Далекая звезда

— Сделать то, после чего ты сам уже не сможешь считать себя человеком, — ответил Аши Наоки.

Осознание правильности его слов пришло ко мне не сразу. Но до того, как я успел натворить дел. Но сейчас я понимаю: это, скорее, моя удача, чем заслуга. Мне хочется искупить вину за это. Сделать что-то хорошее. Даже не для Каи. Хотя, он, безусловно, заслуживает счастья. Но для хрупкой терранки Астрид Эрден.

Потому, что отзвуки той старой ненависти все ещё звучат в моем сердце.

Потому, что я, все еще, настоящий человек.

Глава 42

Астрид Эрден

Альтер пришел в нашу каюту мрачный, как туча. Тут и гадать не стоит, что случилось. Опять поссорился с кем-нибудь. Сам он считает, что абсолютно прав, идти мириться не желает, но остро переживает этот конфликт. Как всегда.

— Если ты хочешь поделиться со мной своими переживаниями, я рядом, — говорю, отрываясь от планшета.

— Он ведёт себя так, будто у него есть право меня воспитывать.

"Он" — это, скорее всего, начбез. Лер Ин ведёт себя с Альтером осторожнее. И, уж точно, не позволяет себе воспитывать своего юного друга. Воспитательные моменты Ин Минори тщательно маскирует, то есть делает так, чтобы мой сын сам дошел до какой-нибудь умной мысли. Мудрый подход. Так Полин поступает.

А вот лер Ли данного педагогического таланта не имеет. Мне стоило бы с ним пообщаться. Я же понимаю, что он от чистого сердца и из лучших побуждений Альтера воспитывает. Но действует слишком уж прямо. И добивается обратного эффекта.

Надо собраться с силами, пригласить его на чашечку кофе и все объяснить. Я, наверное, уже могу это сделать. По крайней мере, у меня уже получается не вздрагивать всякий раз, когда его вижу.

— А если быть честным с самим собой, он скорее прав или не прав?

Сын хмурится и смотрит на меня немного даже обиженно. Но меня этим не поймёшь. Я не прибываю в иллюзии того, что мой мальчик во всем прав и не может сделать ничего плохого. Может. Если посчитает, что его спровоцировали.

Он не обижает тех, кто слабее его. Но с хулиганами Альтер церемониться не будет. И, к сожалению, он ещё не совсем понимает, что такое "симметричный ответ".

Отчасти поэтому я согласилась на эту работу. Моего ребенка во время наведения справедливости немного занесло.

Да, не он начал первым. Учителя предпочитали не замечать буллинг в их школе. А некоторые педагоги травлю даже поощряли.

Новенького, который еще и был наполовину иштарцем, попытались сделать жертвой. Альтер дал отпор. От него отстали. Но он увидел, как там издеваются над теми, кто не может себя защитить и решил исправить ситуацию.

Определил зачинщиков травли. Нашел в сети компромат. И сделал его достоянием общественности. После чего вся школа начала издеваться на теми, кто ещё совсем недавно наводил ужас на одноклассников. А двое педагогов решили уволиться.

Сам Альтер участия в новом витке издевательств не принимал и поэтому никакой вины за происходящее не чувствовал. Они, по его мнению, получили то, что заслужили.

Вот только одна из девочек из-за этого попала в детский дом. Нет, Лидия Маркс являлась особой весьма неприятной. Ей нравилось унижать менее уверенных в себе ребят, портить вещи и причинять боль. Она очень любила ставить другим подножки и смеяться над теми, кто упал. А ещё, эта милая девочка обожала подчёркивать то, что у нее богатая и полная семья. Самыми частыми ее жертвами становились дети, лишившиеся кого-то из родителей или ребята из бедных семей.

Альтер нашел в сети информацию о том, что мама Лидии до того, как вышла замуж была эротической вебкам-моделью и увлекалась трэш-стримом. Отец Лидии о прошлом супруги узнал именно благодаря Альтеру. После чего ушел из семьи. Мама же обвинила дочь в крахе собственного брака и решила наказать ее, отправив девочку в приют. Некогда любящий папочка, который души не чаял в своей принцессе, заявил, что дочь проститутки ему не нужна.

Я пыталась объяснить сыну, что агрессорами, инициаторами буллинга становятся не самые счастливые люди. А то, что он сделал, хоть и имело благие намерения, просто поменяло агрессоров и жертв местами. Но, как мне кажется, понимания я не добилась. Пол, Полин и Рори сошлись на том, что в таком мероприятии, как травля, лучше быть Защитником, чем Свидетелем или Наблюдателем.

— Не знаю. — Сын тяжело вздохнул. — Может быть, он и прав. Но я — терранец, а не иштарец. И то, кем был мой отец, не определяет меня. Зачем мне их неписанные нормы приличия и традиции?

— Для общего развития.

— Я — терранец, — упрямо повторил Альтер.

— Кто-то с этим спорит? Милый, если ты чуть лучше узнаешь, как на самом деле живут иштарцы, это не сделает тебя одним из них. Особенно, если ты этого не хочешь. Но почему ты так категорично настроен? Это я не к тому, что настаиваю на твоём наполовину иштарском происхождении. Просто, интересно.

— Я вдруг понял, насколько они другие. Даже в мелочах. Этого не объяснить в двух словах. Но они совсем другие. Понимаешь?

— Нет, — отвечаю максимально честно. — Но предполагаю подростковый бунт против всего на свете.

— Ну, мама!

— А что, это не так?

— Нет, — Альтер снова хмурится.

— В чём же тогда дело?

— Он судит по внешности, и потому видит во мне иштарца. Иштарца, которому нужно помочь, чтобы влиться в их общество. А я, может, вообще, не хочу этого. Меня с его миром не связывает ничего, кроме генетического кода. На Терре же находится все, что я люблю.

— Дорогой мой сын, а тебе не кажется, что он пытается подарить тебе выбор. Сейчас у тебя его нет. Ты — терранец. Ты говоришь, как терранец, ведёшь себя, как терранец, и даже учишься по терранской программе. Последнее я горячо одобряю. Их образовательный минимум — полный отстой. Но в остальном, так неплохо. Мне нравилось жить на Иштаре. Но дело не во мне. Скажи, Альтер, как у тебя обстоят дела со сверстниками-иштарцами? Ты же их избегаешь?

— С ними совершенно не о чем поговорить. Они до сих пор изучают дроби.

— Только ли поэтому? Или потому, что они в детстве смотрели другие мультики, сейчас смотрят другие сериалы, а о твоей любимой "Одиссеи сквозь параллельные миры" никто даже не слышал? То же самое с праздниками. И есть ещё куча мелочей, из-за которых ты считаешь иштарцев другими. И у тебя, на самом деле, нет выбора, кем быть.

— Мне надо извиниться? — спросил Альтер неуверенно.

— А сам, как думаешь?

— Думаю, что не помешает. Ну, я пойду?

— Иди, — отвечаю, возвращаясь к своему планшету. Всё-таки создание новой обучающей программы — штука сложная. Когда я в это влезала, то не представляла себе всех подводных камней. Но эта работа необходима. Медицинское нано-программирование имеет ужасный дефицит кадров.

— Мам, ты — самая лучшая. Спасибо, что ты у меня есть.

— Я тоже, тебя люблю.

Глава 43

Ли Каи

Определенно, дети — это не то, что я хочу. Они слишком сложные.

Нет, Альтер славный мальчишка. Но я не понимаю, как с ним общаться. Все же хорошо было. А потом он на ровном месте психанул, нагрубил и сбежал.

Минори считает, что я слишком много говорю, когда надо слушать. Но ему легко рассуждать. У него талант находить подход к людям.

А когда я, просто, слушаю Альтера, чувствую себя идиотом. Потому, что его, в основном, интересует лишь медицинская инженерия. У меня же с данной областью науки сложно. И это ещё мягко сказано. Я едва экзамен по биологии не завалил. Что уж говорить про узкопрофильные предметы? А когда я попытался рассказать этому ребенку про жизнь на Иштаре, он словно взбеленился.

В дверь постучали. Я касанием по панели рабочего стола, дверь открыл. Там стоял Альтер Эрден. Серьезный, настороженный с неизменным планшетом в обнимку. Он совершенно по-детски отказывался выпускать из рук эту свою любимую игрушку.

— Лер Ли, я должен извиниться. Я был несправедлив к вам. Вы ведь хотели, как лучше. И, наверное, искренне стараетесь мне помочь стать своим на Иштаре.

— А можешь объяснить, что именно тебя разозлило? — постарался спросить, как можно мягче. На всякий случай. Мало ли. Вдруг у этого ребенка какая-то травма, связанная с Иштаром. Хотя, почему какая-то? Скорее всего, тут его отец замешан. Или его "любящие" родственники. Возможно, для него данная тема слишком болезненна.

— Я — не иштарец. Не был им, и не хочу становиться.

И его слова меня, мягко говоря, удивили. Нет, то есть, конечно, понятно, что он родился на Терре. Но вот так просто отказаться от части себя?

— Почему?

— Может быть потому, что я терранец? — Мальчик грустно улыбнулся и подошёл к моему столу. — Лер Ли, геном не определяет национальность. Но даже если это и так, во мне лишь половина иштарских генов. Я знаю, что была война. И понимаю, какие шрамы она оставила на людях ее переживших. Вы считаете, что все терранцы должны разделить вину за развязанную войну?

— Нет. — твердо отвечаю я. — Среди терранцев достаточно жертв преступного режима. Вменять им в вину то, что они родились в сложившейся диктатуре — глупо.

— Вот и я так считаю. Мне не стыдно за то, кто я есть. Мне не хочется откреститься от Терры и терранцев, среди которых очень много чудовищ, скрывающихся под личинами обычных людей. Потому, что это моя родина. Это мои соотечественники. Многих их них я ненавижу. Будет ложью, если скажу, будто никогда не мечтал бросить все и улететь, чтобы никогда не видеть этих людей. Но именно потому, что я их ненавижу, они никогда не получат мою страну. Пока что мой голос звучит не слишком громко. Но время работает на меня и тех, кто разделяет мои убеждения. Я не могу сказать, что сейчас сторонников "Единения Терры" или насаждение "терранского мира" с помощью кровопролитной войны, мало. Но это, преимущественно, стареющее поколение. Люди, у которых не осталось собственных целей, чьи мечты и достижения уже в прошлом. Те, чье время умирать скоро придет. Но умирать в одиночестве им до жути обидно. Особенно, если они осознают, что прожили свою жизнь совсем не так, как хотели. А молодое поколение имеет наглость желать свободы и жить для себя, а не во имя "традиционных ценностей" определение которым, не может дать ни один из них. Вот они и ухватились за возможность поубивать как можно больше молодых людей в той не нужной никому войне. Чтобы хоть так почувствовать "величие" своей страны. Чтобы умирать в иллюзии, что вся их жизнь, когда они ненавидели атеистов, представителей ЛГБТ, либералов, коварных иштарцев и других людей, которые не сделали им лично ничего плохого вместо того, чтобы, просто, жить и этой жизни радоваться, была не зря. С каждым днём, месяцем и годом этих самых представителей ядерного электората "Единения Терры" становится все меньше и меньше. Естественная убыль населения — штука с которой особенно не поспоришь. В схватке двух поколений, одному из которых хорошо за восемьдесят и тех, кому нет двадцати, выиграют последние. Ну, или проиграют все. Чтобы сделать Терру местом, в котором мне захочется жить, нужно много усилий разных людей. И я не могу тратить силы ещё на одну страну. Вы сами справитесь. Иштар в той войне пострадал, все же, меньше, чем Терра от рук своего же правительства.

— Альтер, спасибо, что ты мне это рассказал. Я понимаю и принимаю твою позицию. Это очень... достойно.

Если честно, я не знал, что ещё сказать. Такие зрелые речи — не то, что ожидаешь услышать от подростка. В его возрасте меня, и всех моих друзей интересовали книги, фильмы, спорткары, учеба, в конце концов. Но никак не изменение жизни целого общества.

И вдруг подумалось, как бы он не сломался под грузом ответственности, которую взвалил на свои плечи.

Я не заметил, как все внимание мальчика переключилось с меня на фотографию, что стояла на моем рабочем столе.

— Кто это? — спросил он напряжённым голосом и перевел взгляд на меня.

— Это я. Разве не похож?

— А рядом с вами?

— Моя невеста. Она умерла ещё в начале войны.

— Вот как? — Альтер снова перевел взгляд на фотографию. Потом двумя касаниями активировал планшет. Достал стилус и неуловимым движением кольнул меня по тыльной стороне кисти. А потом начал что-то печатать в планшете.

— Что ты делаешь? — мой вопрос мальчишка полностью проигнорировал, но диалог решил поддержать.

— Вам случайно, не родители рассказали о смерти невесты?

— Да, это были они. А что?

Альтер снова взглянул на экран планшета, после чего произнес нечто странное:

— Сегодня я сказал, что вы мне не отец.

— Да. Конечно, я тебе не отец, но это не значит, что я не беспокоюсь о тебе.

— Так вот. Ошибся. Вы, все-таки, мой отец. Не надо на меня так смотреть. Я тоже от этого не в восторге.

Если бы я не сидел, то упал бы. Ноги в мгновение стали ватными, а руки начали дрожать.

— Прости, что?

— У меня не совсем обычный планшет. Модель "Медик 117-pro". И, да, я могу провести на нём тест ДНК. Вам на почту результаты надо скинуть? А ещё у меня есть такая же фотография, что и у вас. И медальон-флешка, которую вы подарили маме. Но тесту я все равно больше доверяю. Мало ли... Война же была. А психика подчас готова заменить травмирующие воспоминания на ложные. Она ведь могла забыть о насилии, и искренне верить, что носит ребенка от любимого человека. И мне хотелось бы знать об этом заранее, чтобы я мог ее поддержать.

— Я...

— Вы удивлены? Я, вот, тоже.

— Мне нужно увидеть Астрид.

— А мне нужно поговорить с вами до того, как вы увидите мою маму. Потому, что это моя мама, а вы непонятно, где шлялись двенадцать лет.

Жёсткий ультимативный тон мальчика вызывал протест и желание своей волей сломить эту преграду между мной и чудом. Останавливало рассудочное понимание. Это ее ребенок. Принять, что Альтер — мой сын, пока не получалось. Иначе придется признать, что я предал их, потому что не почувствовал, не искал и не нашёл.

— Почему вы ее не искали? — вопрос больно резанул по натянутым нервам.

— Сначала искал. Ее имя было в терранских списках погибших. Потом мой отец сказал, что ее тело нашли и идентифицировали.

— Вы же понимаете, что родители солгали? И солгали не один раз. Они знали не только о том, что моя мама жива, но и о моем рождении. Их адвокат убедил маму, что вы мертвы, а они вполне способны оспорить право опеки и отобрать меня у моей семьи.

— Понимаю. Но, если честно, не могу поверить, что они могли так поступить.

— Да мне плевать, во что там вы можете поверить, а во что — нет, — взорвался Альтер. — Эти люди ее обманули и заставили ее жить в страхе. Если вы собираетесь продолжить с ними общение, вам лучше в жизни моей мамы, вообще, не появляться. Потому, что вы там, все равно, не задержитесь

— Я вряд ли смогу их простить. Но хотел бы знать, за что они так поступили со мной? Я эти двенадцать лет жил с болью потери. Или не жил? Потому, что не мог без нее жить. И пропустил... я столько всего пропустил...

— Ну, так-то и я бы хотел знать. У нас же есть ещё связь с Иштаром?

— Там сейчас три часа ночи.

— Ещё я об удобстве тех людей думать буду. Нет, конечно, если они вам важнее...