— ЗАТКНИСЬ, ПАДЛА!!!
— Так и знал, что тебе понравится.
Не… Не получается.
И с этой мыслей — что всё пропало, что уже ничего сделать нельзя и надо только тупо ждать — когда тебя как барана зарежут, я вдруг неожиданно для себя…
Уснул!
Глава 6. «Без галстуков», но с камнем за пазухой.
Маршал А. Е. Голованов:
«37-й год мне понятен. Были такие, как Хрущев, Мехлис — самые кровавые, а потом пошло массовое писание друг на друга, врагомания, шпиономания, еще черт знает что! Великая заслуга Сталина, я считаю, в том, что он все-таки понял и сумел остановить это дело.
То, что взяли Тухачевского и прочих, видимо, было правильно, начало было правильным. Но зачем забирали простых людей по всей стране? Решили избавиться от подлинных врагов, но потом стали писать друг на друга. Я знаю одного человека. Спрашиваю: «Писал?»— «Писал».— «Почему?»— «Боялся». А ведь никто не заставлял.
Тухачевский через несколько часов на всех написал. Ворошилов возмущался: «Что это за человек?» А Рокоссовский, как его ни истязали, никого не выдал».
Уинстон Черчилль:
«Сегодня имеется человек, нанёсший вред России в 1000 раз больший, чем я. Это Никита Хрущёв, так похлопаем ему!».
Сплю я, значит, на заднем сиденье «ЗИС-101» — между генерал-майором и полковником и, снится мне что я на «том свете», если более конкретнее — в аду. Лежу значится на боку в луже скворчащего масла, на большой раскалённой сковородке, стоящей на горящих угольях… Видно, чтоб я равномерно поджаривался — до хрустящей румяной корочки, меня громадными вилами переворачивает с бока на бок — довольно-таки необычно выглядевший чёрт. В шапке-ушанке со звёздочкой, армейском ватнике с петлицами красноармейца-пехотинца и в растоптанных валенках…
Что за хрень, думаю?
Чёрт в Преисподней — должен быть рогатым, хвостатым и обязательно — парнокопытным, иначе не считова.
Присмотрелся, мать моя — женщина: а ведь он на лицо — один в один как мой дедушка по матери… Правда, живым я его никогда не видел, но довоенная фотография у бабушки Ани в изголовье до самой смерти висела. Да и после того как она умерла — висела, пока не перекочевала в мой семейный архив после продажи квартиры — который в свою очередь пропал неизвестно куда, после того — как на меня надели «браслеты» и отвезли в «казённый дом», где стали задавать тупые вопросы.
Погиб он под Ржевом в 1942-м году, в декабре месяце — во время операции «Марс». Это когда «маршал Победы» — положил в сыру землю без всякого толка и пользы четверть миллиона солдат и офицеров и, отправил на переплавку почти пять тысяч танков — созданных в тылу шатающимися от голода детьми, стоящих у станков на ящиках…
Не веря глазам своим:
— Дедушка Саша, это Вы?
Чёрт весело скаля молодые, не тронутые кариесом зубы:
— Что признал, бесславный потомок? Ты был прав: не Сталин ты получился — а говно! А наш Верховный Главнокомандующий говорил: «Русские не сдаются!».
— Намёк понял, — сказал я и тут же проснулся.
* * *
Проснулся я как раз вовремя и, тут же поспешил предупредить:
— Впереди блок-пост НКВД и по незнакомой машине будут стрелять без предупреждения…
Водитель резко нажал на тормоза и «ЗИС» после довольно длинного заноса, сделав почти полный оборот, остановился напротив палатки — прямо под наведёнными стволами «Томми-ганов». А я не переменившись в лице продолжил:
— …С вас «поляна» причитается, товарищи командиры. А с Вас товарищ Хрущёв — банька с девками низкой социальной ответственности.
Все находящиеся в машине уставились на меня, а снаружи раздался голос старшего сержанта Ерофеева:
— Вы въехали в охраняемую зону. Всем выйти из машины и предъявить документы.
Я:
— Лучше подчиниться, а то эти ребята устроят здесь голливудский боевичок — наподобие Чикагской бойни в день святого Валентина.
Командиры приготовили свои «ТТ-шники», а Хрущёв обернувшись прошипел:
— Не вздумай фокусничать, не губи молодых ребят!
Отвечаю:
— Всё будет пучком — не очкуй, товарищ.
Когда вышли и встали кучкой возле машины, всё тот же старший сержант Ерофеев, подозрительно глядя на моих попутчиков поднеся ладонь к шапке представился. Затем узнав меня, удивлённо вопрошает:
— А где товарищ Власик?
Чувствуя давление ствола в бок, улыбаюсь и несу первое пришедшее в голову:
— Товарищ Власик приказывает вам быть всегда начеку! Сам он остался с поломанной машиной на дороге, а мы вот с товарищами угнав первое встречное такси…
Почувствовав тычок ствола пистолета где-то в области правой почки:
— …В общем понятно, да?
— Понятно.
Конечно, «ТТ-шники» заговорщиков против «Томми-ганов» не пляшут… Но командиры стояли так, что бойцы стреляя — неизбежно заденут меня. А так как они этого делать не будут из-за страха за мою жизнь, то эти гоблины синештанные — их всех до одного перестреляют…
Действительно — жаль молодых ребят-стажёров.
Я вздохнув вынул из кармана партбилет и сунул под нос одному из бойцов.
Итак, ещё одна надежда развеялась как дым…
Ерофеев всё-таки что-то заподозрил (да и бойцы недоумённо переглядывались от моего вида), косясь на моих «попутчиков и ловя мой взгляд:
— Всё в порядке, товарищ Сталин?
Как можно безмятежнее отвечаю:
— Всё в полном порядке, товарищ старший сержант. Несите службы бдительно, согласно должностных инструкций и ни о чём не беспокойтесь.
Когда отъехали, генерал-майор с явным давлением в мой адрес:
— Их отсюда надо убрать.
Спокойно, но твёрдо:
— Кому надо — вот тот и пусть убирает. А я напрямую охране приказывать не могу — это функция была за генералом Власиком. А теперь ждите, когда через нового наркома НКВД будет назначен новый начальник моей охраны.
Военные знали что такое «субординация», поэтому вопросов на эту тему больше не возникало. По крайней мере, сегодня.
* * *
Кроме дежурного коменданта и двух «прикреплённых», больше никого из охраны в сталинском особняке не было — Реципиент на удивление безалаберно относился к своей собственной безопасности. Хотя будь это по другому — как в книжках «про Культ личности» написано: пятиметровый бетонный забор с колючей проволокой сверху, вышки с пулемётами, «ДОТы», «ДЗОТы» с артиллерией и, минные поля кругом — Хрущёв бы меня сюда не повёз, это однозначно.
Даю приказ выскочившей из флигеля охране — пялившейся на меня во все глаза, не докучать мне вплоть до особого распоряжения и, входим в дом.
Здесь нас уперев руки в бока, встретила Валентина Васильевна:
— Что так рано с работы — случилось что? Во! А чё ты разоделся, как чучело?
— Почему «как», даже обидно…
Скинув тулуп с плеч, чмокнув любимую в щёчку, велю:
— …Дорогая, мы с товарищем Хрущёвым сходим в туалет. Ибо нам с ним приспичило — от слова «конкретно».
Та, подозрительно на нас поглядывая:
— Ну раз приспичило — конечно сходите. Не забудьте стульчак поднять — я вам не служанка.
И на кухню, называемую почему-то «буфетом» — греметь самоваром да чашками.
Хрущёв шёпотом:
— Ну и где?
Так же шепчу ему:
— В туалете, не догоняешь, что ли? Вдвоём входим — ты и я, или всей нашей дружной компашкой?
У того видно свои соображения: как бы порнушку с его «коровой» в главной роли — не увидел кто лишний. Да и что ему бояться безоружного шестидесятидвухлетнего старика?
Окинув меня с головы до ног, облизнул губы, и:
— Вдвоём.
Я, внутренне ликуя:
— Ну тогда давай разоблачайся — в туалет в верхней одежде не ходят, не пались так тупо.
Тот последовал моему совету, демонстративно переложив небольшой пистолет в карман мешковато сидящего на нём пиджака, надетого поверх расписной вы… Вши… Вывшиванки.
Я обращаясь к командирам, показывая рукой направление в малую столовую:
— А товарищи могут пока попить чай — мы недолго…
Только разделись, как со второго этажа по лестнице слетело что-то радостно-визжащее и повесилось Хрущёву на шею:
— Микитка приехал!
Я строго-нравоучительно:
— Светлана! Мы же уже с тобой договаривались: взрослых мужчин ты должна называть по имени-отчеству. Неужели одного раза было мало, чтоб запомнить?
Так, покраснев смутилась:
— Извините, Никита… Эээ…
— Сергеевич.
— Извините, Никита Сергеевич!
И стремглав убежала наверх.
Обалдев, Хрущёв — аж раскрыл рот от удивления, глядя ей вслед, а я:
— Выпорол, как следует ремнём разок…
И, не без гордости за дело рук своих:
— …Золото, а не ребёнок стала.
Тот сперва почесал свободной от оружия рукой начинающую лысеть голову, смотря на меня так — как будто никогда раньше не видел… Но потом спохватившись, с видом сэра Исаака Ньютона после удара по голове яблоком:
— Ах, да! Всё забываю что у тебя ж этот был… Как его?
— Микроинсульт.
Быстро-быстро кивает:
— Вот именно — «микроинсульт»! Это всё и объясняет.
* * *
Из прихожей через зал прошли в спальню, затем в туалет. Я по дороге деловито-популярно объясняю:
— Очень удобно хранить порнушку в туалете — рекомендую, Сергеич. Если писюк в нужный момент «на полшестого» и выше никак — отпросился у любимой в туалет, типа посцать… Ну а там уже достал фотки, глянул, «передёрнул» своего «ветерана» — чтоб уж наверняка и вприпрыжку обратно в койку к любушке.
Тот злится, аж зубами скрипит:
— Давай быстрей, болтаешь иного.
Я, обиженно-нравоучительно:
— Не цените вы — молодые, наш стариковский жизненный опыт! А как ваше время придёт — что делать, как его «поднять»? А всё! Посоветовать некому: мы уже в Кремлёвской стене — рядом с Лениным…
Хрущёв досель державший руку в кармане, уже открыто вытащил пистолет и подтолкнул меня им:
— Заткнись! Просто заткнись и всё!
Как только зашли в санузел, я тут же расстегнув ширинку, вывалил своего «бойца»:
— Я сперва «отолью», ладно? Давно уж терплю: не ровен час — изольюсь «золотым дождём»…
В просьбе такого рода, мужчина мужчине обычно не отказывает — даже злейшему врагу, перед тем как его отправить в «страну вечной охоты и рыбалки».
Тот, скривившись от вида моего «красавца»:
— Отливай, раз уже не в мочь…
Шарит по помещению санузла глазами:
— …Скажи где я сам возьму.
— Надо ещё уметь как достать: там мышеловка с сильной пружиной — пальцы прищемит. Так что придётся тебе подождать.
— Чёрт с тобой, только давай быстрей.
Встаю возле унитаза, поднимаю крышку и спустя какое-то время «зажурчало».
Долго, очень долго «журчит»…
— Быстрей не можешь?
Повернув вполоборота голову, объясняю:
— Простатит у меня, товарищ Хрущёв. Вам, молодым не понять! Да ещё ты со своим пистолетом… Напрягает! Убрал бы его, что ты мне в задницу им тычешь?
Боковым зрением вижу, что тот засунул руку с пистолетом в карман широких — мешок-мешком, брюк.
«Журчать» перестало практически тут же.
Восклицаю радостно:
— Ну вот и осушил «ящерицу»!
Наклоняюсь чтобы опустить стульчак, но вместе с этим сую правую руку между бачком и стеной и незаметно достаю оттуда свой «ТК» — пистолет системы Коровина. С досланным патроном, снятый с предохранителя — всё как положено: наводи и стреляй.
Странное место для хранения короткоствола?
А это смотря от кого предполагаешь защищаться!
Если уличных хулиганов боишься — то конечно лучше носить пистолет в кармане или в кобуре. А вот если от таких вот «друзей семьи» — то лучше вот в таких местах. «Там» например, я хранил один из своих пистолетов приклеенный скотчем под обеденным столом и, как раз — да, помогло. Иначе бы я вселился в Реципиента — ещё в его бытность учащимся семинарии, наверное.
Резко поворачиваюсь и уперев пистолет Хрущёву в пуп, собрав всю силу убеждения, приказываю:
— Сними палец с пускового крючка — а то ненароком себе яйца отстрелишь.
По движению лицевых мышц вижу, что он проделал от него требуемое.
— А теперь медленно… Слышишь: МЕДЛЕННО(!!!) достаёшь пистолет двумя пальцами и отдаёшь мне… Ну?!
В отличии от Сталина — поддерживающего отечественного производителя, Никита Сергеевич предпочитал изделия идеологического врага и, вскоре на моей ладони оказался изящный и компактный «Маузер М.1910/34», калибром 7,65 миллиметров.
Ухмыльнувшись:
— Пижонишь, товарищ Хрущёв? А Владимир Ильич Ленин как нас — большевиков, учил? Будь проще и народ к тебе потянется.
Прячу «игрушку» себе в карман и приказываю:
— А теперь ты вставай на моё место, расстегни мотню и пописцай! Только стульчак не забудь поднять — Валентина Васильевна ругаться будет. И не оборачивайся, пока не разрешу.
Тот проделав лишь два первых пункта:
— Не могу…
— Что «не можешь»? Писцать?
— Угу…
Понимающе-сочувствующе:
— Это у тебя от нервов. Тогда слушай так…
Приязненно улыбаюсь:
— …Развёл я тебя, Никита Сергеевич. Нет у меня никаких фотографий — ни с твоей кор… Хм, гкхм… Ниной Петровной, ни ещё с кем-либо. А о причине — ты и сам догадываешься, да?
Тот, с облегчением выдохнул и в унитазе сразу же «зажурчало»:
— Догадываюсь… Ну и сволочь ты, Иосиф Виссарионович!
Скалюсь:
— Думаю, по крайней мере — мы с тобой друг друга стоим, Никита Сергеевич. Но сейчас давай думать, что нам дальше делать… Сам то как считаешь?
Думаю то на эту тему, я в принципе уже давно — секунд десять.
Вариантов в принципе, у меня не так уж и много…
Оглушить ударом по затылку, связать его и потом пойти пристрелить тех троих?
Это будет означать близкий контакт, при котором более молодой и сильный противник — каким является Хрущёв, как два пальца об асфальт — одержит вверх над шестидесятидвухлетним стариком, у которого вдобавок плохо действует левая рука.
Пристрелить его, а потом действовать по первоначальному плану?
Не уверен, что звук выстрела не будет слышан в столовой — где в данный момент пьют чай командиры. Ещё менее уверен в том, что смогу в перестрелке победить троих профессиональных военных, обладающих к тому же — куда более серьёзным оружием, чем мой карманный «Коровин».
Как будто в подтверждении моих слов в спальне раздались приглушённые шаги, стук в дверь и осторожный вопрос:
