Жертва

Руки сжались в кулаки, а ногти с силой впились в ладонь. Кажется, это произошло только вчера. Он вернулся сразу, как только ему позволили вспомнить. "Бенкитт Хелфлайн" считали корпорацией зла, а он возвращался из ада, чтобы отомстить. Он потерял все. Все, что было ему дорого, отдали другому человеку. Долбаному Торнтону просто подарили работу всей его жизни! То, во что он вкладывал гораздо большее, чем бессонные ночи и вырванные из семьи выходные. Свою душу.

Разговор, вплавленный в память подобно клейму от раскаленного железа, до сих пор отзывался жалящей болью унижения. Его сочли некомпетентным и вышвырнули из проекта, но он не смирился. Он пошел ва-банк, потому что догадывался, что с такими иначе нельзя. Пригрозил им, что о его исследованиях и разработках узнает весь мир, что другие оценят его работу по достоинству. Он и вправду делал копии каждой формулы, над которой работал с такой любовью. Сильвия называла это одержимостью, но что эта сука понимала!

Автокатастрофа, месяцы забвения и работа в подпольных лабораториях над не представляющими интереса препаратами. Он никогда не узнал бы, что случилось, не вспомнил ни "Бенкитт Хелфлайн", ни Торнтона, ни Сильвию, ни свое унижение. Эти сволочи забрали не только работу, они забрали его память, имя и жизнь, сделав обезличенным, заторможенным роботом для подсобных работ.

Тот, кто раскрыл ему глаза, тоже был из измененных. Он освободил не только его, но и всех, кто работал в лаборатории, вернул воспоминания и жизни, в которых им больше не было места. Куда им было идти? К властям или сразу сдаваться в психушку?

Джек предложил им вариант поинтереснее. В свете событий, что творились в мире, это действительно стало спасением для многих. Они пошли за ним с радостью, полные разбитых надежд и жажды мести. Те, кто подобно ему лишился всего.

А ведь все могло сложиться иначе, он сам готов был отказаться от этого, вернувшись в семью! Он пришел в родной дом, купленный на собственные деньги, и застал Сильвию в постели с Дэном. Какие же у них были лица! К несчастью, тогда не получилось насладиться зрелищем, потому что все внутри разрывалось от невыносимой боли предательства.

Его не было полгода, а сучка запрыгнула в постель к его кузену. Его считали мертвым, но какая разница? Если в твоем сердце живет любовь к человеку, ты не забудешь его даже через десятки лет, и уж тем более не раздвинешь ноги для его родственника, которого он терпеть не мог.

Джек застрелил обоих из пистолета, что принес с собой. Убил, потому что они предали его, и теперь могли рассказать о нем всем, кому только можно, а это не входило в его планы. Он собирался отомстить всем. Людям, предавшим его скорому забвению, измененным, возомнившим себя вершителями судеб, и жалким кретинам-обывателям, привыкшим проводить время за просмотром телевизора и пожиранием попкорна, чипсов и гамбургеров. Пришла пора преподать урок всему миру.

Он вынырнул из воспоминаний и посмотрел на привалившегося к стене Стивенса. Джеймсу было тяжело стоять, и наверняка больно, но физические мучения не шли ни в какое сравнение с тем, что сейчас творилось в душе бывшего орденца. Он знал наверняка, потому что прошел через это.

Джек Лоуэлл подумал и о Корделии. Женщины — мерзкие гадины. Не менее мерзкие, чем измененные. Она согласилась с ним сотрудничать на условиях, что он передаст ей всю информацию о заинтересованных в вирусе измененных. Рассчитывала контролировать процесс и избавиться от него, как только разработки станут жизнеспособны. Вот только вряд ли могла подумать, что он решит избавиться от нее с помощью того, кого она решила ему сдать. Гадина!

— Зачем ты мне это показал? — хрипло спросил Стивенс, и в его голосе Джек услышал ту самую боль. Такой взгляд он видел единожды, в отражении. Взгляд человека, полностью опустошенного, лишившегося всего. Но не сломленного.

— Потому что ты должен знать. Я прошел через это, — Джек помолчал и добавил, — мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь, Джеймс.

Стивенс молчал, и это был хороший знак. Он не из тех, кто станет работать по принуждению. Лоуэлл действительно хотел видеть Джеймса на своей стороне, вместе они смогут многое.

Джек не собирался возрождать расу измененных, его разработки станут оружием. Оружием, которое поставит на колени весь мир. Заставит всех понять, что именно он — Он, а не какой-то там выскочка из Нью-Джерси — настоящий ученый. Гений, заслуживающий славы и внимания. Они все будут ползать перед ним на коленях. Измененные — чтобы вернуть былое могущество, люди — чтобы этого не произошло.

— Я знаю, что тебе досталось и от людей, и от измененных. Ты пережил предательство, сравнимое с тем, что пришлось пережить мне. Я знаю, что это такое, Джеймс.

Стивенс молча взглянул на него, с трудом оттолкнулся от стены и тяжело шагнул вперед. Лоуэлл протянул ему руку.

— Я предлагаю тебе выбор, Джеймс. Ты избавишься от мерзости, годами отравлявшей твою жизнь. Освободишься от сучек-сестриц. Я отдам их тебе, и ты сам решишь, как с ними поступить.

По лицу Джеймса прошла судорога. Он боролся с чувствами к женщине, предавшей его, и такая борьба Джеку была знакома. Стивенс не принял его руку, прошел мимо и в сопровождении охраны покинул кабинет.

Лоуэлл с некоторым сожалением посмотрел ему вслед, но решил пока не давить. У Стивенса тяжелый период. Джеймсу нужно время, чтобы принять решение. Ему же сейчас предстояло нечто гораздо более интересное, чем разрешение психологических проблем бывшего орденца. Интересное настолько, что от предвкушения по телу шла дрожь.

* * *

Джеку нравилось видеть ее такой. От привлекательности Беатрис не осталось и следа. Длинные волосы спутались и висели безжизненными прядями, бледное лицо с темными кругами под глазами, швы протянулись от середины лба к виску, левую скулу украшает огромный кровоподтек. Беатрис повезло отделаться сотрясением мозга, синяками и ссадинами от пуль. Конечно, ничто не помешает добавить, но всему свое время. Он настоял, чтобы ее привели, хотя Беннинг упирался, что Беатрис пока лучше оставить в покое.

Джек не хотел ждать.

Она была той еще гадиной. Лоуэлл поймал себя на мысли, что уже думает о ней в прошедшем времени, и усмехнулся. Следы Беатрис умела заметать знатно, но не сказать, что ему так уж интересно знать, в какой норе сейчас Торнтон. Крыса будет сидеть там до потопа, так ему и надо. Можно пойти по его следу, притащить сюда, но зачем? Пусть варится в котле одиночества, забвения и неизвестности до того дня, как услышит о нем и его открытиях. Неплохая альтернатива смерти.

Потом, возможно, он пришлет Торнтону запись казни Беатрис. В том, что это будет нечто запоминающееся, Джек не сомневался. Кретин-Рэйвен уверял, что Сэт по-настоящему привязан к ней. Задачу свою она выполнила и больше не нужна. Беатрис сдохнет, а Торнтон продолжит путешествие по кругам ада. Он будет жить пока Джек не позволит ему умереть.

Беатрис привезли в комнату в инвалидной коляске, но Джек на всякий случай пригласил охрану. Рисковать он не собирался. Из ее взгляда исчезли заносчивость и сарказм, и это ему нравилось. Видеть бывших измененных в полной растерянности и зависимости от его воли заводило до безумия. Особое удовольствие доставляло наблюдать за гадиной, которая кувыркалась с Торнтоном.

— Хочу, чтобы ты посмотрела небольшое состязание, — он кивнул на большой монитор на стене.

Существо, почти утратившее человеческий облик, сгорбилось в углу и дрожало: длительное голодание и неоднократное поражение электрическим током сыграло свою роль. Джек знал, насколько обманчива видимая беспомощность. Стоит рядом оказаться потенциальной еде, оно будет драться за бесценные капли крови.

До Беатрис начало доходить. Она всматривалась в то, что некогда было человеком, пытаясь разглядеть опровержение своей догадке. Лоуэлл нажал кнопку, по стенам камеры прошел разряд, заставивший существо вскочить, обернуться и зарычать. Он стал почти неузнаваем, ее любимый мальчишка. Вирус избавил его от болезни, и Люк больше не напоминал жертву химиотерапии, но взгляд, утративший всякую человечность и рваные движения, были куда страшнее.

Беатрис предприняла жалкую попытку броситься на него. Джек надеялся, что она это сделает: ударить ее было приятно. Руки чесались с первой встречи, когда они обсуждали детали "сотрудничества".

Глядя сверху вниз, он кивнул.

— Он давно не ел, а твоя дочь под сильными препаратами. Думаю, все честно. На кого поставишь, Беатрис?

Когда Джек узнал об измененной, он не подозревал, что мир настолько тесен. Информация от Кроу была скудной, сучка уничтожила все данные о себе и смылась. Каково же было его удивление, когда он увидел почти копию Беатрис! Двойная удача!

Джек намотал ее волосы на кулак, заставляя запрокинуть голову.

— Тебе придется смотреть.

Вспомнил о том, что нужно держать образ, мысленно выругался, разжал руку и поднялся. Вряд ли Вальтер был настолько эмоционален.

— Посадите ее в кресло, — Джек кивнул охране.

Он смотрел то на монитор, то на лицо Беатрис, и это был сложный выбор: одинаково хотелось видеть то, что произойдет внутри, и ее глаза. Интересно, может она помешаться от такого, или века закалили психику гадины и сделали выносливой?

Бесценную дочурку Беатрис втолкнули в камеру и снова подали напряжение. Измененная едва держалась на ногах: транквилизаторы, которые в нее всадили, могли остановить взбесившегося носорога. Люк насторожился, принюхиваясь. Существо было слабым: голод и издевательства сделали свое дело. Пожалуй, стоило делать ставки, но не меньше исхода драки Джека сейчас интересовало другое.

В глазах Беатрис плескались страх, отчаяние, растерянность, боль — и все на грани с безумием. Участники шоу кружили по камере, выбирая момент для нападения. Лоуэлл озадаченно нахмурился. В существе должно было остаться поменьше интеллекта. Никто не отменял звериную сущность и инстинкты выживания, но в прошлый раз оно вело себя забавнее. Люк разорвал глотки двум коллегам Беннинга, вырвал у охранника оружие вместе с рукой. В него пришлось стрелять пятнадцать раз, чтобы заставить замедлиться и всадить четыре заряда транквилизаторов, чтобы вырубить. Хотя тогда он лежал под капельницей с кровью, а сейчас его почти не кормили, доводя до истощения. Похоже, переусердствовали.

— Прекрати это, — голос Беатрис прозвучал глухо, — прекрати или ты никогда не получишь то, что хочешь.

Он усмехнулся, велел охране выйти и только после этого произнес:

— Мне не нужен Сэт Торнтон. Мне не нужны его исследования. Я могу сотворить такое, на что этот недоделок в принципе не способен.

Он немного покривил душой. В работе Торнтона все же был толк, до которого сам Джек пока еще не дошел. Разумеется, это дело времени, и наверняка у Сэта множество ошибок, потому что у такого бездаря просто не может быть интересных результатов. Ему нужен не рабочий вирус, а орудие устрашения. Армия подвластных ему кровососов, лишенных воли и помешанных на жажде крови.

Беатрис вскрикнула, и Лоуэлл перевел взгляд на монитор. Люк наконец-то прыгнул: по-звериному резко и внезапно. Измененная перекинула его через себя, но он снова подскочил, бросаясь на нее. Они сплелись в единый клубок, и покатились по полу. Ее кровь брызнула на пол, пропитала одежду.

"Хорошо, — удовлетворенно подумал Лоуэлл. — Теперь он не остановится".

Джек не думал, что измененная позволит себя убить, но даже если и так, у него останется ее любовник. Она изменила своего ухажера, и это сработало. Лоуэлл рассчитывал понаблюдать за ним пару недель. Возможно, Чума уже начала свое мерзкое дело, но молодые неизменно держались дольше. Если он выживет, кровь Энтони Хартмана можно будет использовать для дальнейшей работы.

Измененная с силой швырнула звереныша, Люк ударился о стену, и получив приличный разряд, замер. Надолго ли? Осознать Джек не успел, потому что услышал яростный шепот Беатрис.

— У Сэта были рабочие формулы, но я забыла о них упомянуть. Хочешь их получить — останови это.

Ярость затопила все его существо. Гадина, какая же гадина!!! Он с трудом удержался от того, чтобы разбить ей голову об пол. Схватить за волосы, сдернуть с кресла и бить до тех пор, пока ее череп не расколется на части.

— Блефуешь, Беатрис. Ты слишком тряслась за своего мальчишку, ты бы сказала сразу, — ему стоило больших усилий вытолкнуть это из себя равнодушно.

Он вспомнил, что охрана за дверями, а в ярости швыряющий технику Вальтер, пинающий ногами Беатрис, может вызвать подозрения. Измененный был садистом, но действовал тоньше и никогда не выходил из себя. До той поры, как понял, что ему не удастся избежать смерти. Вот тут он начал скулить.

Лоуэлл отлично помнил равнодушное лицо Кроу во время допроса бывшего хозяина жизни. Вальтер верещал как свинья, которой в задницу вставили вертел. У Джека хранилась запись. Он обожал ее пересматривать.

— Не суди себя строго, я полна сюрпризов.

— Я тоже, Беатрис! — Лоуэлл наклонился к ней вплотную. — Помнишь, как ты бесилась, когда узнала для кого придется раздвинуть ноги? Ты же ненавидела его, но все равно оказалась под ним, драная подстилка! Думаю, тебе приятно будет узнать, что Торнтон создавал не оружие. Он работал над противоядием, которое спасло ваши никчемные жизни.

В "Бенкитт Хелфлайн" работали над "вакциной жизни". Так ее называли посвященные измененные. Несущую смерть заразу — вирус, абсолютно безвредный для людей — придумали задолго до рождения Сэта Торнтона. Его выпустили в мир осенью две тысячи одиннадцатого, и с тех пор каждый человек на планете являлся его носителем.

Джек наслаждался выражением растерянности на ее лице — пока не понял, что она счастлива. Гадина была счастлива услышать это. Она что, всерьез запала на Торнтона, вместо того, чтобы играть с ним?! Лоуэлл не удержался от искушения, с силой ударил ее в лицо. Она пожалеет о том, что родилась на свет и протянула так долго. К сожалению, Беатрис мгновенно потеряла сознание, а он настроен был продолжать.

Ругая себя за несдержанность, Джек поднялся, нажал кнопку коммуникатора:

— Вытащите оттуда девчонку.

Он не собирался использовать исследования Торнтона, в них слишком много непонятного, какого-то бреда, не имеющего ничего общего с сутью вируса. Как бы там ни было, Беатрис пожалеет, что решила играть с ним в свои игры. Действительно пожалеет.

Беннинг поставит гадину на ноги за пару часов, или его драгоценная Хилари пойдет на корм измененным. Когда Беатрис снова будет в состоянии двигаться и чувствовать боль, они продолжат этот разговор.

21

Пробуждение в палате стало чем-то привычным. Белые потолки, искусственный свет и два охранника — либо рядом с ней — это значило, что скоро заявится Вальтер, либо за дверью — на случай, если его визит откладывался. У нее болело все, от пяток и до кончиков волос. Даже дышать было больно.

Беатрис с детства привыкла быть сильной. Девушки ее возраста покорно отдавались на волю родителей, а после — супруга, она же всегда выбирала сама: стать любовницей, путешествовать, жить, как хотелось ей, и не задумываться о завтрашнем дне.