Это Марина понимала. Обижалась, конечно, но аристократия между собой тесно связана. И браками, и деловыми интересами, и лей-линиями, которые проходят через алтари. Потому и старались люди проявлять осторожность.
Да и история получилась неоднозначная.
Марина беременна от Евгения, главы рода Отт. Но глава-то сам где? Почему он не показывается на людях, почему ничего не говорит, почему назначена комиссия для управления его делами?
Он определенно жив.
Алтарь не может долго оставаться без основного донора, а род — без главы. Но... но что с ним такое?
И почему нет никаких заявлений от рода или короля? И насколько к этому причастна сама Марина?
Крыть было нечем. Рассказывать правду тоже не хотелось, а потому Марина махнула на все рукой. Пусть идет, как идет, да и плохо ей действительно было, даже сил думать не было, хотелось просто лежать и лежать.
Так что визит незнакомой рыжей литты Марину действительно удивил. Но не сильно, с утра она себя так мерзко чувствовала, что сил для удивления просто не было.
Фелиция, а это была именно она, посмотрела на коллегу, но тот покачал головой.
— Нужен осмотр. И наверное, постоянное присутствие лекаря.
— Что происходит? — Марина даже возмутилась таким бесцеремонным обсуждением.
Фелиция потерла лицо руками. Как-то... жалко ей стало эту девчонку. Лежит тень бледно-зеленая, щеки ввалились, глаза запали, губы, вон, все обметало, скелетик с животом, да и только! При нормальной беременности так быть не должно.
— Здравствуйте, литта Марина, — мягко сказала она. — Я литта Фелиция, внучка литты Яны. Бабушка просила навестить вас. И заодно осмотреть, я лекарь, да и мой коллега очень известный акушер, литт Алексис Реми. Вот наши документы.
Угу. Только вот как вторую новость донести — и не знаешь. Ведь правда — помрет еще? Или ребенка потеряет...
Марина вздохнула. Документы взяла, изучила, но не слишком внимательно. Это же дом главы рода Отт, сюда так и так никого постороннего не впустят! Сначала проверят от и до.
Да и внучку литты Яны она как-то видела краем глаза, та к бабке приезжала... да, кажется, именно она. Полная такая и вульгарно-рыжая. Фу с таким цветом волос жить! Могла бы и в благородно-каштановый перекраситься!
— Если так надо...
Зря она тогда литту Яну не послушалась. Наверное, зря. Надо было остаться с Маркусом, говорила ведь литта Яна, что такие, как Евгений, на ней не женятся. И вообще, он на деда похож...
Но это сейчас Марина понимала, а тогда разозлилась просто.
Тоже еще, дура старая! Свою жизнь прожила, теперь в чужую лезет... какое ее дело?
Сейчас Марине было настолько плохо, что она готова была даже признать чужую правоту. В желудке словно ёж поселился, а по кишечнику явно бегали его дети-ежата. И дятел в черепе завелся, и ребенок ощущается чем-то вроде медведя внутри... сплошной лес, да и только!
Литт Алексис размял руки движением вдохновенного пианиста.
— Надо, литта, надо...
И принялся доставать свои инструменты.
Акушер он, безусловно, хороший, но при ведении беременности у литт надо принимать во внимание очень многое, к примеру — магические потоки. Совместимость, резонанс...
Так что из объемистого саквояжа на свет появлялись не только гинекологические инструменты, но и пирамидка для настройки, хрустальный шар, который считывал спектр, устройства, которые на взгляд Марины были больше всего похожи на клубки проволоки с прицепленными туда драгоценными камнями... не учили ее на медика! Не учили, и все тут!
Медицинский осмотр был достаточно мягким.
— Физиология в порядке, ребенок развивается хорошо, состояние его нормальное. Состояние матери соответствует сильному токсикозу.
Это Марина и так знала. Вот еще — открытие!
— А вот в магическом плане все не так радужно, — расстроил ее литт Реми. — Вот, смотрите, литта, ваши цвета спектра и цвета спектра вашего ребенка решительно не совпадают. Вы носите очень сильного ребенка, и его сила, определенно, несовместима с вашей, родовой.
Марина и сама видела. В ее спектре преобладали зеленые тона, в спектре ребенка — оранжевые и алые. Аристократ.
— Из поместья вам вообще отлучаться никуда нельзя. В идеале — находиться рядом с алтарем, получать подпитку от мужа... м-да, — Алексис прикусил язык. — Ну, хотя бы, в алтарном зале и не менее трех часов в день.
— Трех часов?! — ужаснулась Марина.
Фелиция подняла брови.
— Что в этом такого ужасного?
Марина замялась.
Даже если бы открылся доступ к алтарю, кто ее туда допустит? Она же не Отт! У Маркуса и прав таких не было... в кодексе прописано четко. В зал, к родовому алтарю, могут приходить только члены рода. А еще алтарь закрылся, и ради нее не откроется.
Фелиция сдвинула брови.
— Так... я поняла. Но в принципе, не надо даже прикасаться к алтарю и видеть его. Нам будет достаточно и близости. Где колокольчик?
И женщина решительно вызвала прислугу.
* * *
— Литта Виран, — дворецкий поклонился. Внучку литты Яны он знал, уважал и рад был видеть в любое время.
Да и Евгений с ней дружил, кстати. Эх, и что ему не жилось спокойно? Такая партия пропадает! Пропадала, вышла себе Фелиция замуж, и счастлива, а мог бы и хозяин на ней жениться. Тогда бы в доме вот это, бледное, и не завелось.
— Тилл Петер, скажите, кто может открыть для Марины алтарный зал рода Отт?
Ответ Петер отлично знал.
— Только муж, литта. Или глава рода, когда вернется.
Фелиция сдвинула брови.
— Мы с литтом Алексисом обследовали литту Марину. Поймите меня правильно, Петер, я не хочу подвергать сомнению ваши слова, но надо что-то делать. Марина носит ребенка — аристократа, это очень сильный ребенок, а она его может просто не выносить до конца. А если это ребенок Евгения? Малышу придется погибнуть из-за всяких глупостей? Я не согласна!
Аргумент получился серьезным.
— Что вы предлагаете, литта?
— Может быть, возможно как-то устроить литту хотя бы на пару часов в день, рядом с алтарным залом? Для алтаря этого достаточно, он сможет подпитывать ребенка, а литта будет себя лучше чувствовать.
Петер задумался.
Ох, с каким бы удовольствием он выкинул гадкую девицу из дома! Но — нельзя. Распоряжение его величества. Кто ее знает, от кого Марина носит ребенка, но это все равно Отт. Просто неясно, из какой ветки.
И хозяин пропал...
— Я могу приказать поставить диванчик неподалеку от алтарного зала. Буквально в соседней комнате. Будет ли этого достаточно?
— Вполне, — кивнула Фелиция. — Марина, вам надо будет проводить там не менее двух — трех часов.
— Я буду проводить.
— Вот и замечательно. У вас есть знакомая сиделка?
— Нет...
— Тогда я распоряжусь, и сиделку пришлют из госпиталя. Она опытная и умная, она справится с вашим сложным положением, она такое уже видела.
— А сколько это будет стоить?
— Литта Яна Рейнард уже все оплатила, — Фелиция не лгала. Бабушка и правда распорядилась, если что понадобится, сделать. Не такая уж большая сумма для Яны Рейнард — оплата услуг сиделки. А вот для Марины это серьезное благодеяние. Может и ей жизнь спасти, и ребенку, это же беременность, всякое случается.
— Благодарю вас, — Марина и не подумала отказываться. А почему нет?
С ее точки зрения, все были ОБЯЗАНЫ о ней заботиться. Все нормально.
Фелиция набрала воздуха в грудь.
— Марина, у меня для вас есть плохая новость.
— К-какая?
— Ваша бабушка. Она умерла.
Вот как такое скажешь человеку? Тем более, вежливо и аккуратно? Это как мягко стукнуть кирпичом по голове, не иначе.
— Б-бабушка?!
Марина ушла в глубокий обморок.
Алексис печально вздохнул, и потянул из саквояжа нюхательную соль. Придется привести девчонку в чувство и посидеть с ней. Хотя бы пару часов.
Правда, пары часов не получилось. Задержаться пришлось до поздней ночи, уже и Маркус успел явиться, и сиделка давно расположилась в отведенных ей покоях, и даже тилл Петер отчитался об установке диванчика в нужном месте...
Марина рыдала, билась в истерике, кричала, звала бабушку, пыталась подняться с кровати и пойти... куда?
К бабушке, конечно.
А толку?
Фелиция удерживала ее, объясняя, что нельзя, что если она встанет, ей будет плохо, что из поместья ей и вообще дороги нет, если она от алтаря отойдет, ей же хуже будет!
Бесполезно!
Марина рыдала до ночи, и потом рыдала бы, но Алексис плюнул на все, да и подлил ей сонного зелья. Вредно для ребенка?
Ну уж, как получилось. Мать в истерике для малыша еще вреднее будет.
И только поздно ночью, когда они ехали домой, Алексис заговорил:
— Фели, ну это — жуть!
— Определенно. Знаешь, и жалко ее, и стукнуть хочется...
— Ладно уж тебе, девчонка просто маленькая еще...
— Девчонка маленькая, а эгоизм огромный. Ты ее крики слышал? Ей не бабушку жалко было! Она спросила, что с той случилось?
— Эммм... нет!
— Вот! Ее не бабушка волновала, а то, что она одна осталась! Понимаешь?
— Ну... маленькая ведь еще, глупая...
Фелиция покачала головой. Она отлично помнила, как четырех лет от роду утешала мать. С отцом случилась беда, лекари опасались за его жизнь... Фели тогда и решила стать лекарем. Чтобы точно-точно помогать в таких случаях!
Но это БЫЛО! И Фели понимала, что матери плохо, что бабушке плохо, что мама младшего братика ждет, что о ней позаботиться надо... все у них хорошо получилось, отца спасли, и родители вместе счастливы, но Фели помнила. Она думала не о себе, а о матери и брате, о бабушке и дедушке, которым тоже плохо будет... вот сначала бы их вытащить, а потом и сама Фелиция справится.
А Марина — только о себе.
Не — что с бабушкой, что с похоронами, что я могу сделать, нет! Вместо этого рефреном звучит: ах, я бедная, несчастная, осталась одна, что мне теперь делать...
Про литту Яну вообще никаких вопросов. Хотя бабушка сама едва не померла от такого афронта, а об этой дурище подумала! Вот ведь... заразочка!
Фелиция определенно не одобрила Марину. Но если Алексис не об этом, то о чем?
— Я о спектре. Ты знаешь, я лекарь не из худших...
А если по правде — то и из лучших!
— Алексис, не прибедняйся. Что ты хочешь мне сказать?
— Фели, мне кажется, что она носит хоть и аристократку, но девочку. Спектр похож... совместим. Но при родах стопроцентно возникнут осложнения. Если доверяешь моему опыту — двести процентов за проблемы! Нюхом чую.
— Твоему нюху я верю. Теперь бы прикинуть, чем это всем нам грозит.
Алексис был согласен.
— Подумай сама. О том, о чем не говорят вслух.
Фели и подумала.
Да, это аристократические заморочки.
Девочка. Сильная. Но наследовать род она не сможет, потому что должна выйти замуж. Или получится хранительница крови, или, если найдется Евгений... вот тут и начинаются вопросы.
Был бы мальчик — вопросов нет, спасать будут в первую очередь мальчика, потом уже мать.
Девочка — не наследница. Спасать будут ту, на кого укажут... кто должен указать? Евгения нет. Король? Он может. В таком случае выбор очевиден, спасать опять-таки будут ребенка.
А у литты Яны долг жизни. И как это обойти? Если Алексис заговорил о проблемах?
— Их можно как-то избежать?
— Полноценный алтарный брак, постоянная подпитка женщины, причем, отцом ребенка, его же присутствие на родах, да и сами роды в алтарном зале...
Фелиция едва не взвыла.
Надо искать Евгения Н. Отт!
Надо, срочно, НАДО!!! Только так бабушка сможет выжить! Нет-нет, литта Яна ни слова не скажет, она для этого слишком любит Фели, и винить ее ни в чем не будет. Но Фелиция совершенно не собиралась раньше времени отпускать за грань близкого человека, еще и из-за таких пустяков! Может она что-то сделать? Она и невозможное сделает! Да и неоплаченный долг потом может перейти на кого-то из рода... ну уж — нет! Надо его закрывать как можно скорее!
Только вот — как?
Алексис погладил ее по руке.
— Я могу познакомить тебя с одним специалистом. Очень своеобразный человек, но если вы найдете с ним общий язык, он что угодно сделает. Этакий полубезумный гений...
— Познакомь, пожалуйста, — решительно сказала Фели.
Ради бабушки она и гения в бараний рог свернет, и из барана гения сделает... это — ее семья! И лучше не становиться у Фелиции на пути. Переедет — не заметит.
Если бы литта Яна ее сейчас увидела — слезы бы потоком полились. Так в эту секунду Фелиция была похожа на своего деда... кровь — она всегда сказывается.
Россия
— Это — ОН?
Евгений изображал не просто енота — он изображал енота-аниме. Это когда совершенно кавайная няшка. А что эти няшки даже космический корабль на молекулы разобрать могут — так это мелочи.
Инна с сомнением оглядела очень гламурного енота.
Марта сегодня поразвлеклась, а потому у Евгения на хвосте был большой голубой бант на резинке. И несколько прядей покрашено голубой тушью для волос. Он же мальчик!
— Он самый.
— Симпатяга какая. А погладить точно можно?
— Мо-на, — от всей души разрешила Марта.
Евгений стерпел, и в очередной раз подумал, что давно уже стяжал мученический венец, но кто ж его выдает енотам?
— Очаровашка! Просто пуся и лапочка!
Инна восторгалась от души, и было отчего. Сегодня они все вместе шли в парк отдыха. Соня, Марта, Инна с младшей дочерью, ну и конечно, как тут оставить Еню дома? Сын у Инны предпочел компанию отца, и мужчины отправились разбирать машину в гараж, как-никак, взрослый мужик, четырнадцать лет уже, а вот младшей дочке всего шесть. Для общения с Мартой возраст не совсем тот, но вот прогулять детей совместно в парке подруги могли. Пока стоят последние теплые осенние деньки, бабье лето, пока еще не надо надевать куртки и шапки, пока работают все аттракционы...
Заодно и енота продемонстрировать.
Ага, в парке.
В выходной. Когда кругом полно народа...
— Мама! ЕНОТ!!!
Новость облетела весь парк примерно за пять минут. Может, за семь.
— Мама! Можно?! Ааааааа!!!
Евгений стоически выдерживал поглаживания и осторожные почесывания за ухом. Марта сияла собственным светом.
Ее Еня!
— Скажите, а с вашим енотом можно сфотографироваться?
Сеня задумалась.
— Еня? Фотографироваться будешь?
Еще и фото? Ну, нет! На такие пытки Евгений не подписывался! Мужчина закрыл лапами морду и талантливо изобразил отчаяние. Рассмеялись все, и родители, и дети. Конечно, его и так снимали на телефоны, но это одно! А позировать, да еще в обнимку с детьми — совсем другое.
Впрочем, от урагана детской любви его это не избавило.
— Марта, Лида, вы будете кататься на карусели?
Инна времени не теряла, и вернулась с полным набором билетов. Соня перевела ей деньги, и Марта потянула Евгения к паровозику.
— Еня тоже хо-ит!
— С енотами нельзя! — возмутилась сотрудница парка.
Марта засопела. Карие глазенки налились слезами.
Евгений только вздохнул. Потом огляделся вокруг, сорвал с куста какой-то цветок, такой, розовый, и изящно поклонился билетерше. А потом и цветок протянул с самым учтивым видом.
