Доля попаданская

— Император Веррейрос! Вы не имеете ни капли совести!

— Пойдём, Лианисса, я покажу тебе новую коллекцию статуэток в моей спальне. — И лукавые смешинки заплясали в глазах мужчины. — Ты не пожалеешь, милая. Обещаю.

Мечты не оставили места раздумьям. Захотелось плюнуть на императора и его пьяные фантазии...

Но попытка остаться наедине с танной Аришей закончилась весьма плачевно.

Змей, опять этот змей... И ведь с ним не поспоришь. Распахнув крылья, зашипел прямо в лицо, то ли пугая, то ли пытаясь что — то сказать. И более того, подталкивая в спину.

И откуда — то пришла запоздалая мысль: у неё дома дети. Совсем маленькие. И Ариша — их мать.

Поэтому пришлось, сцепив зубы, настоятельно просить змея помочь пройти защиту.

Маленький, но весьма и весьма грозно настроенный смерчик встретил герцога у входа в дом алхимика. Был он в длинной юбке и рубахе на выпуск по зеленгирскому обычаю, с убранными под пёстрый платок волосами, но вид имел при этом очень воинственный.

— Тааак... И что мы имеем? Соседушка пожаловал..., — 'смерч' в одно мгновенье облетел по кругу мужчину, — А ну иди в дом, прихвостень императорский! Шпиёнить пришёл? Положь Аришу на место!

И едва та была уложена на диван у окна, направила палец на графа Грассмара, зашипев:

— Ах, ты, курлужкин потрох! Вы что, ироды, с птичечкой нашей сделали? Демонов хвост тебе в глотку! К императору зазывал? Зазывал. Назад принёс никакущую? Принёс... И кто ты после этого?

— Я вам всё объясню. Вы только не нервничайте...

— Я не нервенничаю! Я зла, как все демоны Бездны! Паскудники вы с императором! Вот вы кто! Разве ж можно порядочную женщину без причины задерживать у себя?

— Она просто спит... Всё в порядке. Ей не причинили вреда.

Тан Фейретто не понимал, как этой, не молодой уже, совершенно чужой женщине удаётся заставить его постоянно оправдываться.

— А что причинили? Много — много радости? Ты о репутации женьщинской хоть что — то слышал, граф? Вы ж опозорили Аришу на всю империю! Вы — кьёзолы. Вот вы кто!

Неизвестное слово заинтриговало, но задать уточняющий вопрос никакой возможности не было — женщина на глазах превращалась в разъярённую демоницу.

— Она ж теперь из дому не выйдет — заклюют её ваши аристократишки. О чем вы думали со своим императором?

— Вы неверно оценили ситуацию, танна.

Тяжкий вздох, раздавшийся от окна, заставил всех замолчать. Марья присела на самый краешек дивана, с закрытыми глазами, тщетно пытаясь проснуться.

Ощупала себя на предмет наличия одежды. Улыбнулась. Всё так же, не открывая глаз, стянула с головы берет и аккуратно отложила его в сторону, стараясь не помять бесценное перо чичивашьи.

Начала аккуратно выбирать заколки из узла на затылке, перебирая тонкими пальцами волосы и заплетая их в косу.

Лекарка вмиг забыла про соседа и кинулась на помощь, не забыв пригрозить кулаком герцогу.

— Аша Арамия, что за страннная тишина в доме? И почему вы молчите? У нас всё в порядке? — женщина снова протяжно вздохнула.

— Всё в порядке, птичечка, всё в порядке...

А руки, как мельница, летают за спиной и передают сигналы мужчине: 'Уходи! Уходи поскорее!' Но тот либо слеп, либо глух и уходить не собирается. Более того, устроился в кресле, закинув ногу на ногу, не спуская глаз с Ариши.

— Ариша, ты помнишь, где была?

— Конечно... — И изумлённый взгляд в ответ.

— А почему тебя принесли домой спящую? Ты представляешь, что это значит, птичечка? — та замерла.

— А вот сейчас и спросим... Лорд Гассмар нам сейчас всё расскажет. — Марья, наконец, окончательно проснулась и увидела ненавистного соседа. — Объяснитесь, герцог. Для начала чётко и вразумительно: как я оказалась у вас?

Тот кивнул, пожав плечами. Но чем больше рассказывал детали произошедшего во дворце, тем больше она мрачнела.

И как ты, Марья, докатилась до такой жизни? Прямо не вдова, а переходящий вымпел 'Победителю соревнований'. Картинка то получается весьма и весьма неприглядная...

Хотела жить тихо и незаметно? Живёшь? Тихо, как мышка? Молодец! Умница, Марья!

Удивительно, что здесь ещё нет семейства Огорро в полном составе.

И что будем делать?

На выручку, как всегда, пришла аша Арамия. И как всегда с весьма неожиданной стороны.

— А тебе, мил человек, не дамочки ли морду лица располосовали? Аж перекосило всего? И семьи, я так понимаю, нет? Чай, не мальчик уже? Почто глазья свои бесстыжие на порядочную женщину пялишь? Не по тебе она! — Сказала, как отрезала.

Но и гость оказался не так прост.

— Император был бы не против, иметь танну Аришу в фаворитках. А я — просто охрана. До лучших времён.

— Вот и славно. Замуж мне нельзя, а в фаворитки, значит, можно? Я правильно поняла, аша Арамия? — Марья тайком подмигнула лекарке.

— Так, человек ентот вот, герцог, назначен охранять тебя. От всяческих покусительств... Тьфу! Дохлую курлужку ему в печёнку!

— Значит, его и назначим нашим фаворитом. Совместим, так сказать, приятное с полезным. Походит идеально. Живёт рядом. Полагаю, достаточно богат. Пост в империи занимает приличный. Не дурён собой. Вот и пусть создаёт видимость связи, а нам фигнёй страдать некогда. У нас дети.

Грассмар не верил своим ушам. Он никогда не страдал от недостатка женского внимания. И даже рана на лице не отпугнула от него искательниц приключений. Богатство, харизма, пост, связи — всё это привлекало женщин. Аристократок, вольных гильдейских лицедеек и даже простолюдинок. Он порой даже тяготился их чрезмерными попытками привлечь внимание. Но воспринимал, как лёгкое недоразумение, никогда не смешивая свои дела и личную жизнь.

Но здесь и сейчас ему указали место. Очертили границу, через которую он не должен переступать.

— Вот, значит, как? УмнО..., — схватить за лацкан пиджака и притянуть к себе женщину труда не составило. Она пёрышком подлетела к его груди и уткнулась в китель. — Так вы, танна Ариша, предлагаете себя в любовницы? Захотелось власти, зеленгирская нищенка? Покровителя? Или настоящего мужчину в постели вместо старика? — Ухватил за косу, оттянув голову назад.

Ожидал чего угодно: пощёчин, визгов, криков, но не дикого ужаса, плещущегося в глазах. И едва слышных слов, ударивших наотмашь.

— Не бейте меня! Пожалуйста, не бейте меня! Я же не сделала вам ничего плохого... — Подумать ничего не успел, но уже отрывала от женщины его руки старуха, едва не плюя в лицо. Прижала к себе дрожащую Аришу.

— Уходи, глупец. И больше никогда не появляйся в этом доме. Нашёл с кем воевать! — Потом взглянула на него внимательно, покачала головой, зацокала языком. — И не успокоишься ведь... Ну, что ж, лорд, будет тебе полюбовница. Привязали уже... Только вот, все силы отдашь ей. Ум свой и сердце. С деньгами заодно.

— Ну, уж, нет, старуха... Раз увидеть смогла и отвести сможешь! Расплетай чары!

— Я по приказу не работаю, лорд... Да и лекарка я. Не магиня.

'Сиятельный тан!

1. С прискорбием сообщаю Вам о провале своей миссии, случившемся не далее, как вчера.

Сопровождая свою хозяйку на аудиенцию к императору, был подвергнут не иначе, магическому воздействию.

Ибо уснул во дворце самым непонятным образом, а проснулся в захудалом трактире у городской стены.

Недоумеваю: кто и с какой целью меня туда переправил?

Хотя предположения имеются. Которые по первому требованию доведу до Вашего сведения.

2. В дом хозяйки просто боюсь возвращаться — опасаюсь за собственное здоровье. Зеленгирская злыдня, маскирующаяся под простую лекарку, превратит мою жизнь в непрекращающийся кошмар.

3. В связи с этим прошу считать миссию исполненной до конца и прекратить мои полномочия в доме алхимика. '

Компандарус Илаай Огорро не находил себе места. И не знал — радоваться или плакать. Напиться с горя или сообщать родственникам радостную весть.

Прошедшей ночью его супруга родила сына.

Родила легко, словно не был он её первым ребёнком.

Но то, что происходило сейчас, было похоже, скорее, на мистификацию, чем на родовую горячку. Аланья категорически отказалась видеть ребёнка и при малейшем упоминании о нём впадала в ярость.

Что было весьма странно.

Ставшая после вмешательства селентайров едва ли не образцово — показательной супругой, сейчас же она напоминала взбесившуюся демоницу.

— Рыжий! Мой ребёнок родился рыжим! Ненавижу! Уберите его от меня!

Илай и сам толком не успел рассмотреть малыша, но крики обезумевшей женщины о рыжем сыне заставили его похолодеть. Неужели родственнички таким образом выполнили его просьбу?

Перепуганная нянька судорожно пыталась распеленать ребёнка под тяжёлым взглядом 'молодого отца'.

Как же так произошло, что ему сразу не показали новорожденного?

Ой, что будет? А вдруг с ребёночком что — то не так? Кто будет отвечать? Конечно же, няня...

Кто ж знал, что так получится?

Но замерший над ребёнком мужчина вдруг рассмеялся, легко и заливисто.

— Спасибо, Тилара...

Маленький сморщенный человечек был похож на своих сверстников, но смотрел на своего отца совершенно взрослым осознанным взглядом цвета молодой листвы. А тонкие непослушные волосёнки завивались на лбу лёгкими рыжими колечками.

И лопнула пружина внутри, сломав в один момент железную волю компандаруса.

— Вон! — зарычал он на трясущуюся от страха няньку, выталкивая её из детской.

Встал на колени перед кроваткой, аккуратно погладил кончиками пальцев по пушистой головке, прикоснулся губами к щёчке.

— Привет, сольйнушко! Прости... Твоя настоящая мать никогда бы от тебя не отказалась. Прости... И волосы у тебя будут такими же, как у неё, и глаза. И сам ты будешь похож на неё, как две капли воды.

— Доволен, племянничек? — ненавистные селентайры появлялись, где хотели, когда хотели и как хотели. — Похож?

— Что вы забыли в моём доме?

— Пришёл поздравить с новорожденным и предупредить: твоя супруга оказалась сильнее, чем мы думали, и очень скоро постарается избавиться от ребёнка. Поэтому рекомендую отдать его прямо сейчас. Деду. В целях безопасности. Тан Липпай будет бояться лишний раз дышать рядом с ним, мы за этим проследим. Да и наследников мужского пола у него пока ещё нет...

— Зачем это вам?

— За всё надо платить, родственник. За всё. А у тебя ещё будут дети. Много детей. С чёрными, так уж и быть, волосами. Через три десятины, твоя супруга снова будет беременна. Условия те же.

— Я могу оставить её на Ильянте?

— Нет... И это условие тоже неизменно.

Это означало только одно: снова придётся терпеть рядом чужую женщину, не имея возможности запереть её в отдельной каюте или даже в карцере.

Возможно, она и стала несколько иной, но беременность испортила даже тонкую селентарскую работу.

Снова придётся слушать непрерывное нытьё о том, как ей тяжело и насколько виноват в этом сам компандарус.

И свободным от её присутствия будет только вахтенное время, когда помимо выполнения основных обязанностей можно посидеть в тишине и спокойно и трезво взвесить свои поступки и проступки. Разложить их по полочкам и дать оценку своему прошлому. Пусть запоздалую, но от этого не менее важную.

И терпеливо ждать, когда память приоткроет завесу над событиями тех дней и подбросит загадку, вроде той, что разрешилась не так давно, когда Аланья, загнанная в угол фактами, призналась в попытке приворота.

Илай даже порывался избить её, но в последний момент перед глазами встало окровавленное тело другой женщины, брошенное в снег под ноги старику — зеленгирцу.

— Я предлагаю отправить меня в отставку...

— И не мечтайте, компандарус. Рекомендую вам подумать о дипломатической карьере. Предложение пока ещё в силе, а открытых миров великое множество.

За окнами с прошлого вечера кружилась и выла метель.

До утра она успела намести огромные сугробы на улицах и переулках, превратив их в непроходимые ущелья. А ударивший под утро мороз одел в ледовые доспехи озёра, речки и ручьи.

С холодами пришло настоящее стихийное бедствие для не привычной к таким погодам Риммелии.

Народ попрятался по домам и топил камины и печи, пытаясь согреться. Пил горячий шайни и не менее горячие эльфейские вина со специями (говорят, самое лучшее средство от простуды). Кутался в пушистые дахатские шали и пледы.

Те, кто имел достаток, кутались в меха и топили печи гномьим огненным камнем. Но холодно, тем не менее, было всем.

И сам город, казалось, замёрзнув, укутался в тёплое и пушистое белое покрывало.

Дома и деревья надели белоснежные шапки, а улицы стали похожи на бесконечные белые шарфы.

Из множества труб поднимались к небу тонкие белёсые дымы.

Сама столица жила сонной замедленной жизнью. Даже булочники не зазывали в лавки покупателей, а только звонили в весёлые медные колокольцы, сообщая о том, что печи топятся и хлеба пекутся.

В доме алхимика вся жизнь переместилась на кухню.

Потрескивал дровами небольшой камин в углу, булькала на плите мясная похлёбка с травами и овощами, распостраняя по помещению умопомрачительные ароматы. На краешке плиты, в казанке томилась каша, и стоял кувшин с шайни.

Дети спали в большой плетёной корзине, укрытые ярким вязаным пледом. Фоська свернулся клубочком у них в ногах.

Феденька же спал на каминной полке, для порядка объяснив всем, что драконы, в отличие от змей, очень любят тепло.

Сазара в школу не пустили, и он обиженно молчал, читая что — то в кресле, принесённом с веранды и поставленном у камина. Его сегодня даже не выпустили во двор, опасаясь простуды, отчего его обида стала ещё больше, ввиду того, что из — за окон время от времени долетали с улицы весёлые крики ребятни.

Марья лепила сладкие пирожки. Несколько караваев уже стояли в духовке, запекаясь до румяных корочек, а пирожки прекрасно пойдут с шайни. До булочной идти целый квартал по снежной круговерти, а рисковать своими старушками она не хотела.

Лекарка разбирала свои запасы, а аша Лиррея вязала малышам очередные шапочки с носочками.

Марья долго не могла решиться начать разговор, но оттягивать его не имело смысла.

— Аша Арамия, аша Лирррея, боюсь, нам придётся уехать из столицы.

— Ну, хвала Великому Змею, решилась, наконец! Я уж думала и вправду в полюбовницы к кому податься решила...

— Не ругай девочку, Арамия! Сама видишь, в какой она ситуации. Врагу не пожелаешь, — ринулась аша Лиррея на защиту своей любимицы.

— Ой! Запричитала! А то сама не видишь — нет нам здесь жизни. Нет! Сидим под замком. Ни родни, ни близких, никого. Шастають всяческие проходимцы, нервирують всех. Ещё и на Аришу покусяются.

В этот момент раздался стук в дверь.

— Во! Ещё какой — то курлужкин огрызок пожаловал! Не пущаем!

Но стук продолжался и женщины, придя к единогласному мнению, решили, что это кто — то из своих, раз прошёл охранный контур.

— Вот сейчас и поглядим, кого курлужки носют по такой погоде, — лекарка открыла входную дверь, впуская посиневшего от холода слугу, одетого совершенно не по сезону в тонкий рваный плащ, грязный до такого состояния, что определить его цвет не имелось никакой возможности. — Великий Змей! И где ж ты шлялся столько времени, раздолбай старый?