдотопливной ракетой с десятимегатонной боеголовкой.