Тарра даже зубами заскрипела — и на себя в том числе. Вот, не могла она возненавидеть этого триккта! Потому что он, не похож на никого из тутошних прочих! Но сейчас все остальные триккты отряда — да и мерзкий гоблин в том числе! — отгородили их от другого края, на который по мелководью болот накатывал вал многоногих монстров. Триккты вооружились кто алебардами, кто боевыми топорами с длинными топорищами и ждали.
"Подходящее оружие, — признала она. — Вдвоём-втроём на одного — имелись бы хорошие шансы."
Но не здесь и не сейчас: тут пропорция была самое малое — обратной. А может, и хуже — от вздымавшихся, переплетавшихся, выхлёстывавшихся из воды щупалец рябило в глазах. Во всём отряде орков, включая её персонально сторожа-стража, теперь насчитывалось тридцать два бойца и проклятый шаман, а головоногих приближалось — без счёта.
— Почему?! — сквозь сцепленные зубы сумела выплюнуть одно единственное слово пленённая орчанка. Но отдавший понял. И ответил своей принявшей:
— Ты умрёшь только после всех нас — так предсказала служительница Моры, — орк усмехнулся и опередил её очевидную реплику: — Мы-то, которые здесь, ладно, но среди "нас" — ещё и верховный хан значится. А его тут нет. Он сейчас должен быть в главном становище в полной безопасности. Потому что в ни в какой опасности хан уже в обед как сто лет не бывает!
Он ещё и посмеиваться в состоянии!
А может, что-нибудь сделать сумеет гоблин? Вон, отделился чуть от остальных и прыгает, бормочет что-то, буздыганом своим размахивает, малахаем трёхэтажным трясёт. Даже с ней немного сблизился. Не только же блокировать интерфейс он научился? Как-то ведь и на капелюх в три этажа уже себе заработал!
Но больше всего её выводило из себя чувство беспомощности. Отдать жизнь в бою — не так уж и страшно: ещё две в запасе! Боль терпеть она умеет, но погибнуть вживую переваренной этими желудками с щупальцами, и опять беспомощной, вот так... Как тогда, когда из неё, связанной, выкачивали в пещерах жизнь...
Она скосила глаз на Корттега. Нет, тот настороже. Тот всегда настороже! Она уже две попытки сделала, и ни разу не застала его врасплох. Уровни у них приблизительно равные, но с её связанными руками он получал решающее преимущество. И не стыдится сразу звать на помощь — её заваливали телами, а после сковывали и ноги. И некоторое время таскали на руках, передавая друг другу, не стесняясь смачно тискать при этом. Обсуждать свои ощущения при этом не стеснялись тоже.
Нет, не будет она пытаться вырвать себе у Корттега кинжал, не будет. И этому быдлу доставлять удовольствие свалкой с собой не будет. Пусть с ольбрыгами обжимаются.
Лекс! Да где ж ты, в конце концов?! Если ты собираешься меня спасти или хотя бы спасти свой отряд от первой пролитой крови — пора бы тебе и проявиться!
Раньше надо было Лекса звать, раньше. Вот что стоило сразу позвать его с собой в лавку?! Ах, подбирать при нём нижнее бельё неловко было бы? Ах, хотелось удивить потом, в спальне диковинным городским "пеньюаром"? Чтоб он, наконец, перестал вспоминать свою тёмную Арджейн, чтоб перестал мечтать о своей аристократической Таурэтариэлль. А ведь раса орков не менее темна, чем дроу, и род её по древности не уступит роду эльфийки! Чтоб он перестал сравнивать её с ними — ведь у него не было ничего с ними, и всё было с ней!
Вот и попёрлась в одиночку. А в лавках расслабилась, размечталась, распредвкушалась... Да и попробуй сохранить трезвость рассудка, видя себя в зеркалах, видя безнадежную зависть продавщиц и их девок.
Вот, выйдя и столкнувшись в переулке с толпой трикктов, не смогла сразу отринуть пьянящее ощущения себя королевой и войти в трезвый боевой настрой.
" — Дорогу! — потребовала она. А надо было сразу кричать во весь интерфейс: — Лекс!!"
Но эти дети псовых начали расшаркиваться, начали... начали оправдываться! Орки! Оправдываться! Делали всё это конечно, настолько неуклюже, что ей смешно стало. А они просто тянули время.
Когда же перестали дурью маяться и резко раздвинулись, ей хватило оставшегося мгновения только, чтоб отчаянно завизжать: напротив неё, в десяти ярдах от неё стоял гоблин с уже подготовленным проклятием. Он в последнем жесте дёрнул своим посохом, и интерфейс пропал, а на неё накатило отчаянно-знакомое чувство опустошения. И тут же от загонщиков полетела ловчая сеть и три, целых три — уважают! — аркана. А следом и второе проклятие от гоблина, от которого она потеряла сознание. Ведь она — дура! — переодеваясь в лавках, примеряя всякие развратные тряпки, наткнувшись несколько раз на недоумённые взгляды тамошних девок, всё-таки сняла оба лексовы костяные кинжалы — и с предплечья, и с голени. Жвалы пауков же это, которые так нелепо — да почти смешно! — выглядели на фоне тех шелков и кружев. Не осталось на ней ничего блокирующего животную магию гоблинов.
Доприукрашивалась.
Когда очнулась, её несли на носилках, руки и ноги связаны. Вокруг возвышался лес, а внутри неё царила пустота — хоть шаром покати! Такая пустота, что головой о камень стучаться хотелось, чтоб проверить: не загремит ли она, как бронзовый колокол.
Ещё и это помогло ей некоторое время не подать вида, что она очнулась. Ничего, пусть потаскают! Может, притомятся хоть немного. А ей достанет времени хоть немного прийти в себя, да и разобраться, что происходит. Глаза она старалась не открывать — так беглые быстрые взгляды туда-сюда. Корттег из дома Патрер шёл рядом с носилками.
И рядом с нею он находился постоянно. Причём, хоть носильщики постоянно менялись — он от этой обязанности — далеко не почётной: таскать на руках бабу! — был освобождён. Потом она заметила и другую странность: прежде чем кому бы то ни было подойти к ней, даже командиру отряда, требовалось его одобрение. Конечно, если прочим, даже чтобы заменить носильщика нужно было прямо спросить: "Я подойду?", то командиру хватало взглянуть на Корттега и тут же получить кивок, но тем не менее...
Что это означало, она примерно представляла: отряд орков, беззащитная женщина... Ну, да "беззащитная"... Она? Бешеная Кеттара?! Того поставили главным её сторожем и последним для неё редутом. Что-то похожее имелось и в их с Лексом отряде: там за княжну Оннатаэллу перед её родичами так же отвечал Стрриг.
Бедный... Да нет, не студиоз — орк. Когда Лекс вырвет её из их лап, тому не позавидуешь. Думать об обратном она себе запрещала и, как могла, своим освободителям помогала. Как могла — на двух привалах уронила по заколке из причёски — чтоб преследователи уверились: идут правильно! И, как могла, замедляла передвижение отряда. В самом начале — притворяясь, что всё ещё без сознания. Хотя трястись кулем в носилках было противно.
Но вскоре мерзкий гоблин, с разрешения Корттега, подошёл к ней, взглянул и что-то проквакал — отряд остановился, носилки довольно жёстко опустили на землю. Ей предложили кончать придуряться, освободили ноги и дальше она пошла большей частью на своих двоих. Поначалу попробовала отказаться... Ну, что из этого вышло, вспоминать повторно не хотелось.
Её попытка надавить на своего личного сторожа через связь отдавший-принявшая провалилась. Тот был едва ли не лучше её самой осведомлен в тонкостях данного раздела этикета. Да и не только данного... Что это вообще за семья — Патрер? Она о такой ничего не слышала... Да она и разном другом не слышала тоже! Слишком много проводила времени в вольных отрядах, слишком мало с наставниками отца. Сама она больше полагалась не на переданные учителями знания, а на своё инстинктивное ощущение мужчин. Отец и... Тарра невольно поёжилась! ...и тётя Кратта пытались ей вдолбить, что оно не совершенно, что оно в любой момент может дать сбой, отказать, но... Это у вас — несовершенно и может, а у меня!..
Вот, тётка опять оказалась правой — тот отряд захвата вовремя она не прочитала: слишком оказалась замкнута на Лексе.
В первую ночь для неё разбили крохотный одиночный шатёр в центре поляны. Корттег устроился у входа. Громко, на весь лагерь, предупредил: "Не суетись, не дёргайся! Не пытайся свалить. Или я лягу вплотную! Но если что — кричи."
Она не стала суетиться, она даже не стала предупреждать его, что с гоблином что-то не то. Впрочем, шаман и сам попытался о чём-то предупредить, но урода никто слушать не стал. Слишком тот был не похож на воина, слишком к вечеру выдохся, слишком невнятна у него была речь. Ему налили миску каши, сунули туда кусок непропеченного мяса и отогнали от костра: "Пошёл вон. Иди дрыхни!", а потом между собой ещё и посмеялись: "Опасность, опасность!" В отряде три десятка воинов! Это они этому лесу опасны!
Она долго не могла уснуть. Нет, ночевать среди мужского отряда было ей не в диковинку. И тут не очень существенно, что сегодняшний лагерь был вражеским, а другие — "дружескими". Слишком часто и "друзья" пытались сделать её своей добычей. А здесь она — добыча далёкого альфа-самца этой стаи, и для всех, которые вокруг — табу. Вон, даже персональный страж имеется. Нет, сон гнало не это.
Она — пленница!
Даже стёртый интерфейс так не давил своей пустотой настолько, как пережёвывание этой фразы! Она подчиняется! Подчиняется не по собственному разумению и согласию, а потому что её заставляют. Её насилуют!
В общем, когда на лагерь с трёх сторон прыгнули дисторги, она бодрствовала. И то, что, лёжа в своём шатре, ничего не видела, не помешало ей прочитать происходящее вокруг — опыта хватило. Конечно, дисторгов по рыку узнать она сразу не смогла — не степные это обитатели, но, что орки нарвались на мощных кошек, сомнений у неё не было с самого начала. Орки, надо отдать им должное, и ночную стражу выставили, да и не растерялись потом — из шатров повыскакивали уже с обнажённым оружием. Но четверых из них в ночном бою чёрные кошки когтями своими зацепили хорошо, а одному и вовсе порвали горло.
Она выбраться из шатра не пыталась: руки мало того, что были связаны, так на кисти были надеты ещё и специальные варежки, чтоб пальцами было невозможно работать! Развязать завязки полога было нечем. Про зубы её тоже предупредили заранее: попытается прогрызть полотно шатра — следующую ночь в колпаке спать будет. Тарра всё равно попыталась — нет, впустую. Ведь это даже не дерюга была, а хорошо выделанные волчьи шкуры, мехом внутрь. Только потом от волос еле-еле отплевалась.
Зато утром языку волю она дала. Да, туши дисторгов почтение внушали, но она кричала про "кошек"! Кричала, что они с Лексом хакарид размером с пять повозок без единой царапины ухайдокали, а эти "воины" с мурлыками справились еле-еле. Да что с них взять — они на одну её вдесятером выходили! Эй, а после ночного сегодня поноса ни у кого не было?!
Ей какой-то не особо чистой тряпкой заткнули рот. А Корттег потом во время движения предупредил: "Не пытайся их спровоцировать — верховного хана слишком боятся, тебя не тронут, не убьют. Да и, случись что, у круга возрождения в Диверхауне установлено дежурство. Тебя опять возьмут. Но следующий транспорт будет менее почтителен. И хоть я сразу последую за тобой, но помочь сильно не смогу."
Плевала она на его предупреждения! Им приходилось затыкать ей рот едва ли не на каждом привале. Потом придумали — кормить её стали поодаль от остальных, она попыталась орать, но только горло сорвала. Мерзкий Корттег по тому поводу весь излыбился. Достать его у неё ни разу не получилось. Непробиваемый. Ни в каком смысле. Ведь он её даже не вожделел!
Когда останавливались на ночь командир отряда на этот раз подозвал шамана, ещё подозвал орка, который хоть как-то того понимал (да всё равно — разговор у них больше на жестах шёл), и гоблин, кажется, отряд успокоил. И вправду, ночь прошла тихо.
А вскоре после рассвета начались болота. Увидев, куда они направились, гоблин опять сильно занервничал, даже попытался отговорить командира, но тот только резко мотнул головой. Тарре сразу стало понятно, что с маршрута отряд не свернут. Как ни странно, гоблин это понял почти одновременно с нею и скривился так, что уж почти и на человекообразного походить перестал. И от командира отстал. Но... Да уж...Когда идти надо было не по сухой земле, там, где всем (включая её) было по бёдра, у того только голова с трехэтажной шапкой над водой торчала, да ручки потешно дёргались.
"По самому краю болот идём, лишь в одном месте заток плотно пересекать будем, — просветил её Корттег. — Иначе крюк в дневной переход пришлось бы делать. Должны проскочить. Ольбрыги здесь довольно редко встречаются. И почти всегда — поодиночке. А мы, в случае чего, и сквозь десяток пробьёмся. Тебя мощный отряд сопровождает, — а потом хмыкнул: — К тому же в этих головоногах крупные стразы встречаются."
Кто такие ольбрыги, она не знала, спрашивать не стала. Она его, вообще, вопросами или просьбами не баловала. А когда говорил он, внимания какого-либо не уделяла тоже. К примеру, сейчас — специально ускорилась, и ему пришлось всё это бормотать ей в спину. Но он... Непробиваемый!
Да и ей, связанной, не всё ли равно, кто такие эти самые "ольбрыги", и сколько карат в их стразах?!
Перед затоком они вышли на твёрдое место и устроили привал. Шаман достал бубен и запрыгал вокруг взбухшего узла корней, уцелевшего на нём, огромного древа.
Командир смолчал, просто отошёл подальше. Очутился неподалёку от Тарры. Она прочитала его: орк не хотел слушать, что скажет по результатам камлания гоблин. И отошёл он не подальше от него — что тому несколько лишних шагов крохотного островка! — а поближе к ней. Она весь этот путь при малейшей возможности старалась чем-нибудь мерзкого карлика достать, чаще получалось ногой, и он её уже сильно боялся. Не помогло — гоблин всё равно подошёл.
Но она сидела, шаман расположился так, чтобы между ею и им оказалось трое орков (Корттег, усмехнувшись, даже пересел ради этого, а ещё имелся "переводчик"), и ей осталось разве что время от времени резко дёргаться и скалиться, видя, как мелкий гад при этом дёргается тоже.
Зато разговор она услышала: "Болото неспокойно." — "Оно спокойным не бывает." — "Сейчас болото вспугнуто. Чужие." — "Мы, что ли?" — "Не знаю. Опасно. Надо ждать." — "Сколько?" — "До завтра." — "Нет, здесь идти два часа всего. А поспешим — в полтора уложимся." — "Я не смогу спешить." — "Тебе помогут."
Ему и в самом деле помогли — взяли на закорки. А к ней обратился её персональный страж: "Ты всё слышала. Не тормози нас. Ольбрыги заглатывают жертв живьём. Тебе такая смерть не понравится. Головоноги это о шести щупальцах, если ты не знаешь. В детстве тебе про таких не рассказывали?"
Рассказывали. Эта страшилка по всем стойбищам ходила. Только называли их по-другому. В каждом становище по-своему. И, сидя ночью у костров, ими друг друга пугала детвора. А лично над нею едва ли не младенчества ещё и тётя Кратта постаралась, чтобы хоть как-то приструнить проказницу, описывая, как в шатёр к непослушным девочкам бесшумно проникает многоногое голокожее чудовище, как захлёстывает длинным щупальцем детское горло, как облепляет мокрой кожей маленькое тело, как начинает выделять желудочный сок...
