Личный поверенный товарища Дзержинского, книги 3-5

Глава 12

Вечером того же дня ко мне зашел брат ключарь.

— Хочу отметить, брат Петр, — сказал он, — что ваше общение благотворно влияет на брата Алоиза. В нем проснулась обычная энергия, тяга к жизни и активной деятельности. И у меня на душе стало легко. Давайте мы выпьем с вами по этому поводу.

Он достал откуда-то из-под рясы два металлических шкалика, плоскую флягу и стал откручивать крышку. Пока я убирал книги, он разлил спиртное в емкости и предложил выпить за величие непобежденной германской нации.

Мы выпили, и брат ключарь ушел. Было позднее время. Я лег спать, проигнорировав вечернюю трапезу и вечернюю молитву.

Меня разбудили солнечные лучи. Я зажмурился и хотел рукой заслонить свое лицо, но с ужасом обнаружил, что у меня нет рук. Я хотел пошевелить ногами, но я не чувствовал своих ног. Я хотел повернуть голову, но и головы у меня не было. Меня вообще не было. Мое сознание слышало, видело сквозь прищуренные веки, но меня не было. Я думал, значит, я существовал. Но мысль не может существовать ни в чем. Если нет ничего, то и мысли никакой нет. Должен быть носитель этой мысли. Но я же носитель этой мысли. Возможно, что мне это снится, но явственный голос вернул меня к реальности:

— Господин профессор, монах проснулся, пытается двигаться, — молодой женский голос был восторженным. Как будто случилось что-то давно ожидаемое и несущее славу, признание, деньги, почет.

— Здравствуйте, — откуда-то сбоку раздался голос человека, которому должно быть не менее пятидесяти лет, — а ну-ка, откройте глаза, — и мягкие мужские руки приоткрыли мне правый глаз. Я увидел мужчину в белом халате. Седые волосы и седая бородка подтвердили мое предположение о его возрасте. — Мерседес, запишите в назначение массаж, общий массаж и увеличение количества питательных веществ. И по ложечке кальвадоса в рацион, чтобы начал работать пищеварительный тракт.

Мерседес оказалась молодой женщиной, лет тридцати пяти в белой одежде ордена сестер милосердия с огромным белым головным убором как у египетской жрицы. Сквозь щелку глаза я видел, как она наклонилась надо мной и стала мыть мое лицо, потому что вода попала и в глаза. Я хотел моргнуть, но мои мышцы не двигались. Заметив воду на глазу, Мерседес промокнула его. Спасибо ей. Затем она выдавила какой-то крем на свои руки и стала гладить мое лицо. Минут через пять я почувствовал тепло на моем лице, а потом маленькие иголки стали колоть мое лицо. Боль была так нестерпима, что у меня из глаз хлынули слезы.

— Молодец, — тихонько говорила женщина, продолжая массировать мое лицо. — Надо же, какой розовенький стал. Завтра я тебя побрею и посмотрю, какой ты на самом деле.

Минут через десять боль начала стихать, и я получил возможность кривить губы и приоткрывать глаза. Я не буду описывать те процедуры, с помощью которых меня поставили на ноги и восстановили подвижность членов.

Самое страшное было потом. Мне сказали, что я находился в коме почти десять лет. Что я монах в отдаленном монастыре капуцинов. К врачам монахи обратились после того, как в течение трех суток не могли разбудить меня. Я с трудом воспринимал все сказанное и совершенно не помнил, кто я такой и почему я здесь очутился. Я впитывал жизнь по новой. На дворе стоял 1967 год. Я не знал, сколько мне лет, где я раньше жил и кем я был.

Представьте себе, что такое находиться в коме десять лет. Человек должен превратиться в однородную массу, которая вряд ли когда-то превратится в человека, потому что все функции органов не исполнялись. Однако, я был жив. Словоохотливая Мерседес рассказала мне, что уже два человека на моем примере стали профессорами медицины, и этот второй сейчас руководит восстановлением моего организма.

— Да и я, благодаря вам, — гордо сказала девушка (в моем возрасте все женщины до сорока лет — девушки), — стала самой сильной медсестрой в Испании и победила на конкурсе лучших по профессии.

Я уже мог чуть-чуть шевелить пальцами рук и ног, но языком не мог шевелить даже мысленно. Возможно, вопросы я задавал глазами, и девушка понимала, о чем я хотел спросить.

— Смотрите, — сказала она, расстегнув застежки ее монашеского платья, достав из рукава руку и согнув ее в локте, чтобы показать бицепс, — на вас тренировалась. Каждый день мы делали массаж, чтобы обеспечить лимфа и кровоток, а также разгон молочной кислоты из мышц. А это трудная работа... О-о-о, у вас даже эрекция появилась, — улыбнулась она, — значит скоро можете и женщину в руки схватить. Вряд ли она вырвется от вас. Какая дура будет вырываться от такого мужчины?

А тараторка действительно хороша. Я давно не видел женского тела, и даже сны мне не снились. Я помню, как мы выпили по рюмке с братом ключарем-Мюллером, и я лег спать. Проснулся же только сейчас.

— А не получилось ли так, что я выпил то, что дед Сашка приготовил для Гитлера, — подумал я. — Вполне возможно. Похоже, что мне так не поверили и решили сделать еще одну проверку мне и моему подопечному. Мюллеру не откажешь в профессионализме. А мне нужно будет думать, как мне быть и что мне делать. Скорее бы начать двигаться.

Восстановление подвижности происходило не так быстро, как я хотел, и было достаточно болезненно, но я делал все, стиснув зубы и представляя себя в яме с ядовитой змеей, от которой можно защититься только путем выскакивания из ловушки.

Увидев мои старания, профессор записал в назначение и массаж языка.

— Хватит держать его на жидком рационе, — сказал врач, — да и пора бы ему и учиться разговаривать.

— Профессор, а как я буду делать массаж языка? — спросила Мерседес.

— Сестра Мерседес, — сказал доктор, — я сам не уверен в правильности методики массажа внутренних органов, но мне кажется, что массаж языка нужно делать другим языком.

— Как это другим языком? — удивилась девушка.

— А вот это вы подумайте, как лучше это сделать, — сказал профессор, — вы у нас опытная сестра. Возможно, что ваша методика будет записана в учебники как метод Мерседес.

Мерседес внимательно исследовала шпателем мою ротовую полость, потрогала язык пальцем, пощипала его и, увидев реакцию моих глаз, села около меня о чем-то задумавшись. Немного посидев, она встала, закрыла палату на ключ, подошла ко мне и попросила закрыть глаза. Я закрыл глаза и почувствовал поцелуй. Страстный поцелуй и прикосновение ее языка к моему языку. Мы целовались каждый день и подолгу, и мой язык стал отвечать на прикосновение ее языка. Мне кажется, что Мерседес вдыхала в меня жизнь. Во мне шевелилось все, что могло шевелиться. Если бы я мог шевелиться как нормальный человек, то Мерседес давно была бы моей, и я не ударил бы лицом грязь в плане моего мужского достоинства.

Глава 13

Все у меня было впервые. Первая ложка каши, первая рюмка водки, первая сигарета, первая женщина... Мерседес вдыхала в меня жизнь. Я быстро пошел на поправку и был выписан под надзор моей спасительницы, переехав в небольшой домик в окрестностях Мадрида. Она жила одна и всю нерастраченную любовь, сохранявшуюся в недрах монашеского одеяния, она отдавала мне. И я будто был законсервирован, как джинн в бутылке, пролежавшей тысячу лет на морском дне, не чувствовал своего возраста.

Что такое шестьдесят лет для мужчины? Расцвет физических и духовных сил. Как правило, люди к этому времени становятся руководителями государств, достигнув положения, о котором все мечтают в двадцать лет. Если бы эта работа была так тяжела, то руководителей государств увольняли бы на пенсию в сорок лет, как армейских капитанов. Работа майоров, полковников, генералов становится все легче и легче и поэтому предельный срок их службы продлевается до шестидесяти лет и более.

— Меня никто не искал? — спросил я у своей спасительницы-подруги.

— Не припомню, чтобы вас кто-то разыскивал, — сказала она после некоторого раздумья, — фото мы отдали в полицию и все. А ты так и не вспомнил, кто ты и как тебя зовут.

— Вряд ли кто-то будет разыскивать меня, — думал я, — Мюллер уверен в том, что я не проснусь никогда, дед Сашка просто не знает, где меня искать, а привлекать ко мне внимание и обращаться в полицию он не будет.

Советская разведка зафиксирует, что я не прибыл в Аргентину и вообще пропал или скрылся от нее. Занесут в поминальник разыскиваемых предателей на случай, если я все-таки где-то вынырну. Вот и все. А ты сиди и думай, начинать тебе новую жизнь с чистого листа или нажать кнопку и вернуться туда, где ты был? Но тогда ты вернешься как бы с того света, напугав своим появлением многих людей. Давай думай. От того, что ты сейчас ответишь Мерседес, будет зависеть твоя дальнейшая жизнь.

— Мне это трудно сделать, но мне кажется, что я жил в этом городе и что я не всегда был монахом, — сказал я, — давай мы будем еженедельные гулять в разных районах города, может быть, я найду что-то знакомое и вспомню все.

В пятницу я повел Мерседес в тот район, где была моя клиника. Вернее, мой кабинет-офис-квартира. Все было на месте. Моя вывеска "Psyho und analitik". Немецкая школа. В офисе сидела женщина-секретарь. Она поднялась, чтобы воспрепятствовать моему продвижению в кабинет, но я глянул на нее так, что она села в свое кресло.

В кабинете вела прием моя бывшая помощница. Увидев меня, она осеклась на полуслове, но я сделал успокаивающий жест рукой и вместе с Мерседес прошел на свою жилую половину. Правда, это уже была не моя жилая половина, а женское жилое помещение. Обо мне там ничего не напоминало.

— И здесь меня вычеркнули из списков, — подумал я. — А что ты хотел? Ведь тебя не было почти десять лет. Скажи спасибо своей помощнице, которая не бросила твое дело и, судя по всему, ведет его успешно.

Примерно минут через пятнадцать вошла моя помощница.

— Дон Казанова, где же вы были? — сказала она. — Мы уже подали заявление на ваш розыск, но ваших следов никто не мог отыскать. Тогда я взяла дело в свои руки. Готова отчитаться по всем вопросам.

Молодец женщина. Я не ошибся в своем выборе. Деловой и порядочный человек.

— Вы очень хорошо сделали, что не бросили это дело, — сказал я, — работайте и ведите дело так, как считаете это нужным. Через какое-то время мы все переоформим на вас. Мне сейчас нужна некоторая сумма денег, чтобы восстановить мои документы.

Как все хорошо получилось. Без трагедий и военных действий с новым собственником. Через неделю мы выехали в Париж на поиски деда Сашки.

С дедом Сашкой тоже было не все в порядке. К кому бы я ни обращался, все почему-то опускали голову и старались ничего не говорить. В компании "Ситроен" вообще сказали, что не могут давать информацию о своих инвесторах. В квартире, где он жил, были другие хозяева, но и они не могли мне помочь. Старушка, мать нового консьержа, подслеповато смотрела на меня, то ли узнавая, то ли не узнавая, а потом сказала, что мой друг умер и похоронен на западном кладбище.

— Как он умер? — поинтересовался я.

— А он своей смертью не умер, — сказала старушка, — застрелили его. Сожительница его застрелила. Где он такую стерву нашел, одному только Богу известно. Разлюбил он ее, а она возьми, да и застрели его из револьвера, а потом и сама застрелилась. Так и похоронили их рядышком.

Могилу деда мы нашли быстро. У французов в похоронном деле полный порядок. На сером камне была фотография деда Сашки и надпись — Алехандро Гривас. Так никто и не узнает, как сгинул дед Сашка. Пусть родственники думают, что замучили его фашисты и вспоминают как героя. Так и есть.

Пусть земля тебе будет пухом, мой верный соратник и товарищ. Эх, не пригласил с собой на кладбище фотографа, чтобы сфотографировать могилу. Ладно, не последний день живем, еще появляюсь здесь и обязательно сфотографирую надгробный камень и пошлю фото его родственникам.

Глава 14

Во второй половине дня мы вернулись в гостиницу. Номер был оформлен на имя Мерседес. У меня не было документов, я был пациентом, а она сопровождающим меня медицинским работником.

Я купил русской водки, закуски, разложил это на подносе из-под графина с водой. Все уже было нарезано. Открыл бутылку, налил себе полный стакан водки и немного плеснул в стакан своей подруги. Посмотрел на нее и плеснул еще.

— Давай выпьем, — сказал я, — за моего хорошего друга, медика и лекаря, человека, знавшего все то, что не знают современные профессора от медицины. Пусть он знает, что мы помним о нем.

Выпили, стали закусывать.

— Дон, — сказала Мерседес, — так водку пьют только русские. Ты русский?

Я утвердительно мотнул головой.

— И твой друг тоже был русский? — поинтересовалась женщина.

Я снова мотнул головой.

— А что ты делаешь здесь и почему ты не уехал в Россию? — продолжала задавать вопросы моя спутница.

— Знаешь, — сказал я, — это в двух словах и не объяснишь. Я сейчас как во сне. Мне кажется, что все это снится. Как только я проснусь, я сразу тебе все расскажу.

— А ты ущипни себя и сразу проснешься, — рассмеялась Мерседес.

Я ущипнул себя один раз. Затем еще раз, но намного больнее и увидел себя сидящим на табурете в келье монастыря. Уже смеркалось. В дверь постучали. Вошел брат ключарь.

— Хочу отметить, брат Петр, — сказал он, — что ваше общение благотворно влияет на брата Алоиза. В нем проснулась обычная энергия, тяга к жизни и активной деятельности. И у меня на душе стало легко. Давайте мы выпьем с вами по этому поводу.

Он достал откуда-то из-под рясы два металлических шкалика, плоскую флягу и стал откручивать крышку. Пока я убирал книги, он разлил спиртное в емкости и предложил выпить за величие непобежденной германской нации.

— Мы находимся на пороге возрождения нового Четвертого Рейха, который принесет счастье всем цивилизованным народам мира, — сказал он, — даже евреям. Хайль!

Я сделал вид, что выпил, выплеснув содержимое бокала на плечо рясы. Брат ключарь ушел, а я стал укладываться спать. Если я завтра ни свет, ни заря встану на утреннюю молитву, то кое-кто может использовать другие инструменты для того, чтобы я на время не выходил из кельи. Что-то должно произойти в монастыре, и я не нужный свидетель этого. Но не я же был инициатором вступления в контакт с братом Алоизом. Вернее, с Алоизовичем. И мне не нужно быть слоном в посудной лавке, сующим везде свой любопытный хобот. Правильно говорят, что любопытному слону в дверях хобот прищемили. Буду спать до упора.

Утром меня тщетно будили братья монахи. Я сдерживался изо всех сил, чтобы не выдать себя какой-то реакцией на прикосновения монахов к моим плечам, прослушивание ухом сердцебиения. Приходил и брат ключарь. Постоял, посмотрел и ушел, ничего не сказав. Я продолжал лежать и встал на исходе вторых суток. Кто думает, что это легко, тот глубоко ошибается. Отправление естественных надобностей всегда естественно и нужно для организма. Это как выхлопы угарного газа из выхлопной трубы двигателя. Заткни выхлопную трубу и двигатель остановится. Мне приходилось внимательно прислушиваться ко всему происходящему за дверями моей кельи, чтобы, улучив момент, сбегать к ведру с крышкой, стоящему в укромном углу кельи.

Когда я вышел из кельи, никто не удивился моему появлению. Никто не бросился ко мне с расспросами, что да и как. Просто пришел служка и пригласил в административное здание. Там уже был новый брат ключарь, который сказал, что я могу возвращаться к себе домой, так как надобность в моих услугах отпала. Сутану я могу взять на память о пребывании в монастыре. Все мои вещи в сохранности. На мой вопрос о том, куда уехали мои знакомые, я встретил взгляд полный если не понимания, то полный скептицизма от заданного вопроса. Все понятно. До свидания, товарищи монахи.

С саквояжем и пакетом с рясой и сандалиями я отправился в ближайший город. Ехать пришлось на простой повозке, подпрыгивая на каждом камешке горной дороги. Запряженный в повозку мул бесстрастно шел вперед. Также бесстрастно сидел монах с вожжами в руках. Ему было все равно, что делается вокруг. Приедет в город, механически сделает все что надо, сядет в повозку и так же без всяких эмоций поедет обратно в монастырь.

Город находился сравнительно далеко от монастыря. По европейским понятиям. Это у нас сто километров не расстояние, а там каждый клочок земли на вес золота. Конечно, когда во всем мире автомобиль станет обычным средством передвижения, то тогда европейскому человеку станет доступна вся Европа, исключая социалистические страны, а так и мул является хорошим средством передвижения.

За двое суток я добрался до Мадрида. Отдохнул в своей квартире и приступил к работе по психоанализу. Нельзя сразу гнаться за теми людьми, которые постарались уехать от вас незамеченными — можно нарваться на крупные неприятности.

Свою помощницу я записал на курсы психологов и стал привлекать ее к проведению моих сеансов как зрителя и слушателя.

— Зачем мне это все, дон Казанова? — спросила она.

— Нужен же мне заместитель на время моего отсутствия, — ответил я, и этот ответ был принят с благодарностью.

Я внес некоторые изменения в учредительные документы, назначил ее управляющей с зарплатой в половину дохода конторы, предоставил право подписи финансовых документов, сделал завещательную надпись, что в случае чрезвычайных обстоятельств она становится полным владельцем всех активов и всего имущества. Мне было легко это делать, потому что я уже знал, что имею дело с очень честным и порядочным человеком.