Красный Властелин

— Тогда какого кагула попёрлись? — Барабаш с беспокойством закрутил головой по сторонам.

— Но ведь никого нет!

— Это меня и тревожит. А ещё чёртовы барабаны...

Матвей прислушался — рокочущий звук почти не проходит сквозь потрескивание "полога", и ощущается скорее кожей, чем ушами. И сердце вдруг заколотилось быстро-быстро.

— Посмотрим?

— Обязательно.

На площади перед ратушей толпа, и не сказать, что собравшаяся добровольно — пути отхода перекрыты уже не стражниками. Улыбчивые дракониры вежливо отгоняют от переулков всех желающих покинуть столь представительное общество, и около десятка трупов указывают на серьёзность их намерений. В самом центре эшафот — привычное украшение пиктийского городского пейзажа. Виселица не пустует, но болтающиеся в петлях иссохшие мумии больше дань традиции, чем средство устрашения. Да, когда-то, ещё до Благой Вести, преступников и бунтовщиков в Империи вешали, но сегодня такая привилегия полагается лишь высшей аристократии — все прочие сначала отдают жизненную силу, и лишь потом удостаиваются петли. Слева от эшафота сколочена небольшая трибуна. Человек на ней исполнен достоинства и уверенности в собственной правоте — жесты скупы и выверены, а в голосе угадываются оттенки презрения и превосходства.

— Какого хрена здесь делают благовестники? — удивился профессор. — Они же никогда не вылезают из молитвенных домов!

Было чему удивляться — служители Благого Вестника и в самом деле не вмешивались во внутренние дела Империи (во внешние тем более), а уж публичными проповедями отродясь не увлекались. Скорее сама императрица Элизия начнёт подрабатывать срамными танцами в легойских кабаках, чем благовестник выйдет на трибуну перед толпой. Но вот поди ж ты...

— ...и ещё раз повторю! — унизанный перстнями палец указал на виселицы. — Побывав в плену, эти люди не только оскорбили Империю, но и принесли с собой проклятье Тёмного Владыки! И лишь вмешательство нашего небесного покровителя, благоволящего пиктийскому народу, избавило нас от страшной участи!

Еремей невольно дёрнул щекой и процедил сквозь зубы:

— Неужели нашли вакцину, уроды?

Между тем благовестник продолжал:

— Предатели принесли проклятье в наш город! Принесли на нашу благословенную землю! Оно в ваших телах и душах! Имя ему — чёрная смерть! Да, вы все умрёте!

Толпа охнула и заволновалась, а кое-где для её успокоения пришлось применить боевые заклинания.

— Умрёте, да! Но одно дело — сдохнуть бесславно, возрадовав душу тёмного тирана, и совсем другое — возложить жизни на алтарь победы, возродившись потом у подножия трона Благого Вестника!

Барабаш с озадаченным видом обернулся к профессору:

— Слушай, Ерёма, они всех сожрать хотят?

Финк не ответил, а благовестник на трибуне воздел руки к небу, и отдал короткую команду. Прокатившийся над площадью вздох сменился коротким стоном... и оборвался.

— Что за... — Матвей упал на колени, прижав ладони к ушам. — С-с-суки.

Еремей с трудом устоял на ногах, но нашёл в себе силы поставить щит поверх полога невидимости. И тут же пожалел об этом.

— Вот они! — голос благовестника гремел и отдавался болью в голове. — Убейте!

— Что... такое... происходит..? — прохрипел Барабаш.

— Кирдык пришёл, — Финк размял кисти, будто готовился к хорошей драке. — Извини, но я, кажется, подарил ублюдкам вундерваффе.

— Кого?

— Забудь... А умирать не страшно. Не страшно, понял?

Глава 19

— А ведь ты, Ерёма, был полностью прав, — Барабаш обломком меча разогнал шестиногих слизней, пытающихся сожрать левый сапог, и с кряхтением прислонился к сырой, обросшей светящимся мхом, стене. — Умирать не страшно, а обидно.

— Это почему же? — профессор пинком отшвырнул ближайшего коренного жителя подземелья, но прикасаться к чему-либо поостерёгся.

— Как представил, что помру, не увидев рожу нашего тысяцкого...

— Соскучился?

— Ага. Даже спать не могу, так хочу его придушить.

— Зачем?

— Чтоб другим неповадно было.

Финк пожал плечами, и отправил в полёт ещё одного слизня. Нет, не из вредности характера... просто сопливые твари поставили перед собой задачу съесть сапоги, а шляться без обуви в этих лабиринтах как-то не хочется. Матвею повезло — вляпался правой ногой в неизвестное науке дерьмо, и отбивает атаки только с одной стороны.

— А ты не думал, что Ченчика специально назначили командовать нашей тысячей? Зная его характер... Идеальный отвлекающий удар. Я уверен, что настоящая высадка десанта прошла в другом месте, а мы как чирей на пиктийской заднице — мешаем не только нормально ходить, но и сидеть.

— Хороший лекарь вскроет любой чирей.

— Ага, к этому и клоню — на все задницы лекарей не хватит.

— Слабое утешение тем, кого завтра сбросят в море. Если уже это не сделали.

— Война... Ну что, передохнул?

— Да, потопали дальше. Только вот куда?

Пошли вторые сутки с того момента, как Еремей с Матвеем попали в заброшенную канализацию, о которой в самом Эдингташе давным-давно забыли. Или местные жители вообще о ней не знали, о чём со всем основанием предполагал Барабаш. Профессор же на прямой вопрос ответил туманными намёками на древнюю цивилизацию, якобы предшествующую нынешней, но верилось с трудом. Ведь всем известно, что человек произошёл от удара молнии в стаю диких островных аблизьян всего восемь тысяч лет назад, и эти самые аблизьяны в строительстве канализаций не замечены. Какие такие древние цивилизации?

Проход сюда открылся случайно, если можно считать случайностью одновременную атаку нескольких сотен пиктийских колдунов. Защита, поставленная профессором, выдержала, а вот земля под роденийцами нет. Как Матвею показалось, провалилась примерно половина ратушной площади, в том числе трибуна со служителем Благой Вести и большая часть имперских магов. Барабашу и Финку повезло — упали не в подземное озеро с едкой дрянью, а чуть в стороне, так что взрыв среагировавшего на колдовство месива лишь оглушил их, но не нанёс значительного ущерба. Меч вот вместе с ножнами сломало отлетевшим камнем, а профессор вообще свой потерял... Но участь остальных куда как печальнее!

Вот и бродили с тех пор в поисках выхода наверх, потихоньку воюя с безобидными, но прожорливыми и неравнодушными к сапогам слизнями. Пару раз натыкались на странного вида скелеты, неизвестно почему развеселившие профессора. Про последний он вообще выразился непонятно:

— Пиктия — родина кенгуру.

Да кагул с ними, с кенгурами... вот если бы подобное встретить живьём! Или прикажете жрать слизней? И сырыми? А профессор жарить сопливчиков с помощью магии отказывается категорически, ссылаясь на морально-этические принципы. Скорее всего боится нового взрыва, но старается этого не показать. Стесняется что ли? Так Матвей и сам...

Додумывать мысль Барабаш не стал — отряхнул с рукава светящиеся комочки мха, прислушался к жалобам голодного желудка, и сплюнул вязкую слюну на хвост ближайшему соплюну:

— Я готов.

Следующие несколько часов блужданий не дали результатов. Складывалось такое ощущение, что древние строители просачивались в подземелье через небольшие отверстия в потолке, или проходили сквозь стены, не утруждаясь устройством нормальных входов и выходов. И куда потом девались стоки, тоже оставалось непонятным. То есть, ясное дело. Что в море, но вот каким образом?

Наконец Матвей не выдержал и предложил:

— Слушай, Ерёма, а давай через тот провал на площади выберемся? Колдунов там поменьше стало, да и ты сможешь кое-что применить.

— Угу, давай через провал, — согласился Финк. — Дорогу показывай.

— Почему я?

— Справедливое распределение обязанностей — один следопытом, а другой осуществляет магическую поддержку.

— Издеваешься?

— Конечно.

— Сволочь.

Еремей хмыкнул и не ответил. Что говорить, если кагулу винторогому понятно — заблудились. Ладно мох светится, а то бы в полной темноте... Да ещё слизни шестиногие топают как слоны...

— Матвей, ты когда-нибудь слонов видел?

— Нет, а кто это такие?

— Звери. Немного похожи на драконов, только не зелёные, без крыльев, с короткой шеей, большими ушами и тонким хвостом. Вместо носа длинный хобот. Очень вкусные.

— Про еду не надо. Хотя... — Барабаш подобрался и прижал палец к губам, а другой рукой потянулся за ножом. — Т-с-с...

Финк проследил за его взглядом и застыл, боясь спугнуть огромную, размером со степного кошкокрота, крысу. Какое-никакое, но мясо! И пусть самого мерзкого вида, но слизни выглядят много пакостнее... К тому же правильно приготовленная крыса на вкус мало чем отличается от того же зайца или тушканчика. Недавно снежных головастиков ели и ничего, не померли.

Матвей сделал осторожный шаг вперёд. Замер, сдерживая дыхание. Зверёк приподнялся на задних лапах и повёл носом. Ещё шаг... крыса дёрнула непомерно большими голыми ушами. Нет, не почуяла, опустилась.

Около десяти роденийских фунтов чистого веса не считая костей... Мясо. И жизнь.

Третий шаг.

Взвизгнул придавленный сапогом слизень, и Барабаш не задумываясь бросил нож. Попал!

— Твою кагулом мать! Лови её, Матвей!

Крыса заверещала, перебивая азартный вопль профессора, и, волоча за собой неподвижные задние лапы, шустро поползла прочь, утаскивая торчащий из задницы нож. Финк метнулся следом, но поскользнулся на раздавленном соплюне и упал, приложившись седалищем о каменный пол. Барабаш, никак не ожидавший такой прыти от обоих, немного замешкался, но быстро опомнился:

— Стой, гадина! — он перепрыгнул через Матвея и скрылся за поворотом подземного хода.

— Меня погоди!

Ну кто мог подумать, что крыса-переросток с перебитым хребтом бегает быстрее человека? Ей бы сдохнуть пора давным-давно, но ведь нет же, упорствует. Ещё завела, сука, в какой-то лабиринт, где светящегося мха почти нет, и потому следы крови на камнях едва заметны.

— Живучая, — бормотал Барабаш. — А что будет, если в угол загоним?

— Здесь нет углов, Матвей. А в случае чего я ей сам глотку перегрызу.

Разговор вели на ходу, благо слизни перестали попадаться, и можно было не осторожничать. Разве что не стоило кричать, так как громкие звуки лишь придавали крысе прыти.

— Стой, Ерёма, — шедший первым Барабаш вдруг резко остановился. — Дымом тянет.

— Откуда дыму взяться? Это нюховые галлюцинации.

— Не знаю, но вроде как масло горит в светильниках. Проверим?

— А мясо?

Матвей покачал головой и профессор осознал глупость вопроса. К кагулам всех крыс! Ведь масляные светильники указывают на присутствие людей, а это означает выход из осточертевшего подземелья.

— Дальше на цыпочках.

— Понял, не дурак, — Еремей улыбнулся, и с сожалением посмотрел на пустые ножны. — Нам и в гости придти не с чем.

— Думаешь..?

— Не с цветами же нас здесь встретят?

Сразу куда-то ушли усталость и голод. Застучало сердце, разгоняя кровь, а рассудок уступил место холодной злости, идущей из глубины души.

И опять осторожные шаги, сделавшие бы честь крадущемуся к мыши коту. Тридцать шагов до поворота тоннеля. Наконец-то издохшая крыса... Наклониться, забрать нож... Чуть ли не размазаться по стене, поблагодарив Триаду за отсутствие светящегося мха. Слизней тоже нет.

Есть тусклые фонари под сводом и два человека в чёрных балахонах по обе стороны от окованной железом двери. Под надвинутыми капюшонами не видно лиц. Взведённые самострелы на сгибе локтя. У правого стража чуть выглядывает краешек кольчужного рукава. Да пиктийцы ли это вообще? Колдуны привыкли надеяться на магическую защиту и почти не пользуются доспехами, кроме самых молодых. Глорхи? Вряд ли, тех не пускают в метрополию даже в качестве пищи, а тут с оружием...

Матвей дотронулся до плеча профессора, и на пальцах показал, что берёт на себя левого. Подбросил в руке тяжёлый нож, примериваясь...

— Сначала я попробую, — почти беззвучно шепнул Финк, снимая широкий кожаный пояс.

— Пращой?

— Нет.

Еремей опустился на колени, замер. Несколько мгновений шевелил губами. Затем резкий взмах рукой, и в охранников полетела здоровенная змея с забавной трещоткой на хвосте. Энейская гремучка, способная ядовитым плевком убить лошадь.

— Вперёд!

— Там же эта!

— Иллюзия, мать твою! — проорал бывший преподаватель словесности, подныривая под удар использованного как дубина самострела. Ответил противнику сильным тычком в кадык и пояснил. — Она безопасная.

— Иллюзия? — удивился Матвей, с опаской оглядывая шипящую удавку, обвившуюся вокруг шеи второго стража. — И не боишься колдовать? Сейчас как бабахнет, и...

— Это не колдовство, — Финк добавил упавшему человеку ногой в висок и поморщился от неприятного хруста. — Того сам допросишь, или мне заняться?

Пленник, оказавшийся обыкновенным глорхийцем, заговорил почти сразу, надеясь на милость со стороны победителя в виде лёгкой смерти, но не знал почти ничего. Их привели сюда месяц назад, как приводили многих до этого, и без объяснений поставили сторожить дверь. Место считалось спокойным, нести службу легко и безопасно, и единственное, что угнетало детей степи — мерзкий и зловредный человечишка за следующей дверью. Именно он не давал покоя, требуя не спать на посту, не пить бузу перед заступлением, запрещая приводить гулящих девок из города. И ещё само подземелье, отнимающее силы глорхов. Два месяца, больше мало кто выдерживал — иные сходил с ума, кто-то просто отправлялся прямиком на заоблачные пастбища Небесной Кобылицы, да будет трава её сочной и мягкой. И лишь самые стойкие и доблестные отправлялись домой с богатыми подарками и великолепным оружием, подогревая желание настоящих воинов испытать судьбу.

— Врёт, — шепнул профессор. — Он прекрасно знает, что выживших убивают для сохранения тайны. Знает и боится.

— А нас?

— Нас-то за что?

— За любопытство. Или откажешься заглянуть?

— Откажусь.

— И мы свалим отсюда, так и не выяснив, что находится за этой дверью?

— Там караулка с двумя десятками глорхов.

— Всего?

— Мало?

— Вот если бы колдуны...

— Их точно нет. Колдовать здесь несколько... э-э-э... чревато.

— Бабахнет?

— Ещё как. Мало, во всяком случае, не покажется.

— Плохо.

— Ну не скажи, — профессор о чём-то спросил степняка на их лающем наречии, кивнул, и быстрым движением перерезал тому глотку. — Скоро смена караула.

— Когда?

— Прямо сейчас, — Финк указал на дрогнувшую дверь. — Приготовься!

-Всегда готов! — ответил Матвей, и влепил болт из трофейного самострела в высунувшуюся морду. — Идём внутрь?

— А надо?

— Обязательно.

Там же. Час спустя.

Матвей Барабаш, с головы до ног перепачканный чужой кровью, пребывал в крайнем раздражении, и не нашёл ничего лучшего, чем высказать претензии профессору:

— Да они же почти не сопротивлялись, Ерёма! Как сонные мухи! Не знаю как ты, но я никогда не хотел стать мясником.

— Забойщиком, — поправил Финк.

— Что?

— Мясники рубят уже готовые туши, а режут скотину забойщики.