— А это — главное, что Вам сейчас важно выяснить? Я опять-таки не знаю. Разве что — он в итоге получает два разбитых войска. Виновных сажают, Союз и Братство прикрывают, а из остатков того и другого Тачи себе собирает собственную дружину.
— То есть — власть. Жажда власти. Вопреки всякому разуму.
— Вот именно. И тут может корениться большая тачина ошибка. В том расчете, что люди — и наши, и не наши — станут Страже и Охранке тыкать в нос своими синими и рыжими тряпочками. И напирать на то, что радели за свое рабочее дело друг против дружки. А ларбарские механики — ведь что они такое? Чувство опасности у них работает посильнее всякого бунтарства и взаимной вражды. Им-то сейчас совсем невыгодно признаваться, что они между собою подрались. Нет! Драка была, кто спорит, но — с матросами. А уж что матросня там взорвала — откуда же нам, честным трудягам, знать? И никаких оснований вешать этот взрыв на МСТ или СРБ. И разгонять их. К тому же... Деньги-то у Вас.
— Деньги?
— Девятьсот тысяч ланг. А что?
— Откуда им быть у меня?
— Тачи мне сказал, что Вам их отдал. Как обещал, восемнадцатого днем.
— Он обещал — двадцатого! То есть сегодня...
— По его словам, он их Вам будто бы уже отнес.
— Восемнадцатого я целый день был дома. Тачи не приходил.
— Ждали его, а он не явился?
— Не ждал. Просто работал. Ждать его я собирался двадцатого, говорю же тебе.
— Теперь я не понимаю. Ведь спросят же его: кто видел, как ты казну передал? Впрочем, велико ли дело: прошел в Ваш подъезд, показался привратнику, погодил на лестнице с полчаса, вышел... Вы на всякий случай у привратника спросите.
— Еще раз, Венко. По твоим сведениям, деньги с позавчерашнего дня должны были храниться у меня. Ты пошел проследить, что будет на Кисейной. А что там вообще могло быть?! Какая сделка, если денег нет?
— А про другие девятьсот тысяч-то Вы забыли? Те, что СРБ успело набрать?
— Тогда выходит, наши с Семибожниками действовали заодно? Да нет, вздор: почему заодно? Деньги-то не у меня. И не было их у меня. У Тачи — или у Мардарри, Варруты...
— Короче, у Вас их нет. Тогда позвольте дать Вам совет. Когда Вас придут допрашивать — надо бы Вам деньги-то страже предъявить. Да, МСТ собрал на новогодние праздники девятьсот тысяч. В ближайшее время найдет им полезное применение. К беспошлинной торговле запрещенными веществами всяко непричастен. Потому что, как Вы верно заметили, какой же дурак пойдет за товаром без денег? А деньги вот, пожалуйста, хранятся под замком у главы Союза. Но они не должны быть сняты с Вашего счета сегодня. Это-то проверят в первую очередь. Ищите наличные. У самых надежных и самых благородных своих знакомых. Таких, что не выдадут Вас в случае чего.
— Еще и это... Где столько взять? Невозможно. Не представляю.
— Постарайтесь. Есть же и закладчики, да и торговцы, кто за наличные берет всякое добро. Только будьте осторожны. Госпожа Маррбери, думаю, не откажется Вам помочь.
— Да у нее...
— У нее, благородный Таррига, — страсть. И не к выпивке, как иные полагают, а к искусству. Готов поспорить: несколько сотен у нее всегда есть наготове. На случай, если новый Раббай всплывет на рынке. Или еще какое сокровище. Сотен тысяч, я имею в виду.
— Торговцев... Ты можешь меня свести с кем-нибудь из таких?
— Имена назову хоть сейчас. И как на них выйти. Могу, пожалуй, и свести, но дня два, а то и три на это уйдет. Я-то думал заняться превращениями вещества, но если Вы требуете...
* * *
47.
Двадцатое число, девять часов утра.
Восточный берег, Старая Гавань.
Мэнгри Барданг, начальник Сыскного отдела.
Джангабул, его Единой Бог
Основательные кабаки строили в позапрошлом столетии. Сперва рвануло, после еще и горело, а разрушения — "легкие", по меркам Старо-гаванской Пожарной Дружины. И соседние дома почти не пострадали. И зеваки. Довод в пользу частых оконных переплетов: стекла мельче, летят на более короткие расстояния. Или дело не в размере стекла, а в хлипкости деревянной рамы. Или в том, как глубок оконный проем, то есть насколько толста стенка?
Сотник шагает по Кисейной набережной вдоль домов, в сторону Каменной дороги. Тут — почти никаких примет, хотя взрыв был совсем недавно и очень близко. Пока торговля не закрыта, и лавочники расставляют дневной товар. Уличные закуски, срезанные цветы, образцы приморского рукоделия. Резные трубки, вышитые наволочки с кораблями и с водоводом, пестренькие бумажные шары к Новогодию. Скоро к "Петрушке" явятся зеваки со всего города, кто ночное зрелище пропустил. И художники: зарисовывать руины. Припасы для рисования и бумага здесь тоже продаются.
С людьми всё гораздо хуже. Погибших пока нет, будут ли — тут уж всё зависит от того, как сработают лекаря в Четверке. И скольких раненых наши городовые в ближайшие часы найдут из тех, кого успели растащить по домам. Со слов очевидцев, по набережной никого тяжко побитого не проносили, на заднем дворе "Петрушки" не видно следов, чтобы тут, по тесноте, выволакивали кого-то. Убегали наверняка, но только те, кто сам был на ногах. Но всё равно, будем искать.
В Четвертой семь человек. Или шестеро людей и один древлень — матрос из Гайанди. Один "крайне тяжелый": по впечатлению свидетелей, бывших внутри трактира, этот малый собственным телом пытался накрыть ту "дуру", что взорвалась. Едва ли именно так, но поранен сильно. Опознан как Мардарри Даггад, завсегдатай нашего участка, он ли точно — ребята проверяют. Еще один парень, похоже, остался без ноги, и еще взрослый дядька — без уха. Этого к утру из лечебницы уже отпустили. Нами допрошен и отправлен под подписку домой. И без него участок полон.
Девиц из "Петрушки" я бы тоже выпустил "до суда". Так видишь ли, трем из них нынче идти некуда: жилья помимо кабацких комнат у них в городе нет, а в трактир пожарники пока не допускают. То же и с хозяйкой тамошней, и с уборщиком. А гильдии их, Увеселительной, недосуг временное жилье искать работникам: все силы брошены на то, как бы оправдаться перед Управой. И соседи с Кисейной не то чтоб вызвались уже приютить погорельцев.
Охране кабацкой есть, куда податься, но они останутся у нас. Гильдия именно охранников своих числит главными виноватыми: зачем с караула ушли? Почему в вашем заведении куча народу покалеченного, и только вы — без царапинки? А поскольку Увеселительная в Ларбаре якобы небогата, своим застенком еще не обзавелась, то слезно просила в назидание прочим обормотам этих двоих подержать в участке подольше.
И из гостей "петрушкиных" те, кто полегче прочих отделался, но не сбежал, сидят у нас же. На их счет пока никто хлопотать не прибыл. До полудня погодят, пока с них письменные показания не снимем. После могут расходиться. Полусотник Бариярра из ОО, если успеет, потолкует с ними у нас, а нет — пусть сам их вызывает.
Опять мы ведем не свое дело. Всяко уж — не только свое. Тонкая разница, Господи: "телесные повреждения" по нашей части. "Нанесенные общественно-опасным способом", "при воздействии веществ, запрещенных к свободному хождению" — это в Охранное. А пожар и взрыв — к пожарным.
Сотник сворачивает с Каменной на Верхнюю Весельную, потом во двор. Дом его на улицу не выходит. Желтоватое кирпичное строение с полуподвалом и двумя рядами окон. Угловые наверху, где цветы за стеклами — мэнгрины.
Племянник дома. Завтракает, сидя с ногами на кровати.
— Живой, — молвит Мэнгри утвердительно.
— Ты тоже, — соглашается Гвендва.
— Бабушка дома?
— На кухне, соседям отчет дает. Сейчас.
Парень отставляет миску, выходит. Всё правильно: его-то бабушка уже видела и доклад его слышала. Взрыв на Кисейной — с точки зрения Черной Справедливости. Бардангу некогда сейчас ей излагать те же события глазами Короны. Значит, Гвендва сам сходит на кухню, добудет для дядюшки лапши и притащит сюда.
Стража ночью прибыла на место раньше всех. И вправду, никаких признаков самодеятельности гильдейских караульных. Видно, в каждом из соседних домов принимали свои меры противодействия беспорядку, противогазы гостям и сотрудникам раздавали, всё согласно правилам.
Из двоих городовых, что подоспели первыми, один остался перекрывать набережную, второй побежал за подмогой. Потом явилось Черное братство, сработало четко — не давало пострадавшим из трактира "рассредоточиться". По указанию городового освободили залу в нижнем этаже дома шестого по Кисейной, стали собирать туда всех — и раненых, и остальных. Потом пожарные приехали, потом подоспела и стражничья подмога, в том числе мы, и уже следом за нами — ОО.
Дунга сразу же двинулся на другой берег канала. Там-то, с безопасного места, несколько зрителей наблюдало весь пожар с самого начала. Видели много увлекательного. Правда, полураздетых танцовщиц, что прыгали бы из окон, никто не припомнит. Либо девчата прежде, чем спасаться, навели на себя пристойный вид — либо, что вернее, никакой распутной гульбы в "Петрушке" в тот вечер и не было. Надо сказать, девушки не растерялись, бросились помогать гостям. Если бы не они — возможно, тяжелораненых и сильно обгорелых было бы больше. Действовали по Уставу, хотя, как они говорят, у них и был вчера выходной, и в трактире они находились по собственному желанию.
Сразу несколько свидетелей описали, как в первые мгновения после взрыва из дверей трактира выскочил то ли ребенок, то ли горбун, то ли мохноног или карл невысокого роста, таща подмышкой статую из белого мрамора. Небольшую, локтя в полтора высотой. Не иначе, изваяние Матушки Плясуньи: самое ценное, что было в том заведении. Или священное, семибожное. Дунга, когда по третьему разу выслушивал это, не удержался, спросил: а вы, граждане, хоть раз пробовали поднять каменную статую такого размера? Представляете, сколько она весит? Как с ней возможно бегать? Ему рассудительно возразили: ну, стало быть, мрамор был поддельный. И вообще, идол-то Плясуньин — ежели святой он, то должен обладать невиданной невесомостью.
Кроме мохнонога убегал еще один — с виду человек, высокого роста. Кашлял так, что через канал было слышно, но не свалился, ушел. А потом набережная была перекрыта.
По счетчику, уровень чар вблизи места взрыва — в пределах обычного. Среди пострадавших также никого, кто давал бы сверхсильное чародейское свечение. Приступ чьей-то огненной одержимости маловероятен.
Наши переписывали личные данные пострадавших и свидетелей. Почти никого постороннего: Увеселительная гильдия и Механическая. Трактир снят был на весь вечер рабочими Механических Мастерских. Снят — без музыки и без девушек. Только помещение, закуска и выпивка.
Пожарные пламя гасили и проверяли, насколько здание грозит обрушением. На мою долю осталось объясняться с представителями заинтересованных учреждений.
Представитель Пожарной Дружины: насчет осмотра места происшествия Стража может не беспокоиться до послезавтра, пока своё не отработают их сыщики-взрывники. Предварительная оценка: взрыв на втором этаже, от естественных причин. Взрывчатое вещество, подложенное в бытовую чугунную жаровню, бочку для мусора или какую-то подобную емкость. По словам хозяйки, жаровня у них наверху действительно была. Состав и вероятный объем взрывчатой смеси — не ранее послезавтра. В виде любезности пожарник мне сообщил: для веселого праздника в трактире осталось слишком мало битой посуды. И многовато ножей, кастетов и прочего оружия на полу.
Представитель Увеселителей — не староста, а заместитель его, прибывший на место. "Петрушка" в гильдии на отличном счету, хозяйка и девочки не виноваты, это гости постарались. Все же знают этих моряков с Запада: на вид тихие, белобрысые, а чуть что не по них — дерутся, как звери... Или несчастный случай. В здании имеются ценные музыкальные инструменты, надо принять меры, чтобы пожарные их не испортили.
Представитель Управы: виновных следует найти как можно скорее, поскольку здание потерпело большой ущерб. Это пожарники говорят, что "легкий", а Городу виднее. Тут рядом домик с аркой — восьмого века, памятник старины, охраняется Короною! И хорошо бы, чтобы отвечали перед Городом не механики, а увеселители: с них взыскать проще, ибо они не такие склочники, как механики. У тех помимо гильдии еще союзы всякие, сходки, листовки, словом — "лучше не трогать, не то безобразий не оберешься". Будто бы то, что сталось на Кисейной, — еще не безобразия.
В поддержку этого заявления Управы нашлись свидетели из другого трактира: "Дыханье Юга" на Кисейной, шестнадцать. Насолить родной гильдии — да пожалуйста! Показали: примерно с десяти вечера и до половины первого, когда грянул взрыв, охранники "Петрушки" находились в их заведении, пили кофей и ужинали. Сами охранники не отрицают этого. Говорят, гости-механики их "угостили", то есть дали денег и спровадили. Грубое нарушение служебного наказа: принять этакий гостинец они могли, и даже от дверей удалиться временно могли, но покидать своего трактира не имели права. Так что, скорее всего, Город своего добьется: увеселителей крепко растрясут.
Представитель храма Плясуньи, тот самый жрец, с кем я вчера толковал в Совете по вероисповеданиям. Утешил: две девушки, музыкантши из "Петрушки", сидят у него, так что Стража может понапрасну их не искать. Успокоятся немного — и дадут показания. "Наиправдивейшие, как сие ни прискорбно..." Отправить, что ли, к нему и остальных девиц, которым деться некуда? Хорошо бы, да что-то пока они сами такой доброй воли не высказали.
Представитель двоебожного Черного храма: "Капитан Дулия" — судно с сомнительной славой, замечено в том, что принимает на борт матросов с просроченными или вовсе недействительными гильдейскими бумагами, то есть, возможно, находящихся в розыске.
Представитель Морской гильдии: верно, что тут моряков зашибло? Ах, не наших, а гандаблуйских? Ну, ладно. И ушел.
Представитель Печати, мастер Чанэри Ниарран. Или он не от Печати, а от местной общественности? Проживает неподалеку, на Табачной, пять. Сам прошел к пострадавшим, мне уже оттуда выслал записку:
Вечером гулял с собакой. Видел, по крайней мере, отчасти, как в "Петрушку" сходились посетители. В таком порядке: трое матросов с корабля "Капитан Дулия", из них один уже был с рукой на перевязи. Потом парни и девчата рабочего вида, похоже, механики. Зашли в трактир, их пропустили без разговоров. Потом туда же направлялись другие механики: Мардарри Даггад с товарищами, которых по именам не знаю, и Райгирри, знаю его как музыканта, играет на гармони. МД и Р точно пострадали, то есть были в "Петрушке" Как эти четверо зашли в трактир, я не видел. Ежели надобно, вызовите для дачи показаний.
Чанэри Ниарран.
И наконец, представитель Охранного, полусотник Бариярра. Раньше не доводилось с ним встречаться. Лет тридцати, невысокий, коренастый, по выговору — из ларбарских вингарцев. Стал делить со мной дело. Поначалу хотел уступить Коронной Страже только девиц, уборщика да хозяйку трактира. Позже отдал еще и охранников, и тех рабочих из Механической, кто проживает в Старой Гавани. Себе оставил моряков и руководство Механической гильдии. От тех матросов, что ранены, толку не скоро добьешься: у одного сломана челюсть, а второй, древленского вида, пока что делает вид, будто забыл мэйанский язык. Так что дележка вышла даже в нашу пользу.
