— Доброй ночи, — Навь повернулся, отрываясь от газеты, когда я не дошёл до него примерно столик. Уголки бледных губ приподнялись, что означало приветливую улыбку.
— И тебе доброй... Ты... точно представляешь, что нам предстоит? — я с сомнением протянул это, выразительно глядя на завязанные бантиками шнурки.
— Ну-у... У меня дома есть ночная пижама... Но, — он развёл руками, словно извиняясь за то, что пришёл не в ней, — думаю — это ещё более неподходяще.
— Ладно, — я поправил под мороком моток тонкой верёвки на плече.
— Ну что ж, тогда идём, — Навь поднялся со стула. И поправил манжеты на рукавах.
Хмыкнув, я стал пробираться сквозь слегка нетрезвую студенческую толпу, но потом, плюнув на приличия и вспомнив, что в мороке, перепрыгнул через ограду низеньких кустов. Навь уже стоял снаружи, до меня воспользовавшись этим путём.
— Сейчас мы к башне Безумия. Верное название, учитывая, кто под нею обретается.
— Даа... — протянул ночной. — Два безумца лезут под башню Безумия...
— Там, как мне сказал ректор, и потом я на карте это нашёл, есть два тоннеля — скорее всего, вход где-то в них. На карте помечено, что войти можно рядом с башней.
Навь молча кивнул и его лицо причудливо исказили тёмно-голубые тени от газовых фонарей. Мы тихо прошли мимо окружённого парочками стрекочущего фонтана — аметистовые и серебристо-синие брызги, как из ладоней морской девы, разлетались в стороны, падая в темноту у воды с едва слышным звоном. Сквозь прореху в тёмном мареве расползающихся облаков виднелись едва различимые от света горящих фонарей звезды. Мелкие, но яркие, как северный речной жемчуг. Красные стены, кровяные в наступившей темноте, перешёптывались со старыми деревьями.
— Нам туда, — я махнул рукой в сторону зубчатой стены, вспухшей похожей на непомерную бочку башней. Узкие, едва различимые бойницы причудливо и хаотично прорезали её плоть из тёмного камня. Подножье стены и часть башни скрывали густые кусты боярышника, а от посторонних глаз укрывали высаженные рядком ивы. Можно не беспокоиться, что нас кто-либо заметит, но придётся пробираться сквозь ветки в поисках входа.
Навь чуть кивнул головой, проследив за моим жестом. Взгляд у него оставался рассеянным, словно мы вышли погулять по вечернему городу, посмотреть на фонтаны, а после, взойдя на эту самую башню, полюбоваться панорамой ночного уже города...
— С тобой всё в порядке? Может мы слишком рано собрались и ты не успел восстановить силы? Или, может быть, ты голоден?
— Со мной всё совершенно в порядке, — приподняв уголки губ в улыбке Даниил отвернулся, провожая взглядом пролетевшего мимо бражника. — Ты сейчас вообще о чём?
Я внимательно оглядел ночного. Вчера он точно так же задумывался...
— О том, что вчера, когда у тебя где-то внутри находился кусочек шлака, ты тоже выглядел несколько задумчиво. И... как я понял, нормально ты питаешься редко... — я прошёл вдоль стены, отодвигая в сторону преграждающие путь ветки кустов, оглядывая возможные пути проникновения в тоннели.
— А-а... — как-то странно протянул Даниил за моей спиной. — Кажется, понимаю. Ты опасаешься голодного упыря, крадущегося в темноте незнакомых подземных коридоров и пускающего слюну тебе на шею?
— Лично я боюсь не голодного упыря, а голодного или ещё какого обморока у упыря, и тяжёлого тела, капающего слюной за моей шеей.
— Ну.. хм.. В таком случае могу тебя успокоить — со мной, на самом деле, всё в порядке. Просто паутина отнимает некоторое количество сил.
— Ты держишь её постоянно?
— Иначе нет смысла выплетать.
Я остановился, похоже, мы нашли вход в тоннели — небольшой люк, со здоровенными, перетянутыми старой цепью скобами. Я потянул цепь, стаскивая её вбок. Ступать на поросшие мхом по краям доски не хотелось — казалось, они тут же прогнутся под моим весом, обваливаясь в неизвестные подземные переходы.
Навь подхватил одну створку, и мы вместе открыли лаз. Я заглянул вниз — оттуда тянуло затхлым сырым воздухом, мышами и немного канализацией. Дно виднелось, но довольно далеко — конечно, спрыгнуть можно — но лучше делать это по очереди.
— Давай-ка я первый, — Навь чуть отстранил меня и просто шагнул вниз, сливаясь с темнотой внутри. — Высоковато... И, чёрт побери!!! Лужа!.. — раздался чуть искажённый эхом голос.
Я оттащил цепь подальше, бросил взгляд на кусты, закрывающие уединённое место рядом с не самой красивой башней, и зацепив за ствол дерева верёвку, спрыгнул вниз. Огляделся и с трудом сдержал смешок — на грязном, даже на вид скользком глинистом полу тоннеля ярко выделялись чёрные начищенные ботинки, и в них явно залилась немалая толика мутной воды из стоячей лужи, занимающей почти всё видимое пространство.
Навь молча смерил меня мрачным взглядом. В сапогах было тепло и удобно, безрукавка не стесняла свободы движений, а штаны не требовалось поминутно поддёргивать на коленях и в поясе после особенно резких движений.
— Права была Огонёк, надо было пойти в пижаме... — буркнул он, следуя за мной в темноту по мутной воде с непонятными хрупающими под подошвой комочками.
Я оглядывался по сторонам — пол плавно уходил вниз. Разбитая кадушка, или бочонок — всё ещё радужные разводы пестрели вокруг... Масло, наверное, когда-то держали... Лужа становилась глубже — впереди виднелись только полусгнившие балки, влажный бугристый потолок и валяющийся рядом с ржавым остовом старинного переносного фонаря крысиный скелет.
Я задумчиво сделал несколько шагов по расходящейся под ногами жиже — тоннель кончался беспросветным и окончательным тупиком. Здесь ничем, что мы искали, и не пахло. А вот запахом дождевых червей, стоячей воды, перемешанной с гнилой соломой и ещё какой-то ботвой — не иначе, сюда иногда сбрасывали мусор, разило изрядно. Навь стоял довольно далеко позади, морщась и покуривая трубку — его ботинки полностью скрылись под водой.
— Тупик? — уточнил он.
— Тупик... — я подумал, что, скорее всего, тупиком этот тоннель стал благодаря стараниям Терновки — давешний странный сон, в котором я шёл за ней по ночному городу, объяснял многое. Дамы не поделили территорию... — Ладно, раз здесь не нашли — пойдём всё же в башню.
— Можно было начать и оттуда, — Навь фыркнул, разворачиваясь обратно, промокшие в самом начале нашей аферы ноги подпортили ему настроение.
— Можно, конечно же... — я, быстро цепляясь за веревку, вылез следом. — Только вот вероятность, что мы найдём что-нибудь и здесь, тоже была. И тут всё-таки безопаснее.
— Ну, будем считать, что я уже кое-что нашёл, — мрачно глянув на меня, он наклонился, стянул с ноги ботинок и вылил свою находку. С носка у него капало. Для верности постучав ботинком по стволу дерева, он задумчиво взялся было за носок, но потом, передумал.
— Что? Колючка попалась? — я смотал верёвку и закинул обратно на плечо. Мы ещё не приступили к делу, а он уже разочаровался в происходящем.
— Нет. Думал, выбросить его, да так, ботинком ногу натру — кто знает, сколько ты ещё будешь меня таскать.
— Не знаю... — я пожал плечами, направляясь к основанию башни, слежавшемуся понизу в один монолит. Протяжённость тоннелей под ней, наверняка не маленькая. И где-то там двери ведущие в Холм — место на границе этого и какого-то ещё мира. — Что ж... Если удача не улыбнулась нам здесь — придётся нанести визит в донжон. На карте я входа не обнаружил — но, судя по постройке, некогда это был именно донжон — правда, расположение его не по центру, а в составе крепостной стены, меня смущает... Ты знаешь внутреннее строение донжона, или тебе рассказать? — башня раздутой громадой уже нависала над нами.
— Ты о потайном ходе между стенами? — Навь, притопывая левой ногой, пытаясь поправить обувь, шагал сзади.
— Да... И хорошо — значит, тебе понятно, что мы сейчас начнём искать. О... Вот и вход.
Небольшая дверь, возле самой стены, врезалась в каменную плоть башни Безумия. Старая, в белёсых, как птичий помёт, потёках, она была закрыта на внушительный амбарный замок. Дверью не пользовались настолько давно, что железная дужка стала похожа на спёкшееся ржаное тесто — рыже-белая, бугристая, с ржавыми маслянистыми пятнами. Если даже у кого-то и нашёлся ключ от этого внебрачного сына руды и молота, внутренности его, слипшиеся в один сплошной комок, не поддались бы натиску.
Навь брезгливо, двумя пальцами, приподнял замок и, без видимых усилий, потянул вниз. С шершавым скрежетом дужка начала крошиться, а затем выскочила с одной стороны из паза. Ночной с отвращением отбросил остаток замка в сторону — на пальцах, мертвенно-бледных в темноте, остались рыже-чёрные мокрые чешуйки. Оттирая их прямо о брюки, он оглядел дверь, словно хотел убедиться, что этой сомнительной преграды больше нет.
— Ну вот и отлично, — я пнул трухлявое дерево — проверять на ощупь, в самом ли деле белые потёки представляют собой птичий помёт, желания не возникло. Ржавые петли прохрустели что-то обличающее, и дверь плавно завалилась в темноту, повиснув на несколько секунд на остатках крепления. Подождав, когда осядет пыль, я осторожно заглянул внутрь — красноватые камни казались покрытыми испариной, как лоб больного.
— Идём. Сперва наверх — не знаю, сохранились ли здесь лестницы — но как-нибудь вскарабкаемся, — переступив через вросший в землю стёртый порожек, я вдохнул затхлый, пахнущий мышами, стоячей канализационной водой и чёрной плесенью воздух.
— Сюда, наверное, лет сто никто не входил, — Даниил стоял на пороге, брезгливо оглядывая внутренности башни. — Проще и вовсе не дышать.
Я задумался, вытаскивать или нет из кармана платок. Светлая ткань обтянула нижнюю часть лица — дышать стало тяжелее, а вонь приглушало ненамного. Со вздохом пришлось стянуть и запихать его обратно. — А ты можешь?
— Могу некоторое время, если не придётся говорить. А с этим платком ты был похож на бандита, пришедшего обчистить здешние кладовые. Запасы главного золотаря, судя по запаху...
— А в подельниках у этого бандита некий франт... — я переступил подозрительного вида лужу. Края её чуть светились — подняв голову, я увидел на высоком потолке этого яруса башни несколько летучих мышей. Это объясняло и удушливую вонь, и обилие фосфоритных соединений на полу.
Лестница сохранилась — но большую её часть уничтожили время и пожар. Каменные стёршиеся ступеньки иногда переходили в наклонную щербатую плоскость, покрытую мышиным помётом, перемежающуюся выемками с дождевыми лужами. Под сапогом противно прохрустели чьи-то мелкие костяшки, поскрипывая по подошве и камню.
— Прошу, — Навь плавным жестом предложил мне свершить восхождение первым.
Внимательно оглядев витую лестницу, идущую в узкий проход к стенам, образующим основу второго яруса, я с опаской ступил на ненадёжную опору. Влажная пыль прахом прошедших веков облепила сапог — она тяжело и густо взметнулась в похожем на закисший кисель воздухе. Я тронул стену самыми кончиками пальцев — камни были полны, как угли, отголосками давно отбушевавшей здесь силы, но молчали, прикрытые пеплом времени. Или чьей-то властью.
— Как странно, — вытерев руку о подол безрукавки, я обернулся к ночному. — Здесь почти тепло, хотя на улице прохладно. Мыши не могли поднять температуру настолько — их слишком мало, а отсутствием ветра и... — я чуть не выругался, когда на очередном подобии ступеньки каблук мягко проехался по чему-то упруго-скользкому. Дохлая мышь со сложенными крыльями раздавилась о камни, и чёрная склизкая масса из лопнувшего брюшка со слипшимися волосками брызнула в стороны. — И не от процессов гниения...
— Фуу... — раздалось снизу. — Ты хоть иногда под ноги смотри! Хорошо, что до меня не долетело. Хотя, сдаётся мне, там, куда мы так рвёмся, подобного... добра, будет навалом.
Я попытался вытереть сапог о следующую ступеньку со сколотым краем, но только добавил к грязи на нём новую порцию пыли, намертво облепившей маслянисто блестящие пятна трупной жидкости. Про себя я хмыкнул. Мне глядеть под ноги не так важно, как ночному — высокие сапоги надёжно защищали от грязи, воды и резких изменений температуры. А вот его ботинки... А если попадётся целая кошка?
Ступеньки ложились под ноги горбатыми спинами мёртвых рыб, такие же скользкие, вонючие и обманчиво-надёжные. Кусок камня один раз выкрошился прямо из-под ноги — я успел на инерции предыдущего шага перескочить через провал, всем телом впечатываясь в липкую мокрую стену.
— Осторожно... — я вытер щёку рукавом. — Тут дыра.
— Да уж вижу, — раздалось неожиданно откуда-то сверху. — Тут вообще много дыр... И дохлятины!
— Как ты меня опередил? Ты же сзади шёл? — я передёрнулся, оглядываясь в чернильные разводы плесени на стенах позади себя.
— Не зря же меня прозвали Тенью, — в голосе осторожно шагающего почти на виток лестницы впереди меня явственно чувствовалась усмешка.
— Сейчас догоню.. — я с омерзением втянул в нос словно бы усилившийся сладко-тяжёлый запах гнили. — Кажется, это верхний виток... С крыши, должно быть, нанесло всякой дряни.
Последний ярус вонял омерзительнее, чем все остальные — возможно, это объяснялось притоком свежего воздуха из дыр в кладке крыши. Смешанный с тем, чем можно ещё дышать, густой раствор гнили и затхлой грязи становился только ощутимее. Летучие мыши, поблёскивая чёрными мелкими глазками, разевали маленькие пасти — большая часть их давно вылетела на ночную охоту, и детёныши, почти взрослые, шипели, иногда роняя едко пахнущие зеленоватые капли. Я накинул на голову капюшон. Даниил же встал под тем местом, на котором мелких вонючих тварей почти не висело.
— Вход обычно делали в самом верху башни, в личных покоях, — я коснулся рукой липкой стены. — Кирпич, или камень, или неприметный рычажок...
Камни глухо и коротко отзывались стуком без малейших призвуков небольшого эха от пространства за ними. Неужели все здешние механизмы пришли в то же состояние, что и замок внизу? Обернув платком руку, я простукал вставленный в стену валун, покрытый белыми шершавыми полосками неизвестного происхождения. Вероятнее всего, это продукт жизнедеятельности... Но, для чего мне всегда знать всё столь конкретно?
— Омерзительно! — выдавил Навь, с неким восхищением глядя на меня. Сам он так и стоял, не шевелясь. Что-то, пролетевшее рядом c капюшоном и сопровождаемое верещанием летучей мыши, объяснило его нежелание покидать относительно безопасное место.
— Если тебе это занятие столь омерзительно, может быть, спустишься на виток лестницы вниз? Там этих тварей много меньше. Если тебя не затруднит... — платок проехался по белёсому пятну плесени. Словно я ударил в бок павшую лошадь...
— Мм... — что-то глухо выдавив, словно давился здешним воздухом, Навь исчез. На самом деле — несколько неприятно, когда твой спутник почти не ощущается. Не дышит...
Через некоторое время снизу раздались гулкие удары, будто Даниил решил не простукивать стену в поисках потайного хода, а сразу проломить её в приглянувшемся месте.
Камень молчал. И у меня, и у него слышался под ударами одинаковый коротко-глухой отзвук сплошного каменного образования. Я методично выстукивал стены — давно вымытый раствор оставил после себя неровные трещины. Их заполняла то слизь, как на дне забытой на месяц в летний сезон грязной посуды, то оттуда ползли по камням потревоженные блестящие коричневые уховёртки и мокрицы. Падая на пол, они расползались с тихим влажным шорохом. Около одной стены слышалось скрипучее, почти змеиное шипение — там лежало тельце дохлой летучей мыши, из ушей и носа которой высовывались бледные раздутые тельца опарышей. Снизу раздался очередной сильный удар о стену. Интересно, чем он там простукивает камни — явно не рукой — звук резкий и короткий, и не палкой — надо быть совершенным идиотом, чтобы попытаться найти тайник, просто стуча ей о камни.
