**
Тейит, настоящее
Седьмой день Огонек с Лиа переходили от селения к селению в низине, где растили сладкий тростник. Тут повсюду струилась вода, и порой дорогу им заменял широкий ручей — и узкая долбленка несла их от поворота к повороту.
Тростник пел, гудел на ветру разными голосами — низким, порой хрипловатым, и тонким, протяжным; он подманивал ветер, чтобы тот поселился в теле тростника. А потом кто-нибудь срежет стебель и сделает свирель-ули, и удивится, заслышав в трепещущем звуке жалобу ветра...
Лиа видела, как важно внуку знать — он может что-то и сам, и гоняла его без поблажек. Хотя везло им — немного больных было на их пути, сила Мейо Алей хранила людей этой низины. Или, может, поющий тростник хранил, приманивая покой переливчатыми звуками, отпугивая беду?
— Я люблю отходить подальше от города, — Лиа будто помолодела за эти дни, и взгляд стал мечтательней. — Тут дышится легче. Нет, я не о воздухе, — она улыбнулась, видя, как внук тут же начал принюхиваться — правда, ветерок и впрямь был очень приятным, доносил горьковатые запахи трав с пастбищ, пустых в этот вечерний час; небольшое стадо грис отогнали по ту сторону реки.
— Не знаю, поймешь ли ты... Я столько передумала после ухода дочери, — женщина устроилась прямо на земле, прислонившись спиной к еще теплому камню. Сегодня они замешкались и не успели дойти до стоянки, на которой их ждали, и собирались заночевать под открытым небом, поднявшись повыше, чтобы не мешали влажность и водная мошкара. — Знаешь, людей я люблю. Они бывают разными — хорошие, плохие, и так и сяк... Люблю все равно. Но Тейит... в ней тяжело, хотя все вроде бы по уму. Несколько поколений наших предков трудились, чтобы создать горное государство, в котором удобно жить. Да, удобно. Надежно. И нечем дышать... И речь не о воздухе, — Лиа замолчала, сунула руку в корзину, доставая лепешку, протянула внуку.
— Давай поедим. А то я что-то разговорилась. Тебе-то зачем это все, ты вырос вне этого...
— Рассказывай! — попросил Огонек, вытянулся на траве, на животе, глядя на бабушку снизу вверх.
— Я умею лечить, но в остальном не слишком-то образована. Однако могу сравнить народ здесь, на окраинах, и в самой Тейит, и вижу — воли у городских жителей все меньше. Рабочие муравьи... как ни горько такое произносить. Даже любви-то и нет почти, все больше долг или привычка. Соль моя вроде тихоней была, а велело сердце — и никто сдержать не сумел. Давно я не видала и тени таких. Что ж... Иначе слишком опасно в пещерном городе, чересчур буйные или желающие править мир под себя давно перевелись. А за тем, чтобы они не заводились на пастбищах или в поселениях земледельцев, строго следят. Заметил, как охрана смотрит на нас? А ведь кто мы, всего-то ходим и лечим, да еще с разрешения Лайа.
— Разве она разрешала? — удивился Огонек. — Атали говорила, она недовольна...
— Эх, мальчик. Была бы она недовольна этим всерьез, мы бы дальше Ауста не ушли. Да, ей это не нравится. Но ей... похоже, ей лень мешать. Что до поселений... Помимо стражи, людей с Силой там почти нет, тоже не зря подобное. Случись что, охранники всех вмиг положат. Даже в храмах... своя Сила служителям не положена, они лишь сосуды для проведения высшей воли! Когда-то было иначе. Смешно — у каменотеса или кузнеца Силы может быть больше, хоть она пригодна лишь для его ремесла!
— Но я сам видел, — мальчишка даже привстал. — Погоди, но как же огни, сияния эти все — я же видел!
— О! Ты сходи, посмотри, как фокусник развлекает народ, — рассмеялась Лиа. — Он тебя рыбу из-за шиворота достанет!
— Так это обман? — приуныл Огонек. Так красиво было...
— Обман-то с чего? Мастерство. Хотя, говорят, есть некие вещи, оставшиеся от предков... Изначально в Тейит многое было во власти служителей Мейо Алей и не только его, но их всех оттеснили. Умение управлять душами и мыслями среди камня слишком опасно... для других желающих править. А ты знаешь — ведь по сути жрецами был основан город — предвестник Асталы.
— Но в Астале у них Сила есть, я был в Доме Солнца, и это не фокусы! — возразил Огонек.
— Как у них там, я не знаю, но правят сейчас не они.
— Не они, — подумав, согласился Огонек. Он вспомнил, как Натиу привела его к служителям Дома Солнца и не просила — почти приказала разбудить его память... как потом Кайе вмешался в обряд и забрал его самого.
— Давай уже поедим, — Лиа улыбнулась внуку, доставая еще одну лепешку.
Огонек однажды спросил бабушку — неужто не боится ходить без охраны? Еще не договорив, понял — даже если бы и боялась, все равно бы пошла. Это он недавно по лесам бродил просто так, а тут дело другое. Лиа лечит людей; если человек живет в глуши, что же ему, помощи не оказывать?
Хотя, по слухам, таких как Лиа здесь по пальцам одной руки перечесть...
Ладно тут все же не слишком опасно. Как в остальных землях Тейит Огонек не знал, а в самом горном городе и на окраинах его преступлений совершалось мало. Законы севера были не мягче южных. Да и камень высасывал жизнь, люди чаще покорно сносили все, что им определила судьба, не пытаясь это изменить.
Правда, он сам видел, как Лиа лечила рабочего, которому проломили голову поздно вечером в проулке — виновник скрыться успел, и Огонек не узнал, нашли его после или нет.
"Перья" появились на закате седьмого дня. Три: два почти сразу развернулись и заскользили к горам, в направлении озера Туи, и одно, изгибаясь игриво, накренилось — и словно с огромного склона плавно поехало вниз, к полям.
Целительница с внуком едва — едва покинули лодку и перешли на другую сторону поля, где начиналась хорошая, ведущая к Тейит дорога. Тут и заметили гостя. Сбросив с плеч кожаные дорожные сумки, Лиа и Огонек остановились — и остановились их провожатые.
"Перо" было в рост человека длиной — нежное, полупрозрачное.
Люди вскинули головы. Прозрачное, легкое, дитя неба плавно покачивалось в воздухе, приближалось, чуть изгибаясь, и это походило на танец.
— Мейо Алей, и нет никого, кто бы мог отогнать, — простонал мужчина — проводник.
— Я видел дом после того, как "перо" покружило над ним. Груда обломков! И люди... Их кости раздавило, перемешало, — откликнулся другой, съеживаясь, будто хотел слиться с землей.
— Мимо лети, мимо, — едва слышно шептал первый из провожатых, не отрывая взгляда от плывущего в воздухе "гостя".
Огонек покосился на бабушку. Она не выглядела слишком испуганной. От нее мальчишка слышал и другие рассказы, как "перья" не причиняли вреда. Просто покружатся, словно рассматривая, и улетят прочь. Разные — от руки длиной до роста двух человек. Никогда "перья" не гнались за людьми... просто некоторым не повезло стать у них на дороге. Знать бы еще, где проходят эти дороги...
— Мне всегда хотелось понять, думают ли они, понимают ли нас, — беспокойно произнесла Лиа. С запрокинутой головой следила за мягкими движениями "пера". А оно приближалось.
Такое легкое, безобидное с виду.
— Уходим отсюда, — не выдержал провожатый. Он готов был бежать сломя голову, бросить и женщину, и мальчишку.
— Да-да, надо уходить, — Лиа стояла, прямая и напряженная, не сводя глаз с плывущего полупрозрачного чуда. — Но ведь что-то им нужно...
— И дикие звери приходят порой взглянуть на человека.
— Зверей нетрудно понять. — Морщинки обозначились на лбу женщины. — Впрочем, порой я не понимала собственную дочь.
Странное создание в небе остановилось, и не двигалось, несмотря на ветер.
Огонек, завороженный его покачиваниями, сделал шаг вперед... еще шаг, и еще... цепочка на шее и камень налились холодом, потом неподъемной тяжестью на шее повисли. Но подросток сделал еще движение, не сам даже — "перо" вело. Цепочка удавкой стянулась на горле... и лопнула. "Перо" качнулось над головой, почти коснувшись протянутых рук, развернулось и заскользило прочь.
Огонек остался, улыбаясь бессмысленно и счастливо.
— Мальчик! — Лиа выдохнула и глотнула воздух, будто все время до этого не дышала. — Как ты мог, мальчик!
— Я видел их раньше. Такие красивые, — выдохнул Огонек, не сводя глаз с уже пустого неба. Только птицы летали у горизонта.
Огляделся — люди стояли поодаль, шептались. Проговорил покаянно:
— Аньу, не сердись на меня. Они же... просто необыкновенные.
— Они красивы, — согласилась Лиа. — Я тоже забывала про все на свете, видя их движения. Да и сейчас повела себя глупо. Красивы, так необычны... Но они губят людей.
— Ты же сама сказала — понять.
— Если погибнешь, понимать уже будет некому. Когда не уверен, что другой тоже хочет договориться, да вообще тебя замечает, лучше изучай на расстоянии.
— Это не всегда возможно, — сказал Огонек, думая сразу о многом.
— Сумасшедший! О бабке подумай! Каково бы ей было смотреть, как тебя расплющит?! — закричал один из провожатых, качнулся было к мальчишке, потом попятился, встретив короткий взгляд Лиа. — У всех на слуху быть хочешь? — пробурчал он уже более мирно.
— Нет, — Огонек дернулся, прикрыл глаза ладонью от ставшего слишком ярким света. И обратился к бабушке, словно это она упрекнула: — Нет, аньу. Я... поступил глупо. — И попросил еле слышно: — Прости меня.
**
— И где это шляется твой муженек? — послышался знакомый надтреснутый голос. Белая Цапля стояла у входа в галерею, словно внезапно выросший сталактит.
— У него много дел, — Саати попыталась проскользнуть мимо, но старуха ухватила ее за край покрывала.
— Шляется, не скрывай! Я пришла навестить сына, и узнаю, что пятые сутки он проводит невесть где. А ты что за жена, раз он от тебя бегает? Да и неудивительно, твои цветочки уже отцвели.
Треснуть бы ее об стену как следует, подумала Саати. Только дай позлословить. Но Белая Цапля отнюдь не дура, и все зубы у нее на месте, а уж способность укусить ограничивается не только ими.
Только ближе к вечеру ей донесли, что Лачи появился — в своей голубятне. Поколебавшись — стоит, не стоит туда идти? — Саати все-таки выбрала первое. Она не вынесет, если муж снова исчезнет, не предупредив, ведь его клятая мамаша явится насмехаться. Белая Цапля не любила ее с самой свадьбы, и чем дальше, тем больше, осознав, что брак получился удачным. Ладно, к внукам питала некоторую привязанность. Хотя малышка Илику бабку побаивалась.
Голубями Лачи занимался с юности. Теперь-то, конечно, их тренировали другие, но он не потерял любви к этим птицам. Многие дивились, как быстро он передает послания и узнает новости, а весь секрет таился под птичьими крыльями.
— Ты хоть предупреждай, когда исчезаешь надолго. Твоя мать, разумеется, прибежала; ей только дай повод поиздеваться.
Лачи в простых тунике и штанах держал в руках голубя и смотрел на него так, что Саати ощутила ревность. К женщинам — никогда, а вот к птицам его...
— Смотри, какой он. Давно хотел таких вывести.
У рыжевато-белого голубя на голове даже не хохолок красовался, а целый венец из перьев.
— Этого я никуда посылать не стану, пока не получу еще пару десятков таких же.
— Только не говори, что все эти пять дней торчал в голубятне. Об этом давно рассказали бы и мне, и твоей матери.
Лачи с улыбкой вернул голубя в клетку.
— Ну вот, теперь можно домой.
— Ты в таком наряде выглядишь, словно огородник какой-то.
— А чем они плохи? У же меня будет еще уйма времени покрасоваться в вышивках и камнях.
— Повернись... у тебя и солома в волосах! И перо.
— Ну вот и украшение, разве не так?
Саати не могла на него долго сердиться, особенно когда Лачи отвечал якобы с веселым смущением, будто она говорит весьма приятные вещи. Словно жена пришла поздравить его с этим несчастным голубем и тем, какая у Лачи замечательная мать!
Они вышли наружу, спустились по узкой пологой лестнице. Тут наконец Лачи заговорил серьезно.
— Мне было нужно увидеться кое с кем, и кое-что поручить. Тебе я сказать могу. Постоим тут немного, у этой арки ушей точно нет, а дальше я не уверен. Из Асталы прилетел голубь с известием, что моя племянница сбежала — я начинаю ее уважать! — и ее не нашли, если по-настоящему искали, конечно. Есть с этим прямая связь или нет, но Кайе Тайау был ранен, и похоже серьезно.
— Но раз он выжил, какая нам разница?
— Может, и никакой. Только ровно в те дни полукровка свалился непонятно с какой болезнью, а теперь как ни в чем не бывало усвистел вместе с бабкой лечить очередных недотеп.
— Совпадение, — искривила губы Саати.
— Ты сама в это веришь?
— Я предпочитаю не строить дом на песке.
— В любом случае, в Долину Сиван отправился еще один голубь. Кстати, брат того, который тебе так понравился. Мне не хотелось обращать на Долину внимание южан так скоро, но на углях готовят, пока они горячие.
Теперь они шли проулком, мимо торговцев сушеными, засахаренными и печеными фруктами — свой товар продавцы носили в коробах, перекидывая ремень через плечо. Наверняка среди них были осведомители и Лачи, и Лайа, но раз муж не прервал беседы, то и Саати продолжила говорить.
— Но если ты все-таки ошибся насчет полукровки?
— Даже если и так, мы ничего не теряем. Главное не пустить их дальше самой Долины. Тогда просто будет небольшая ссора. Извинимся, найдем виновных. В первый раз, что ли, — он улыбнулся и торжественно протянул жене засахаренную дынную грушу, держа плод за воткнутую в него острую палочку.
— Элати к тому стойбищу дикарей вела рука судьбы. Полукровка действительно нам пригодился. Что ж, теперь осталось его подготовить.
— Но если ты все-таки ошибаешься, и тот южанин не его отец?
— А какая нам уже разница?
— А что скажет Лайа?
— Ах, да, моя дорогая обсидиановая подруга... Я ей все расскажу. Она будет в восторге!
**
Лес в землях Асталы
Погоня придержала грис, когда началось топкое место.
— Если эта ненормальная еще и утонет... — сказал один, выражая всеобщее мнение. Двое из отряда все же направились по едва заметным следам: не копыт, эти метки давно затянуло, но по обломанным веточкам, сбитым головкам цветов. Было не по себе — если девчонка снова поставит ловушку, болото не простит оплошности и преследователи погибнут наверняка. А объезжать топь, отыскивая, где беглянка из нее вышла — потерять еще пару дней.
Покричали на всякий случай, вдруг сидит где-нибудь на островке, не зная, куда податься? Но было тихо.
— Къятта велел проследить, но не изловить ее любой ценой, — решил старшина. — Сейчас самое сухое время, ей повезло: может, и выберется.
Все ужасы, какие только слышала о южных лесах, всплыли у нее в голове. От сидящих в засаде энихи до ящериц длиной больше человеческого роста, от хищных бегающих птиц до мохнатых пауков размером с корзину. И все они собрались сейчас в этом болоте. Этле тысячу раз пожалела, что покинула город. Все ее душевные силы уходили на то, чтобы оторваться от погони, обезвредить ее, но погоня запаздывала... теперь девушка была бы ей рада. Этле не дала бы забрать себя в Асталу, она бы сопротивлялась и скорее всего погибла... но не одна в чащобе, полной страшных звуков, опасных тварей и злобных местных духов.
