Ему стало легче: одна из сложных проблем начала решаться, а с остальными он справится. У него есть поддержка. Он снова чувствовал себя боевым офицером, а не служакой, которого кинули выполнять задачу, почти не имевшую шансов быть выполненной должным образом.
В своей каюте Андерсон включил инструментрон, набрал код и прочёл файл с информацией о Гаррусе Вакариане. Офицер СБЦ, родился на Палавене, вырос в семье оперативника СБЦ и с ранних лет часто смотрел репортажи, в которых то и дело мелькал его отец, из-за своей служебной загруженности не имевший возможности часто навещать семью. Суровый и требовательный нрав главы семьи не способствовал укреплению и нормализации отношений между отцом и сыном — Гаррус обладал более мягким характером, но отцу, следуя турианской расовой традиции, подчинялся, пусть даже и не всегда с радостью и с готовностью.
О Спектрах молодой Гаррус, как доказывали просматриваемые материалы, знал тоже немало, но, под влиянием отца, Вакариан-младший был вынужден отказаться от мечты стать Спектром. Гаррус осознанно вступил на службу в СБЦ, где уже проработал — и довольно-таки успешно — несколько лет.
Читая материалы, Андерсон всё больше находил оснований поверить и попросить содействия не у СБЦ в целом, а у её конкретного сотрудника. Гаррус Вакариан всё больше нравился командиру земного фрегата. Типичный турианец, хотя, судя по официальному портретному изображению, не особо рослый — выше большинства людей всего лишь на полголовы. Худощавый даже по меркам своей расы, голубоглазый, что для турианцев — достаточная редкость, почти постоянно носит уникальный, считающийся самодельным, визор. Любит носить чёрную, синюю или серебристую броню.
В юности Гаррус был вспыльчив, часто — излишне горяч и несерьёзно относился ко многим общепринятым среди сородичей нормам и правилам. Бюрократическая волокита и лазейки в законах неоднократно, как доказывали материалы, вынуждали отпускать на свободу преступников, за которыми он же долго охотился.
По всему выходило, что он мечтает сбросить с себя иго несовершенного законодательства и получить возможность защищать порядок так, как должно, а не как можно в соответствии с установлениями кабинетных бюрократов любого уровня.
Задумавшись, Андерсон попытался представить, кем станет Гаррус, если ему дать такую свободу? Наверное, более жёстким, бескомпромиссным, способным быть немилосердным, если жестокость потребуется для достижения некоего высшего блага. Важно, как полагал командир фрегата, помочь Гаррусу понять, ради чего он служит в правоохранительной структуре Станции. А такое пояснить своему соплеменнику Найлус и, тем более, Сарен — смогут. У них есть теперь опыт, недоступный большинству турианцев, даже тех, кто служит в Спецкорпусе. Возможно, под влиянием Сарена, переставшего быть предельно жестоким 'в постоянном режиме', Гаррус станет суровым, прагматичным воином, не терпящим бессмысленного насилия, сохранит способность мягко и по делу шутить, поверит в то, что есть разумные органики, для которых его поведение — привычно и естественно.
Дочитывая материалы, Андерсон поймал себя на мысли, что ведь может случиться и по-иному. Да, возможно, Гаррус поможет Найлусу и Сарену запереть на время в КПЗ низложенного снабженца с борта альянсовского фрегата, но ведь Гаррус-то, прежде всего следователь, сотрудник правоохранительной системы Станции. А тут прибывает земной фрегат, на борту которого — живой и даже очень здоровый Сарен Артериус, возникший из небытия и оказавшийся совершенно не бесплотным духом, а вполне материальным турианцем, отсутствовавшим несколько лет неведомо где. А рядом с ним — не выполнивший приказ Совета Цитадели турианец — Спектр Найлус Крайк, которого все знают, как верного сподвижника и ученика того самого Сарена Артериуса.
Если 'цитадельские сидельцы' рявкнут, то Гаррусу придётся не помогать Сарену и Найлусу, а преследовать их и для начала — арестовать, потому что троица Советников может измыслить месть за невыполнение приказа о доставке Маяка в их загребущие ручонки. Под каток этой мести попадут, во-первых, Найлус Крайк — основной фигурант и основной виновник неполучения Советом Цитадели очередного экземпляра Маяка, а, во-вторых, Сарен Артериус, годами не желавший появляться на Цитадели. А также — хоть дистанционно, но отчитываться в своей работе перед Советом и вообще как-то заранее заявить о том, что он жив-здоров, вполне боеспособен и работоспособен.
В мелочи типа пребывания Сарена на борту Жнеца Советники вряд ли поверят. Не для их уровня понимания такие подробности. Да и нельзя особо светить сейчас Назару-Наблюдателя, вскрывать возможность связи нормандовцев с ним. Жнец ушёл от Идена своей дорогой, фрегат — своей, 'Клинок Ярости' — своей. А к Цитадели придёт одна 'Нормандия' и только так и должно быть.
Протеан нельзя 'светить' ни в коем случае. Жнец сам будет всемерно избегать пребывания в сколько-нибудь населённых разумными органиками пространствах: как и положено разведчику, обладающему немалыми возможностями для дистанционного съёма всевозможных данных.
Пока что жители Галактики могут решать свои вопросы и проблемы сами. Пока могут. Пока война с полумашинами не пришла в пределы их общего дома.
Да, общение с Советниками и многими другими обитателями Станции обещает быть напряжённым и разнообразным. И на одного, даже сверхполезного, по мнению Сарена и Найлуса, Гарруса здесь надежду возлагать попросту нельзя. Эти несколько суток пути к Станции надо использовать на все сто процентов, чтобы придти к столице Галактики с отработанными планами, сценариями, вариантами действий и намерений. Надо готовиться. Гаррус... Пусть пока он подготовит камеру для этого смещённого со своего поста снабженца. И занимается текущими делами, которых у следователя всегда предостаточно.
Карин... она тоже немного, но успокоилась. Всё же стоянка на планете — это и для корабельного врача совершенно не то же самое, что полёт в космосе. А для Карин чувствовать себя вынужденной подчиняться наземным правилам — сложновато. Она привыкла к автономности, самостоятельности. К хирургам прислушиваются, особенно если они — единственные, кто в состоянии помочь. А если они не единственные, то обычно пациенты, да и их родные и близкие, включая знакомых всякого уровня, склонны ударяться в поиски альтернативных мнений. В полёте, на корабле — не так. Здесь мнение корабельного врача — определяющее. И апеллировать попросту не к кому.
Карин — не только врач, она ещё и 'духовник'. К счастью, не формальный, не принадлежащий к какой-либо определённой конфессии. Не связанный интересами клира, часто, по понятным причинам, противоречащим интересам мира. Сейчас она, как знал Андерсон, понемногу переходит от мирного графика работы к военному. Сложно ей сейчас, конечно, но зато — есть время спокойно завершить этот переход.
— Командир, подходим к ретранслятору, — доложил вахтенный офицер по аудиоканалу.
— Есть, принял, — откликнулся Андерсон. Быстрый взгляд на большой настенный экран, взгляд на другой экран, где светится карта района полёта с яркой точкой — отметкой 'Нормандии'. Всё верно — фрегат-прототип приближается к ретранслятору. Ощущения не подвели, доложили на несколько секунд раньше, чем пришёл доклад вахтенного.
Страшно было даже подумать о том, что 'Нормандия' могла бы и не выйти из этого района, попав под обстрел Жнеца. Если бы не проведённая подготовка, если бы не заретрансляторная разведка — ни о каком подходе к ретранслятору на обратном пути говорить бы не приходилось. Война Первого Контакта показалась бы сущей мелочью по сравнению с тем боестолкновением, а точнее — с тем избиением, которое состоялось бы у Иден-Прайма. Хотелось бы, конечно, верить в то, что Жнец не стал бы стрелять по Идену, но... война такое действо, которое всегда предполагает нестандартный путь развития очень многих событий.
— Командир, вход в ретранслятор выполнен без замечаний, — прозвучал в наушном спикере доклад Эриха. — Лейтенант Моро — на межвахтовом отдыхе, сэр.
— Принято. — Андерсон бросил ещё один взгляд на карту, отметил, что картинка изменилась — курс теперь обозначался линией другого цвета: межретрансляторный переход. Всё. Теперь можно считать, что вылет с Идена завершён. Начался полёт к Цитадели.
Шепард. Размышления над хронологической таблицей
Вернувшись к себе в каюту после обхода корабля — не старпомовского, обычного — Шепард не стал прикрывать за собой дверь, оставил достаточно широкую щель. Не было необходимости изолироваться. А вот подумать над многим... Была прямая нужда.
Подойдя к рабочему столу, старпом взял со столешницы ридер и включил его виртуальную клавиатуру. На настенном экране возникла табличная форма. Шапка уже заполнялась: название планеты, название скопления или туманности, название звёздной системы, разновидность небесного тела. Порядковый номер — место в системе у светила, радиус в километрах. Длительность 'местного' года в земных годах, длительность 'местных' суток в земных часах. Высота орбиты в астроединицах, 'местное' атмосферное давление в земных атмосферах. Температура поверхности в градусах Цельсия, 'местная' сила тяжести в знаменитых 'же'. Название расы-владельца, название столицы. Год основания колонии, численность населения.
Пальцы правой руки Шепарда замерли над клавиатурой. Взгляд пробежал несколько раз по названиям столбцов. Вроде всё. Таблица составляется для личного пользования. Показывать её кому-то старпом не собирался, хотя где-то на задах сознания и была мысль о том, что после заполнения эта таблица будет интересна и даже полезна не только её составителю, но и другим нормандовцам. А может быть — и не только нормандовцам.
Основной упор... На год основания колонии, хотя на это тоже нельзя 'замыкаться' полностью. Память привычно выдвигала на 'первый план' данные об Иден-Прайме. Не россыпью — уже в табличном виде. Шепард набрал в нужной ячейке 'Иден-Прайм' и сам не заметил, как пальцы, пробежав по клавиатуре ридера, разместили в строке нужные цифры. Начало положено.
Если бы на борту не было Явика, если бы он, старший помощник командира фрегата-прототипа, капитан ВКС, по-прежнему считал протеан вымершей расой, можно было обойтись без углубления в древность. Конечно, информации об этом периоде и в больших хронологических базах данных было, мягко говоря, немного, но она там была. И сейчас эту информацию надо было увязать с тем, что ему удалось узнать от оставшегося 'на свету' протеанина. Это — важно. Это — необходимо. Поглядывая на настенный экран, Шепард вбивал в ячейки строк данные. О Каракозе, Эгиде, Райсарису, Фаркроте, Кайло, Гелиме, Эфо, Гелону, Айнгане.
По Каракозе вообще было очень мало данных. Предстояло многое уточнить — не зря Андерсон упоминал в разговоре со своим помощником о том, что после Цитадели 'Нормандия' отправится в длительный полёт по исследованной части галактики, а может быть, предстоит заглянуть и в ранее неисследованные части. Так что впереди было очень много работы и неважно сейчас, будет ли выполнять эту работу экипаж 'Нормандии' в одиночку или с помощью экипажа 'Волги', продолжавшей, как раз за разом доказывал Ингвар Темпке, внимательно следить за полётом фрегата-прототипа и его экипажем.
По остальным 'небесным телам' — от Эгиды до Айнганы — было больше данных, но здесь Шепард обратил внимание на отсутствие информации о заселённости, а значит — и о столицах колоний и о численности их населения. Кольнула сознание нехорошая мысль: вот обвиняют людей в том, что они лезут в каждую щель, а ведь столько ещё в галактике незаселённых миров. По самым разным причинам незаселённых. Места хватит всем. Но — уже нынешние насельники предпочитают не мирно сосуществовать, а воевать. Одно столкновение с рахни и кроганами чего стоит. Да, рахни — очень древняя раса, но ведь и она не чужая — исследованными к настоящему моменту можно считать очень малую часть миров, а сколько ещё не открыто, сколько вообще не исследовано.
Вспомнилась информация о запрете активации ретрансляторов. Да, такой запрет был издан Советом Цитадели. И что? Он ведь носит ситуативный характер, а не решает какие-либо тактические или тем более — стратегические задачи. Хороши были бы азари, если бы не полезли в ближайшие ретрансляторы. Хороши были бы те же турианцы, если бы не активировали ретранслятор за ретранслятором, не продвигались вглубь Галактики, удаляясь от материнских расовых миров. Да любую расу возьми — то же самое ведь будет. Ну, сидели бы в расовых звёздных системах все ныне известные расы. И что? Чего они в таком случае достигли бы? Не было бы ни Совета Цитадели, ни Траверса с Терминусом, ни Миров Цитадели. Ничего бы не было.
И количество незаселённых разумными органиками миров было бы намного большим. Впрочем, может быть, с точки зрения эволюции или природы, это было бы нормативным вариантом выбора, а вот с точки зрения подтверждения неуёмности любопытства, негасимости жажды познания, столь свойственной большинству разумных органиков — это было бы крайне неестественно. Потому что для разумных органиков любой расы важно найти что-то новое. Старое ограничивает, старое при случае может и убить. Потому надо находить что-то новое, что-то ранее неизвестное.
Не будь этого любопытства, не будь этой жажды познания — азари развернулись бы и улетели от Цитадели. Эка невидаль — металлопластиковая чушка, пусть даже и сложной формы. Мало ли таких чушек уже было известно тем же азари?! Немало. А временами — так очень много. Мусорят органики. Там где живут — мусорят. И вокруг — тоже мусорят. Потому и стараются расширить, как говорят умники, ареал своего обитания. Так или иначе, но — расширить.
Не стали бы высаживаться на Цитадель азари — высадились бы те же саларианцы. Этих ничем не остановишь — лучшие разумники, лучшие учёные миров Цитадели. Да и не только Цитадели — в Траверсе и Терминусе их тоже ценят. Или турианцы бы подсуетились — много миров они к тому времени посетили, много колоний основали. А там, где побывал разумный органик... За небольшим исключением, конечно. Туда ему очень хочется вернуться. Тянет. Хочется ведь жить и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Не последовательно, одновременно.
Галактика принадлежит всем, кто в ней существует, всем, кто в ней живёт. Всем, кто в ней действует. Тяжело узнать, что какие-то гигантские машины каждые несколько десятков тысяч лет уничтожают лучшие расы разумных органиков, а иногда — и может быть — довольно часто — все существующие на момент Жатвы расы разумных органиков.
Почему-то Шепарду подумалось, что вот составит он эту таблицу и... она не ляжет обычным файлом куда-то в дебри файловой системы инструментронов или накопителей фрегата-прототипа. Нет, она будет сопровождать его очень долго. Пополняться. Пусть нерегулярно, но — обязательно пополняться. Потому что... Потому что вместо обычного полёта по схеме 'полети — возьми — привези — отдай' экипажу и команде фрегата 'Нормандия' предстоит теперь намного более сложный и разноплановый полёт. Да, с остановками, а может быть — даже со стоянками. Рассчитывали ведь, что на Идене они только остановятся, а получилась стоянка. И на Цитадели уж точно будет не только остановка, но и стоянка. Постараются нормандовцы, конечно, всё запланированное сделать побыстрее, подготовятся. Но... всё равно — не остановка, а стоянка. Пусть относительно кратковременная.
