— Что бы вы ни думали, — сказал он, задыхаясь от напряжения, — я не шпион.
— Тогда тебе следует быть осторожнее с формулировками своих вопросов.
— Если бы я был настоящим шпионом, вам не кажется, что я был бы лучше подготовлен? — Спата снова дернул голову Кильона назад, и он почувствовал, как что-то хрустнуло у него в шее. Он с трудом переводил дыхание, чувствуя себя так, словно его душат. Он подумал о Малкине, бармене Фрэя, о шраме у него на горле. Было ли это тем, что он чувствовал?
— На данный момент достаточно, — предостерегающе сказала Куртэйна. — От мертвого ты многого не добьешься. Кроме того, я уверена, что Рикассо найдет его очаровательным.
Когда Кильон обрел дар речи, он спросил: — Кто такой Рикассо?
— Хватит вопросов, — сказал Спата, подчеркивая свою точку зрения еще одним яростным рывком за скальп Кильона. — Предлагаю избавиться от него сейчас, — сказал он Куртэйне. — Выбросьте его за борт, пока у него не появился шанс что-нибудь испортить.
— А остальных троих, раз уж мы об этом заговорили? — спросила Куртэйна с легчайшей ноткой скептицизма.
— Женщина и ребенок даже не из Копья, — сказал Кильон сквозь стиснутые зубы, когда Спата снова дернул его голову назад. — Вы с ними не ссорились.
— А другая жительница Копья? — спросил Спата.
— Мирока не имеет ко мне никакого отношения. Мы познакомились всего несколько дней назад. Она просто сопровождала меня из города.
— Может быть, он — отвлекающий маневр, — сказал Спата. — Приманка, чтобы развлечь нас, пока кто-то другой делает настоящую работу.
— Мы собирались умереть, — настойчиво сказал Кильон. — Если бы у меня были серьезные намерения проникнуть в Рой, неужели вы думаете, что я поставил бы себя в такое опасное положение, когда меня пришлось бы спасать от неминуемой смерти?
— В чем-то он прав, — сказала Куртэйна. — Если бы мы не вмешались, Кильон и его друзья стали бы мясом воргов в течение часа.
— Уловка, — пренебрежительно сказал Спата. — Насколько нам известно, они были в сговоре с мальчиками-черепами.
Куртэйна взглянула на своего врача, между ними возникло какое-то невысказанное общение, прежде чем продолжить: — Думаю, на данный момент это все, коммандер Спата. Ваши опасения приняты к сведению.
Спата отпустил Кильона резким движением запястья, достаточным для того, чтобы его пленник издал последний стон боли.
— Балласт, — сказал он. — Это все, кто ты есть. Полезен до тех пор, пока нам не понадобится подняться. Тогда ты станешь полезен совершенно по-другому.
— По крайней мере, на это гожусь, — ответил Кильон.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Они отвели его обратно к остальным. Теперь на верхней части его тела были только рубашка и жилет, его пальто все еще оставалось в смотровой. Дверь открылась, и его швырнули в заднее отделение, где он приземлился на колени спиной к потолку. Он все еще чувствовал, как ногти Спаты врезаются в кожу его головы, впиваясь в нее так, словно его кожа была мягкой влажной глиной.
— Что, черт возьми, с тобой случилось? — сказала Мирока, пробуждаясь от полудремы, все еще держа Писание в руках.
Он неуклюже поднялся на ноги. Кэйлис и Нимча сидели там, где он их оставил, частично завернувшись в одеяла. Он задавался вопросом, спали ли они хоть немного лучше, чем он.
— Они расспрашивали меня, — сказал он, держась одной рукой за потолочную балку, чтобы не упасть. — Точнее, допрашивали. Они беспокоятся, что я шпион. Я пытался убедить их в обратном, но... я не знаю. — Он вытер слюну с подбородка. — Не уверен, что они мне верят.
— Ты неважно выглядишь, — удивленно сказала Мирока. — Впервые я как следует разглядела тебя при дневном свете, Резака, без этой шляпы и очков, которые ты всегда носишь. Ты выглядишь как... какой-то птенец, выпавший из своего гнезда. Не из тех, кто симпатичен. Безволосый, сморщенный, чертовски уродливый вид. — Она продолжала смотреть на него, Кильон пытался отвести глаза, не давая понять, что именно это он и делает.
— Что-нибудь случилось, пока меня не было? — спросил он, надеясь взять нужную ноту непринужденной беспечности.
— С тобой что-то не так, Резака. Что-то определенно не так.
— Как поживает Нимча?
Кэйлис уставилась на него с затаенным беспокойством, прежде чем ответить: — Она плохо спала. Ее сны были тревожными.
— Мне очень жаль. Они забрали мои вещи. Если бы они у меня были, я, возможно, смог бы что-нибудь сделать. Могу я все-таки осмотреть ее?
— Нет, — сказала Нимча, кутаясь в одеяла. — Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне.
— Я не причиню тебе вреда, — сказал Кильон.
— Ты выглядишь как покойник. Я видела мертвецов.
Он огляделся, чтобы убедиться, что дверь закрыта и что никто не подслушивает у решетки.
— Я надеялся отвлечь внимание от твоей дочери, Кэйлис. В какой-то степени, думаю, мне это удалось, но отвлекающий маневр не будет действовать бесконечно. Мы должны серьезно подумать о том, как нам защитить тайну Нимчи.
— Я не думала, что ты веришь, — сказала Кэйлис.
— Я не уверен, что понимаю, — Кильон произнес свои слова со всей тщательностью, на какую был способен. — Признаю, что у Нимчи могут быть способности, которые нелегко объяснить. Я уже говорил тебе, что что-то почувствовал, и сейчас не буду этого отрицать. Но что произошло позапрошлой ночью, сдвиг зоны? Это определенно не ее рук дело.
— Ты знаешь это? — спросила Кэйлис.
Он кивнул, радуясь, что снова стоит на твердой почве. — Да. Я знаю. Никто не мог быть уверен, когда это должно было произойти, и то, что это произошло именно тогда, когда это произошло, — либо наша удача, либо невезение, но бурю ожидали уже давно. Еще до того, как я покинул Копье, мужчины и женщины, которым платят за то, чтобы они беспокоились о подобных вещах, начинали нервничать. Они проводили больше проверок, чем обычно, сновали вокруг, пытаясь убедиться, что город готов к переменам, когда они произойдут. Их приборы улавливали сигналы-предвестники, указывающие на то, что нестабильность зоны становится все больше в ожидании серьезной перестройки. — Он вздохнул, не желая унижать Кэйлис, но в то же время желая, чтобы она поняла, что силы ее дочери могут быть не такими огромными, как она себе представляла. — Это продолжается уже некоторое время, — добавил он. — Только недавно мы поняли, что власти начали нервничать.
— Как давно? — спросила Кэйлис.
Какое это имело значение? задумался он. Но, тем не менее, он попытался дать ей честный ответ, вспоминая то, что рассказали ему Фрэй и Мирока. — Около двух лет.
— Нимче сейчас пять лет. Я говорила тебе, что ей было почти три года, когда впервые проявились ее способности.
— Нет, — сказал Кильон, намереваясь мягко поправить ее. — Это невозможно. Нимча — всего лишь одна девочка. Я могу согласиться с тем, что она имеет некоторое влияние на местные условия зоны, здесь и сейчас, в том месте, где она находится. Это не значит, что я понимаю это, но я знаю, что чувствовал, и должен доверять свидетельствам своих собственных чувств. Но чтобы пойти дальше этого, нужно начать верить, что эта единственная девочка стала причиной всего, что произошло за последние пару дней... что она готовилась к этому годами ... Мне очень жаль, но это просто больше, чем я могу себе представить.
— Она должна была вызвать бурю, — сказала Кэйлис с удивительным спокойствием, как будто на самом деле не ожидала, что кто-нибудь ей поверит. — Она знала, что мальчики-черепа пострадают и что нам, возможно, удастся сбежать. Вы не можете отрицать, что это сработало. Вы нашли нас. Если бы она не вызвала бурю, вы бы никогда этого не сделали.
— Может, эта женщина и сумасшедшая, как мешок со змеями, — сказала Мирока, — но в ее словах есть смысл.
— Я не могу смириться с тем, что все это было делом рук одной маленькой девочки, — сказал Кильон. — Это означало бы, что, просто чтобы вырваться из этой клетки, она должна была погрузить Копье во тьму, затмив единственный маяк цивилизации, оставшийся на этой планете.
— Сделала свою работу, — сказала Мирока.
— Она не хотела быть причиной того, что случилось, — внезапно сказала Кэйлис. — Она сделала только то, что должна была сделать. Ее власть сильна, но она по-прежнему контролирует ее... не так, как должно быть. — Она опустила взгляд на смятые складки одеяла, все еще прикрывавшего ее ноги. — Но то, что должно было быть сделано, было сделано. Я поощряла ее в этом. Она была инструментом; я была тем, кто направлял ее. Ты не можешь винить ее за то, что произошло.
— Ни на кого нельзя возлагать вину, — убежденно сказал Кильон. — Это было просто совпадение факторов — ты подтолкнула Нимчу к действию, и в то же время произошел сдвиг зоны. С твоей точки зрения, было естественно полагать, что ее влияние как-то связано с этим. Но это не то, что произошло. Этого не может быть, чтобы что-то случилось.
— Почему бы и нет? — спросила Кэйлис.
— Потому что, если Нимча такая, какой ты ее считаешь, тогда... — Он замолчал, пытаясь сформулировать свои мысли. — Она была бы не просто ребенком с необычными способностями. Она была бы единственным самым важным человеком из ныне живущих; кем-то, обладающим властью изменить все.
— И ты не думаешь, что это возможно?
— Я поверю во что угодно, когда увижу доказательства этого. Но проблема здесь не в доказательствах.
— Тогда что же это такое?
— Это не так, как должно было случиться. — Это была не столько ярость, сколько своего рода дикое негодование, ощущение, что его сместили с надлежащего положения в порядке вещей, подобно планете, смещенной на меньшую орбиту. С того момента, как на его столе в морге появился ангел, он пребывал в иллюзии, что является хозяином своей собственной судьбы, главным действующим лицом в истории, которую он сам создает. Но если Нимча была такой, как утверждала ее мать, то именно она с самого начала формировала эту историю. Именно Нимча стала причиной нестабильности, которая заставила Пограничную комиссию заподозрить, что шторм неминуем... та самая нестабильность, которая, казалось, становилась все более вероятной, стояла за возобновившимся интересом ангелов к его возвращению с Неоновых Высей. Другими словами, именно Нимча была косвенно ответственна за его бегство из города. Теперь он чувствовал себя так, словно она притягивала его к себе, как магнит.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказала Мирока. — Ты думал, это было мое маленькое приключение, все вращалось вокруг меня. А теперь это не так. Ты всего лишь деталь, замешанная в том, что она делает. Добро пожаловать в то, с какими чувствами большинство из нас проводит свою жизнь, Резака. Мы просто какашки, которые кружатся по трубе.
— Она не просила об этом, — сказала Кэйлис. — Она не выбирала этот путь.
— Я ей не завидую.
— И тебе не следует жалеть ее. Только... понимать. Это все, о чем я прошу.
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Повернись, — сказала Мирока.
Он посмотрел на нее, пытаясь изобразить искреннее изумление. — Прошу прощения?
— Повернись, Резака. Чтобы мы могли видеть твою спину.
— Не понимаю...
— Развернись, черт возьми. Сейчас. — Она поднялась со скамейки, и он, загипнотизированный блеском хрома, увидел, что у нее в руке нож. На мгновение единственной мыслью в его голове было удивление по поводу того, как она сохранила его при себе.
— Кто ты такой, Резака? Я хотела бы знать. Потому что чертовски уверена, что ты ненормальный.
Кильон отступил назад, подняв руки в защитном жесте, не желая так легко уступать ее требованиям. — Я не понимаю.
— Другие, возможно, и не видели раньше ничего подобного тебе, — сказала Мирока, — но я видела. Эти глаза — не то, что можно забыть в спешке. Неудивительно, черт возьми, что ты так долго прятал их. Ты точно знал, что я о них подумаю.
— Это не то, что ты думаешь.
— Повернись. Я не собираюсь повторяться.
Что-то в ее голосе приказывало ему повиноваться. Он повернулся к ней спиной, лицом к двери, держа руки на уровне плеч. Он почувствовал чистый удар, когда нож прорезал ткань его жилета и рубашку под ним. Холодная струйка пробежала у него по спине. Мирока схватила прорезанную ткань и широко разорвала ее.
Кэйлис издала тихий, испуганный вздох. Крик Нимчи был чистым, ужасающим непониманием. Мирока сплюнула. Он почувствовал сильный удар между лопатками.
— У меня всегда были сомнения, Резака.
— Это не то, что ты думаешь, — снова сказал он, на этот раз менее умоляюще, потому что ущерб уже был нанесен. Он все еще чувствовал холодную линию, проведенную ножом, и догадался, что, несмотря на все свое мастерство, она пустила кровь. Он представил, как капли стекают по его спине, словно вереница алых жуков.
Она подошла ближе. Он почувствовал, как острие коснулось его горла.
— Скажи мне, что, черт возьми, это значит. Словами из двух слогов или короче. — Нимча все еще кричала. Ее крики становились непрерывными и истеричными, как будто она была в муках невыразимо яркого ночного ужаса. Это не могло быть просто из-за вида его бутонов крыльев. Мирока видела в них то, чем они были, — признак его истинной и тайной натуры, но для Нимчи они могли быть всего лишь двумя слегка отвисшими симметричными бугорками по обе стороны его позвоночника. Он и без них был достаточно странным, но, конечно, его истощения было недостаточно, чтобы вызвать у ребенка ночные кошмары. Если только это не было просто одной странностью, которой было слишком много...
— Говори, — сказала Мирока, усиливая давление на лезвие.
— Фрэй знал, кто я такой, — сказал он, едва осмеливаясь пошевелить губами. — Фрэй доверял мне. Ты доверяла Фрэю. Разве этого недостаточно для тебя?
— К черту Фрэя. Скажи мне, кто ты такой.
— Ангел, сделанный похожим на человека. Это все. Я не твой враг. Ангелы тоже ненавидят меня. Они хотят моей смерти. Все это было правдой.
— Какого хрена ты делал в Неоновых Высях?
— Пытался не умереть.
— Не умничай со мной, Резака.
— Это правда. Я был послан вниз, чтобы смешаться с людьми, доказать, что это возможно. Чтобы доказать, что мы можем быть модифицированы как для того, чтобы вписаться в различные условия зоны, так и для того, чтобы выжить в них. Я думал, что это все, что нужно было сделать. Я был неправ. Был какой-то план, о котором я ничего не знал. — Он попытался сглотнуть, чувствуя, как лезвие упирается в его кожу, стремясь разрезать ее. — Я... взбунтовался. С этого момента я стал беглецом. Фрэй помог мне построить новую жизнь. Он всегда знал, кто я такой, и он всегда знал, что я не хотел причинить вреда. Это правда, Мирока. Фрэй знал, как ты относишься к ангелам. Стоит ли удивляться, что он не хотел, чтобы ты узнала обо мне? Ты должна была вытащить меня из Копья. Вот и все.
Нимча все еще кричала. Но теперь этот крик звучал по-другому. Это начало переходить в сдавленное хрюканье и бульканье, как будто у нее начинались конвульсии.
— Скажи ей, чтобы заткнулась, — сказала Мирока.
— Она не может, — ответила Кэйлис.
— Дай мне взглянуть на нее, — сказал Кильон. — Что бы ты ни имела против меня, мы можем разобраться с этим позже. Но сейчас позвольте мне осмотреть Нимчу.
