Урсула Ле Гуин "Четыре пути к прощению"

Я ничего не поняла. Он шел рядом со мной в стороне от остальных и продолжал: — До моего сведения в посольстве дошел слух... Правительство Вое Део собирается изменить статус освобожденных активов. Вы больше не должны считаться гареотами. У вас должен быть владелец-спонсор.

Это была плохая новость, но, поразмыслив, я сказала: — Думаю, смогу найти владельца, который будет спонсировать меня. Может быть, лорд Боэба.

— Владелец-спонсор должен быть одобрен правительством... Это приведет к ослаблению Сообщества как за счет активов, так и за счет членов-владельцев. Это по-своему очень умно, — сказал Эсдардон Айя.

— Что произойдет с нами, если мы не найдем одобренного спонсора?

— Вас будут считать сбежавшими.

Это означало смерть, трудовые лагеря или аукцион.

— О Владыка Камье, — сказала я и взяла Эсдардона Айю за руку, потому что на мои глаза опустилась темная завеса.

Мы прошли некоторое время по улице.

Когда я снова смогла видеть, то увидела улицу, высокие дома города, сияющие огни, которые, как я думала, были моими.

— У меня есть несколько друзей, — сказал хейнит, идя рядом со мной, — которые планируют поездку в королевство Бамбур.

Через некоторое время я спросила: — Что бы я там делала?

— Оттуда отправляется корабль на Йеове.

— На Йеове, — сказала я.

— Так я слышал, — сказал он, как будто мы говорили о трамвайной линии. — Ожидаю, что через несколько лет Вое Део начнет предлагать поездки в Йеове. Экспортируя неразрешимые проблемы, нарушителей спокойствия, членов семей Хейма. Но это потребует признания Йеове самостоятельным государством, на что они пока не решились.

Однако они допускают некоторые полулегитимные торговые соглашения со стороны государств-клиентов... Пару лет назад король Бамбура купил один из старых кораблей корпорации, бывший торговый корабль прежней колонии. Король подумал, что ему хотелось бы посетить луны Верела. Но он нашел луны скучными. Поэтому он сдал корабль в аренду консорциуму ученых из университета Бамбура и бизнесменов из своей столицы. С этим кораблем некоторые производители в Бамбуре могут немного поторговать с Йеове, а некоторые ученые из университета одновременно совершают туда научные экспедиции. Конечно, каждая поездка обходится очень дорого, поэтому они берут с собой столько ученых, сколько могут, куда бы они ни отправились.

Я слушала все это, не слыша, но понимая.

— Пока, — сказал он, — им это сходило с рук.

Его голос всегда звучал спокойно, немного удивленно, но не высокомерно...

— Знает ли Сообщество об этом корабле? — спросила я.

— Полагаю, что некоторые члены знают. И люди в Хейме. Но знать об этом очень опасно. Если бы Вое Део выяснило, что государство-клиент экспортирует ценные активы... На самом деле, мы полагаем, что у них могут быть некоторые подозрения. Так что это решение не может быть принято легкомысленно. Это одновременно опасно и необратимо. Из-за этой опасности я не решался говорить об этом с вами. Я так долго колебался, что вы должны сделать это очень быстро. На самом деле, сегодня вечером, Ракам.

Я перевела взгляд с городских огней на небо, которое они скрывали. — Я пойду, — сказала я. Я подумала о Валсу.

— Хорошо, — сказал он. На следующем углу он сменил направление, в котором мы шли, — прочь от моего дома, к посольству Экумены.

Я никогда не задавалась вопросом, почему он сделал это для меня. Он был скрытным человеком, человеком тайной власти, но он всегда говорил правду, и думаю, что он следовал зову своего сердца, когда мог.

Когда мы вошли на территорию посольства, в огромный парк, мягко освещенный зимней ночью наземными фонарями, я остановилась. — Мои книги, — сказала я. Он вопросительно посмотрел на меня. — Я хотела отвезти свои книги на Йеове, — сказала я. Теперь мой голос дрожал от нахлынувших слез, как будто все, что я покидала, сводилось к этой единственной вещи. — Думаю, им нужны книги о Йеове, — сказала я.

Через мгновение он сказал: — Я распоряжусь, чтобы их отправили нашим следующим кораблем. Жаль, что я не могу посадить тебя на тот корабль, — добавил он, понизив голос. — Но, конечно, Экумена не может бесплатно подвозить беглых рабов...

Я повернулась, взяла его за руку и на мгновение прижалась к ней лбом, единственный раз в своей жизни я сделала это по собственной воле.

Он был поражен. — Идем, идем, — сказал он и поторопил меня.

Посольство нанимало верелианскую охрану, в основном веотов, мужчин из старой касты воинов. Один из них, серьезный, вежливый, очень молчаливый человек, отправился со мной на флаере в Бамбур, островное королевство к востоку от Великого континента. У него были все необходимые мне документы. Из порта для флаеров он отвез меня в королевскую космическую обсерваторию, которую король построил для своего космического корабля. Там меня без промедления отвели на корабль, который стоял на своих огромных лесах, готовый к отлету.

Полагаю, что они готовили удобные апартаменты для короля и его свиты, когда он отправлялся смотреть на луны. Корпус корабля, принадлежавшего корпорации сельскохозяйственных плантаций, все еще состоял из больших отсеков для продуктов колонии. Это означало перевозку грама из Йеове в четырех грузовых отсеках, в которых сейчас перевозилась сельскохозяйственная техника, произведенная в Бамбуре. В пятом отсеке перевозились активы.

В грузовом отсеке не было сидений. Они постелили на пол войлочные подушки, и мы легли, привязанные ремнями к стойкам, как если бы это был груз.

Там было около пятидесяти "ученых". Я была последней поднявшейся на борт и была пристегнута ремнями безопасности. Экипаж был тороплив и нервничал и говорил только на языке бамбур. Я не могла понять инструкций, которые нам были даны. Мне очень нужно было опорожнить мочевой пузырь, но они кричали: — Нет времени, нет времени! — Итак, я лежала в мучениях, пока они закрывали огромные двери отсека, что навело меня на мысль о дверях комплекса Шомеке. Вокруг меня люди перекликались друг с другом на своем языке. Закричал ребенок.

Я знала этот язык. Затем под нами начался сильный шум. Медленно я почувствовала, как мое тело прижимается к полу, как будто на меня наступила огромная мягкая нога, пока мои лопатки не почувствовали, что они врезаются в коврик, а язык не вжался обратно в горло, как будто хотел задушить меня, и с резким уколом боли и горячим облегчением мой мочевой пузырь выпустил свое содержимое.

Потом мы стали невесомыми — плыли в наших узах. Верх был низом, а низ был верхом, либо было и то, и другое, либо ни то, ни другое. Я услышала, как люди вокруг меня снова окликают друг друга, называют по именам, говорят, должно быть, — С тобой все в порядке? Да, со мной все в порядке. — Младенец так и не прекратил своих яростных, пронзительных воплей. Я начала ощупывать свои ремни, потому что увидела, что женщина рядом со мной села и потирает руки и грудь в тех местах, где ее удерживали ремни, — но тут из громкоговорителя донесся громкий нечеткий голос, отдающий приказы на языке бамбур, а затем на Вое Дин: — Не отстегивайте ремни, застегните ремни! Не пытайтесь передвигаться! Корабль атакован! Ситуация чрезвычайно опасна!

Итак, я лежала, плавая в своем маленьком тумане из мочи, слушая разговоры незнакомцев вокруг меня, ничего не понимая. Я была совершенно несчастна и в то же время бесстрашна, какой никогда не была. Я была беззаботна. Это было все равно что умереть. Было бы глупо беспокоиться о чем-либо, когда кто-то умирает.

Корабль странно двигался, содрогаясь, казалось, поворачиваясь. Несколько человек страдали тошнотой. Воздух наполнился запахом и крошечными капельками рвоты. Я освободила руки настолько, чтобы натянуть шарф, который был на мне, на лицо в качестве фильтра, заправив концы под голову, чтобы удержать его.

Из-под шарфа я больше не могла видеть огромный свод грузового отсека, простирающийся надо мной или подо мной, заставлявший меня чувствовать, что я вот-вот взлечу или упаду в него. От него пахло мной самой, и это успокаивало. Это был шарф, который я часто надевала, когда наряжалась для выступления, — тонкая газовая ткань бледно-красного цвета с вплетенной через определенные промежутки серебряной нитью. Когда я купила его на городском рынке, заплатив за него свои собственные заработанные деньги, я подумала о красном шарфе моей матери, подаренном ей леди Тазеу. Я подумала, что этот ей бы понравился, хотя он и не был таким ярким. Теперь я лежала и смотрела в бледно-красный полумрак, который он создавал в трюме, на мерцающие огоньки у люков, и думала о своей матери, Йове. Вероятно, она была убита тем утром на территории лагеря. Возможно, ее перевезли в другое поместье в качестве прислуги, но Ахас так и не нашел никаких ее следов. Я подумала о том, как она держала голову немного набок, почтительно, но в то же время настороженно, грациозно. Ее глаза были полными и яркими, "глаза, в которых заключены семь лун", как поется в песне.

Тогда я подумала: "Но я никогда больше не увижу лун."

При этом я почувствовала себя так странно, что для своего утешения и отвлечения своего разума начала напевать себе под нос, там, одна, в своей маске из красной ткани, согретой моим собственным дыханием. Я спела песни о свободе, которые мы пели в Хейме, а потом я спела песни о любви.

Леди Тазеу научила меня этому. Наконец я спела "О, о, Йеове", сначала тихо, потом чуть громче. Я услышала, как где-то в этом мягком мире красного тумана ко мне присоединился голос, мужской, затем женский. Все живущие в Вое Део знают эту песню. Мы пели ее вместе. Голос человека из Бамбура подхватил ее и добавил к ней слова на своем родном языке, и к пению присоединились другие. Затем пение стихло. Плач ребенка теперь был слабым. Воздух был очень спертый.

Много часов спустя, когда, наконец, в вентиляционные отверстия поступил чистый воздух и нам сказали, что мы можем снять путы, мы узнали, что корабль флота космической обороны Вое Дин перехватил грузовое судно прямо над атмосферой и приказал ему остановиться.

Капитан предпочел проигнорировать сигнал. Военный корабль выстрелил, и хотя в грузовые отсеки ничего не попало, взрыв повредил систему управления. Грузовое судно ушло дальше и больше ничего не видело и не слышало о военном корабле. Теперь мы находились примерно в одиннадцати днях пути от Йеове. Военный корабль или их группа могут поджидать нас недалеко от Йеове. Причиной, по которой они приказали грузовому судну остановиться, было "подозрение в контрабанде товара".

Этот флот военных кораблей был построен столетия назад, чтобы защитить Верел от нападений, которых они ожидали от инопланетной империи, которая называла себя Экуменой. Они были так напуганы этой воображаемой угрозой, что вложили всю свою энергию в технологию космических полетов; результатом стала колонизация Йеове. После четырехсот лет отсутствия какой-либо угрозы нападения Вое Део наконец позволил Экумене отправить послов. Они использовали оборонительный флот для перевозки войск и оружия во время Освободительной войны. Теперь они использовали их так же, как владельцы поместий использовали охотничьих собак и охотничьих кошек для выслеживания беглых рабов.

Я нашла двух других говорящих на Вое Дин в грузовом отсеке, и мы сдвинули наши ремни безопасности вместе, чтобы можно было поговорить. Обоих их привез в Бамбур Хейм, который оплатил их проезд. Мне и в голову не приходило, что нужно было оплатить проезд. Я знала, кто заплатил за меня.

— Космический корабль не может летать на любви, — сказала женщина.

Она была странным человеком. Она действительно была ученой. Компания, которая арендовала ее, дала ей высшее образование в области химии, и она убедила Хейм отправить ее на Йеове, потому что была уверена, что ее навыки будут нужны и востребованы. Она получала более высокую зарплату, чем многие гареоты, но ожидала, что на Йеове заработает еще лучше. — Я собираюсь разбогатеть, — сказала она.

Другой человек, всего лишь подросток, рабочий на мельнице в северном городе, просто сбежал, и ему посчастливилось встретить людей, которые могли спасти его от смерти или трудовых лагерей. Ему было шестнадцать, он был невежественным, шумным, непокорным. добродушным. Он стал всеобщим любимцем, как щенок. Я была востребована, потому что знала историю Йеове, и через человека, который знал оба наших языка, я могла рассказать бамбурам кое-что о том, куда они направлялись — о веках корпоративного рабства, Надами, войне, Освобождении. Некоторые из них были арендуемыми из городов, другие были группой рабов из поместий, купленных на аукционе Хеймом за фальшивые деньги и от вымышленного имени, и поспешили совершить это бегство, очень мало зная о том, куда они направляются. Именно этот трюк привлек внимание Вое Део к этому полету.

Йок, подросток с мельницы, бесконечно рассуждал о том, как йеовиты примут нас. У него была история, наполовину шутка, наполовину мечта, о выступлениях групп, речах и большом ужине, который они устроят для нас. С каждым разом ужин становился все более изысканным. Это были долгие голодные дни, проведенные в безликом огромном пространстве грузового отсека, отмеченные лишь чередованием каждые двенадцать часов более яркого и более тусклого освещения и раздачей двух приемов пищи в течение "дня": вода и еда в тюбиках, которую вы запихивали в рот. Я не слишком задумывалась о том, что может произойти. Я была в промежутке между событиями. Если бы военные корабли обнаружили нас, мы, вероятно, погибли бы. Если бы мы добрались до Йеове, это была бы новая жизнь. Теперь мы парили.

4. Йеове

Корабль благополучно приземлился в порту Йеове. Сначала они выгрузили ящики с оборудованием, затем остальной груз. Мы вышли, пошатываясь и держась друг за друга, не в силах противостоять могучему притяжению этого нового мира, влекущего нас к своему центру, ослепленные светом солнца, к которому мы были ближе, чем когда-либо.

— Сюда! Сюда! — крикнул какой-то мужчина. Я была рада услышать свой язык, но бамбуры выглядели встревоженными.

Сюда — сюда — раздевайтесь — подождите. — Все, что мы слышали, когда впервые оказались в свободном мире, были приказы. Нас пришлось обеззараживать, что было болезненно и изнурительно. Нас должны были осмотреть врачи — все, что мы привезли с собой, должно было быть обеззаражено, осмотрено и занесено в список. У меня это не заняло много времени. Я принесла одежду, которая была на мне и которую носила уже две недели. Я была рада, что меня обеззаразили. Наконец нам сказали встать в очередь в одном из больших пустых грузовых ангаров. Вывеска над дверями по-прежнему гласила: КСПЙ — Корпорация сельскохозяйственных плантаций Йеове. Один за другим нас оформляли на въезд. Человек, который обрабатывал меня, был невысоким, белым, средних лет, в очках, как и любой другой клерк в городе, но я смотрела на него с почтением. Он был первым йеовитом, с которым я заговорила. Он задавал мне вопросы из анкеты и записывал мои ответы. — Умеешь читать? — Да. — Навыки? — я на мгновение запнулась и сказала: — Преподавание — могу преподавать чтение и историю. — Он ни разу не поднял на меня глаз.