Дети Гамельна. Ярчуки

— Пока здесь, — снова оглянулся капитан, нутром чуя подвох. — Оправиться, погадить, глотки промочить. И по сторонам смотрим во все глаза.

Лошадей привязали к сухим стволам, бойцы прошлись вокруг — смотреть у пыльного перекрестка было не на что. Расселись на траве, пошла по кругу баклага с водой. Ощущение, что сидишь под взорами тысяч внимательных глаз, малость поутихло — человек ко всему привыкает.

— Вот помню, стояли мы под Брайтенфельдом, ну когда шведы так врезали, что аж уши у нас завернулись. Ну, от скуки, окрестные деревни потрошили. Там и брать нечего — война всё прибрала. Но жрать-то хочется. Ну, одного упрямого мельника на ветряке за кишки его же и подвесили. Крутится, орёт... — рассказывал Густав

— Ты бы лучше о бабах тамошних трепался, — поморщился Котодрал.

Мирослав в разговор не вмешивался, прохаживаясь поодаль. Крепло гадостное предчувствие, что никто на встречу не явится. Но к чему тогда это письмо с приглашением? Сбивали со следа? Скорее, наоборот, давали уверенность, что след не ложный. Противник расставил капкан и следовало заставить ловушку сработать вхолостую. Но как? Только дождаться, пока враги покажутся...

Далее по обстоятельствам: или попытаться взять нападающих, или уходить, надеясь на ясновельможный резерв. Но странность в том, что на этом чёртовом перекрестке внезапное нападение попросту невозможно. В чем ловушка? Где-то за холмом таиться полусотня панцирных казаков? Или из лужи полезут вяленые кобольды-головастики? Или что?..

Капитан невольно поглядывал в сторону придорожного креста, — деревянное изваяние не собиралось подсказывать. Странная манера у здешних резчиков: грубые, едва намеченные черты, растрескивавшееся тёмное дерево... Да и сам крест нехорошо склонился, словно вот-вот рухнет ниц перед этими пыльными дорогами и мёртвым холмом.

Бойцы сидели, почти не оборачиваясь к друг другу — смотрели вокруг, на притихший, начавший сереть мир.

... — И тогда я говорю, "годная баба так скалиться не станет, зря ты, Клаус, её в чулан затащил, порченная она". И действительно, назавтра глядим, а наш здоровяк-то за брюхо держится, — негромко продолжал предаваться воспоминаниям Густав. — Два дня, и всё — стух кишками...

Никого вокруг. Дороги пусты, птицы молчат, сгущается сумрак. Не тот перекресток? Нет, глупо, Дидькова Каплыця одна-единственная...

Мир огляделся и достал сосуд с Указующим. Тот был бодр — скрёбся изнутри, видимо, надоело в темноте сидеть. Капитан открыл крышку — рука немедля высунулась, стряхнула капли вина, поколебалась и принялась тыкать пальцем с тёмным ногтем во все стороны: на костёл, на рощу, кладбище, развалины. Впрочем, назад, в сторону польской засады опять же указать не преминула. Мирослав сплюнул и принялся закручивать вместилище бесценного, но сейчас откровенно бесполезного компаса — Указующий вновь возмущенно заскрёбся. То ли укачало, то ли взятое в монастыре вино действовало на магическую руку не лучшим образом. Собственно, оно и на вкус весьма гадостно. Надо было у отца Казимежа вытребовать бочонок кагора...

Зажглись первые звёзды. Солдаты примолкли — темнота не располагала к болтовне. Ночь поглотила кресты обширного кладбища за костёлом, скатывалась ниже по склону... Но ещё светлели колеи дорог. Вот мелькнули в воздухе, заставив вздрогнуть, легкие тени — нет, всего лишь кажаны, как по-местному зовутся летучие мыши. Напрасно отряд ждал, никто не придёт. Ещё час и нужно будет уезжать, нет смысла торчать здесь всю ночь.

Мирослав глянул на лошадей, повернулся к холму...

— Капитан!

— Вижу, не ори.

Тень остова костёла уже не была такой тёмной — в провале окон мерцал свет. Приглушённый, звезды над безглавой колокольней сияли куда ярче. Но, определенно внутри церкви был свет — отблеск факела или фонаря.

— Живо поднимайте зады, герои сраные...

* * *

Во тьме кусты терновника вроде бы разрослись, а сам склон стал круче. Мирослав невольно обернулся — дорога тянулась совсем рядом, угадывались сухие деревья, тени лошади и Дмитро, замерший с мушкетом в руках. Казак остался за коновода без особой охоты, но он был проверенным бойцом, а потеря лошадей была бы, ох, каким дурным знамением. Надо бы там ещё одного оставить, а лучше и двух. Но маловато людей под рукой.

Охотники разделились — капитан с Котодралом и Литвином поднимались напрямую, вторая группа шла левее, норовя выйти к западной стене — если ждёт засада, то наверняка враг на погосте засел, а могилы останутся по другую сторону спаленного костёла.

— Капитан, что-то не так, — прошептал Збых, ловчее перехватывая аркебузу.

— Ясное дело, не так — не в кабак идём, — ответил Мирослав, пытаясь разглядеть тени под закопченной стеной — стоит там кто, или лишь мнится? Из высоких окон по-прежнему манили отблески неяркого света. Нет, какого дьявола манили?! Идти туда не хотелось, да так, что аж спина холодела. Дурной склон. Ни цикад, ни иной ночной живности. Даже летучие мыши куда-то исчезли. Лишь холодные искры звезд наверху, да стены, никак не желающие приближаться. Ну, ещё шорох солдатских сапог...

— Ловушка там, — прошептал Котодрал, в очередной раз щупая свой оберег.

— Замок лучше проверь, чем висюльки тискать. И иди...

Наконец, взобрались, под ногами мощёная площадка, сквозь щели буйно проросла трава — словно по могильным плитам ступаешь. Может и так...

Тройка Йозефа тоже одолела подъем — смутно угадывались фигуры бойцов. Мир взмахом пистолета указал направление — обойти со стороны окон, быть наготове. Сам пошёл к дверям...

Ступени завалены камнями, того и гляди оступишься. Сворки крепких, окованных железом, дверей, сгорели наполовину — их явно пытались выбить — толстые полосы выгнуты. Перед тараном дверь устояла, огню уступила...

Нехороший храм был в Дидьковой Каплыци, и построен неудобно, и вообще...

Мирослав осторожно переступил через головешки, держа наготове пистолет, заглянул за обугленную створку.

На груде рухнувших с потолка балок горела пара свечей. Ветра нет, свечи хорошие, яркие... Оплыли порядком. Никого живого... Чёрные камни, остатки досок, обруч от бочки, что-то круглое, похожее на обгорелый череп. Ни звука. Между свечей ждёт-лежит цилиндрический, добротной кожи, футляр. Очень схожий с тем, что требовалось найти: длиной чуть короче локтя, ремешок, замки в остатках старинной потемневшей позолоты.

— Это ловушка, капитан, — повторил Котодрал. — Насторожили арбалет, а то и несколько. Или яма под досками...

— На яму не похоже. Скорее, футляр отравлен. Или внутри что-то гадкое, — предположил изощренный Литвин.

— Тсс! — зашипел Мирослав, вскидывая пистолет.

Во тьме почудилось движение... Нет, не почудилось — низкая тень явилась взглядам наёмников, неспешно прошла по одной из лежащих балок.

— Тьфу, напугал, крысоед! — прошептал Збых. — Это не твой родственничек, а, Котодрал?

По-правде говоря, ночной бродяга был не столь велик и страшен, чтобы напугать бывалых бойцов. Главное, не чёрный, а вполне себе буро-рыжий, обычный. Сел на доску, почесался, двинулся дальше, к свечам. Неодобрительно глянул на пламя, принюхался, фыркнул, задрал хвост и изволил пометить балку. Снова принюхался...

— Крыс здесь уйма вот и ловит, — догадался литвин.

Неизвестно как крысы, но футляр кота явно заинтересовал — рыжий бродяга тронул лапой свисающий ремешок, затем решил попробовать на зуб...

— Нету там никакого яда, — хихикнул Збых.

Коту, видимо, ремень понравился. Рыжий ворюга сдернул добычу вниз — футляр увесисто бухнулся на головешки. Рыжий нахал удовлетворенно мявкнул и поволок находку под груду досок.

— Куда?! Затеряет! — охнул Котодрал.

Вот же глупость! Разыскивать футляр ощупью в обгорелых грудах мусора — удовольствие ещё то.

— Эй, рыжик, иди сюда! — ласково позвал Мирослав.

— Кис-кис-кис! — поддержали капитана бойцы.

Кот испуганно замер, уставившись на дверь, но ремень из зубов не выпустил.

— Не пугайте его! — громким шепотом предупредил из-за окна невидимый Марек. — Он же дикий, сейчас как рванет. Колбаса у кого-то есть? Подманим...

Видимо, колбасу рыжий ворюга ненавидел со своего кошачьего детства — испуганный прыжок по доскам — кот устремился в сторону выгоревшего алтаря, футляр запрыгал за ним...

— Стой, тварюга! Держите его!

Мирослав вслед за Литвином вбежал в костёл — приходилось перепрыгивать через завалы. Из окна спрыгнули Марек и остальные, устремились наперерез проклятому зверю. Кот в панике шарахнулся в сторону, и охотники увидели застрявший в расщелине доски вожделенный чехол.

— Вон он!

Марек был в двух шагах от добычи, когда тубус дернули, и он исчез между досок.

— Да чтоб его раздавило, демонового ушлёпка!

Кота видно не было — затаился за завалом. Солдаты окружили баррикаду, Йозеф поднял повыше свечу.

— Да тут его вроде и нет, — сказал силезец.

— А та штуковина?

— Вон кот-то! — вскрикнул Янек, вскидывая мушкетон.

— Ты еще бабахни, курицин сын! — приглушенно рявкнул Мирослав.

Перепуганный кот промелькнул рыжей молнией и выскочил в дверь.

— Где чехол-то? — спросил Котодрал. — Марек, ты его видел?

— А... а... — силезец, тыча пальцем в груду головешек, попятился.

— Что еще? Где та штука?

— Её мертвец забрал, — хрипло поведал Марек. — Вот только что. Слышите?!

Солдаты замерли — из-под балок донеслось шкрябанье, но тут же смолкло.

— Это еще что? — пробормотал Йозеф. — Мертвецы не скребутся.

— Я его видел, — Марек вновь перекрестился. — Высунул костяную руку и схватил.

— Может, там щель какая в подземелье? — предположил капитан и вздрогнул — снаружи донеслись немыслимые звуки в местной ночи — кто-то играл на флейте.

— Это что? — с ужасом прошептал Котодрал. — Чудится?

— Кто из наших снаружи? — прохрипел Мирослав, догадываясь, что всё, началось...

— Все здесь, — озираясь, сказал Йозеф. — Мы же за котом... Ох, а что у меня с ногами?!

У Мира тоже начало сводить ноги, икры болезненно подергивались, пальцы непроизвольно зашевелись. Но руки ещё действовали — капитан ухватился за сумку на боку. Проклятая пряжка...

— Свечу!

Его не слышали, негромкая мелодия лезла в уши, заставляла тела дергаться всё сильнее...

Словно в "виттовой пляске" закружился, содрогаясь, Йозеф — металось в его вытянутой руке пламя свечи. Капитан чуть не вышиб трепещущий огонек, но всё ж удалось перехватить. Воск лип к пальцам, рука сама собой уводила свечу от цели. Рядом в судорогах уронил мушкетон Янек...

Сошлось: свеча на миг зацепила фитиль, шипения сквозь колдовской напев флейты не слышно, но радостно затлел красный огонек. Мирослав размахнулся, рискуя уронить снаряд под ноги солдатам. Метил в двери, но не сильно надеялся попасть — граната стукнулась о косяк, бухнулась на старые угли, качался-кружился во тьме светляк фитиля. Капитан зажмурился...

Громыхнуло... Тут же ухнуло повторно — сверху, с остатков кровли, сорвалась обугленная балка, но этого уже никто из банды не слышал. Взрыв, плотный и тяжелый, ударил по ушам, глуша и отрезвляя. Капитан кого-то толкнул, но бойцы и так рванули к дверям. Прыгал, чуть ли не на карачках, успевший подхватить мушкетон, Янек... Проскочили сквозь вонь порохового дыма...

Снаружи было чуть светлее — Мирослав почти сразу увидел стоящую у крайних могил фигуру. Человек, поднеся ко рту флейту, сутулился в лунном свете. Капитан, не раздумывая, вскинул пистолет. Неслышно щелкнул курок, полыхнуло пламя выстрела — его глухой звук всё ж пробился в заложенные уши. Волшебный музыкант исчез, словно ветром сдуло. Капитан не тешил себя пустыми надеждами — почти наверняка промахнулся.

Мелькнули тени между крестов. Низкие, быстрые, четырехлапые... За ними люди с оружием...

— Слева! — словно издалека заорал Марек.

И слева, и справа... Тьма извергала все новых и новых врагов. Банда огрызнулась слаженным залпом, потом стало уж не до порядка...

* * *

— Ну, началось, — без всякого восторга прошептал Хома, взирая на мельтешение у закопченных стен. — Ишь, сразу палить взялись. Хеленка, ты голову-то пригни, попортит красу шальная пуля.

Панночка лишь глубоко вздохнула. Колдунства в воздухе витало, хоть ятаганом его руби: ведьмаки аж из себя повыходили. Но казака те чары не особо трогали — хозяйка прикрыла слуг отводящим заклинанием. Место выбрали удобное: шагах в восьмидесяти от костела, в развалинах бывших приходских кладовых и конюшен. Ничего здесь не палили, позаваливались строения просто. На камнях сидеть малость сыровато, но удобно. Сиди, жди, да глазей.

— Не, не пойму, — ворчал казак. — Отчего туда побежали, а потом немедля обратно? То не сраженье, а глупые горелки-догонялки. Знаешь такую игру, а, Хеленка?

Дивчина вновь вздохнула и отпихнула каблуком особо наглого пацюка, что вознамерился влезть на нарядный сапожок. Крыс вокруг скопилось поболее, чем на изобильных киевских пристанях — уж даже и брезгливая Хеленка перестала вздрагивать. Скопился хвостатый полк и ждет высочайшего приказа.

Хома покосился на десяток пацюков, восставших столбиками на задние лапы и вглядывающихся в беготню у костела. Ну, прям куренные с кошевым атаманом, разве что люльками не дымят.

— Ну и что там? — спросил Хома в большей степени у себя, чем у необразованных грызунов и безъязыкой панночки. — Ничего ж не поймешь. Был бы Анч, может, и растолковал — оно же самая чёртова битва и наметилась...

— М-м, — согласилась Хеленка.

— Вот и я говорю, постреляют нас, и даже очень просто. И с чего мы должны в этаком сомнительном предприятии участие принимать? Там и без нас каждой твари по паре. Управятся и сами.

— М-мм, — печально молвила панночка, накручивая на палец пушистую косу.

— Не мусоль, — проворчал казак. — Мне, может, тоже нелегко. Что-то такая жажда навалилась, что и не описать. Вот отчего горло не промочил? Э, и горилка даром пропадет, и мы сгинем. Не-не, нельзя нам в пальбу лезть. Ладно б, мы очень сильной нечистью числились, да под каким ядрёным заклятьем. А мы ж чуть-чуть. Лучше сбоку побудем...

* * *

— Началось! — воскликнул старший лях. — На коней, панове!

— Выждать нужно, — напомнил Диего. — Ударим внезапно.

— Ты кого трусами обозвал?! — взрычал поляк, лихо выхватывая саблю. Его сподвижники, прислушиваясь, забирались в седла — после далёкого вздоха рванувшей гранаты наступила тишина. Если глядеть издали, то всё спокойно: плыли по холму с тёмным скелетом костёла равнодушные пятна лунных теней, казалось всё там мертво. Нет, просто далеко, не разглядеть

Поляки выстроились по двое всадников, монахи вывели в арьергард телегу. Озабоченный синьор Анчес прогуливался у обочины и явно был не прочь остаться здесь же.

С холма долетели звуки ружейного залпа, рассыпались на отдельную пальбу...

— Ну, с Богом и во славу Веры! — взметнул клинок сабли-венгерки к звездам лях.

— Ждать! — рявкнул лейтенант.

Воинство горячило коней, но пока повиновалось. К лейтенанту подступил один из священников:

— Прими благословение, сын мой.