Одной из самых энергичных из этих независимых португальских общин была община, образованная контрабандистами и пиратами, действовавшими в Китайском море. Китай оставался официально закрытым для португальцев, но от контрабандной торговли можно было получить такие высокие прибыли, что большое количество португальских, японских и мусульманских судовладельцев были готовы пойти на риск. Жизнь каперов и торговцев в Китайском море в 1530-х и 1540-х гг. была очень подробно и увлекательно описана в загадочной автобиографии Фернана Мендеса Пинто. В своем "Peregrina"ao" Пинто смешивает вымысел, факты и фантазию таким образом, что их трудно распутать. С одной стороны, это явно моральный трактат, одно из первых португальских произведений, в которых повествования о сражениях, кораблекрушениях и других приключениях использовались в качестве метафоры пошатнувшегося положения Эстадо да Индия. С другой стороны, она претендует на описание реальной жизни сообщества торговцев и пиратов, действовавших на Дальнем Востоке в эти годы 76.

Судя по всему, в 1530-х и 1540-х гг. португальцы основали ряд временных, но совершенно неофициальных поселений на китайском побережье, самым крупным из которых было Лампакао 77. При попустительстве местных чиновников серебро и другие товары поступали на китайский рынок в обмен на шелк, фарфор и другие китайские предметы роскоши. В 1540-х гг. некоторые португальские торговцы также начали посещать Японию (в рассказе Пинто характерно, что он сам является первым первооткрывателем Японии, выброшенным на берег с потерпевшего крушение корабля), где они быстро завоевали влиятельное положение среди некоторых провинциальных дайме, заинтересованных в приобретении португальского огнестрельного оружия. Это "открытие" Японии, которое, вероятно, произошло в 1543 г., должно было стать последним великим достижением португальских морских исследований и иметь важные последствия для самих португальцев и для развития мировой экономики 78.

Однако в 1540-х гг. центром официальной деятельности португальцев на Дальнем Востоке оставался форт Тернате. Присутствие Португалии на Тернате зависело от союза с местным султаном, положению которого постоянно угрожал конкурирующий султанат Тидоре. Теоретически португальские капитаны должны были обладать монополией Короны на экспорт гвоздики, но на практике поселение Тернате стало базой, с которой миссионеры, частные торговцы, а также последователи и клиенты капитанов создали неофициальную сеть португальской торговли и влияния на всех восточных индонезийских островах 79.

Доминиканцы использовали португальское присутствие в Тернате для проведения серии успешных миссий на Амбон и Банду, где обращению туземцев способствовали антиисламские настроения, преобладающие среди части населения. Затем, в 1542 г., через пятнадцать лет после предыдущей кастильской экспедиции, Руи Лопес де Вильялобос прибыл из Мексики и начал основывать торговые фактории на Джилоло, Моротаи и, что самое опасное, на Тидоре. В очередной раз кастильцам не удалось найти жизнеспособный обратный путь через Тихий океан, и торговые станции Вильялобоса были закрыты. Однако португальский капитан Тернате Жордан де Фрейташ отреагировал на кастильскую угрозу, построив форт в Амбоне, который, таким образом, еще больше вошел в орбиту официальной Португальской империи 80.

Атлантический океан

В первые годы XVI в. индийский флот регулярно заходил на Атлантические острова по пути в Индию или из Индии. Мадейра и Кабо-Верде были излюбленными местами остановки, и острова извлекали выгоду из растущего рынка сбыта их продукции. От Кабо-Верде нау carreira da India направлялись на юго-запад к побережью Бразилии, а затем поворачивали на восток и огибали мыс Доброй Надежды. Между Кабо-Верде и островом Мозамбик не было остановок, хотя время от времени корабли на обратном пути заходили на остров Святой Елены или в бухты самого мыса. Гвинея, Конго и побережье Анголы непосредственно на юге не были частью carreira da India и начали вести отдельное существование, совершенно не связанное с тем, что происходило на Востоке. Что касается южных берегов Африки, исследованных Диогу Каном и Бартоломеу Диашем, то они были в значительной степени забыты, а каменные столбы, воздвигнутые великими мореплавателями, стояли изолированными и заброшеными. Корона содержала две фактории, которые управляли королевскими монополиями: Эльмину с ее все еще весьма прибыльной торговлей золотом и королевскую факторию по торговле рабами в Мпинде в Конго. В других местах торговля на западноафриканском побережье находилась в руках португальцев из Кабо-Верде и Сан-Томе.

К 1520 году торговля рабами начала вытеснять торговлю золотом как наиболее прибыльная форма коммерческой деятельности. Объем работорговли определить сложно. По одной из оценок, в середине 1520-х гг. в Сан-Томе ввозилось 3000 рабов в год, а в Лиссабон — в среднем 2000 81. Ежегодный импорт рабов в Кабо-Верде колебался от 1000 до 1500 в течение первых трех десятилетий века. После 1530 года, когда была разрешена прямая торговля с Испанской Америкой, количество невольников, ввозимых в саму Португалию, начало сокращаться, в то время как поставки в Новый Свет набирали обороты, и африканцы стали играть важную роль в завоевании Перу и экспедициях в Северную Америку. По одной из оценок, в период с 1525 по 1550 гг. из Африки было вывезено в общей сложности 40 000 рабов 82. Основной источник рабов к этому времени переместился в регион Конго, и в 1536 году, по оценкам, из Мпинды экспортировалось от 4 000 до 5 000 рабов в год 83.

В первые годы XVI в. торговцы из Кабо-Верде и Гвинеи действовали во всех устьях рек от Сенегала до юга Заира. Их небольшие лодки с мелкой осадкой, построенные на островах, доминировали в прибрежной торговле, доставляя ткань, металлические изделия и соль из Португалии или Кабо-Верде, торгуя бусами из кори и тканью из коры в устье Заира и покупая рабов в дельте Нигера для продажи в Эльмине. Среди островных торговцев были португальцы и "новые христиане" из метрополии Португалии, но во втором десятилетии XVI в. большинство из них составляли люди смешанного происхождения, родившиеся на островах. Хотя торговцы сохраняли связи с островами, где они встречались со своими торговыми агентами, привозившими ценный импорт из Европы, большинство из них действовало из более или менее постоянных баз, созданных на реках Западной Африки.

Корона не могла игнорировать проблему, вызванную афропортугальцами, когда они начали серьезно посягать на королевские монополии. Это начало происходить в регионе Конго, где торговцы из Сан-Томе, оказавшись в изоляции от королевской торговой фактории, начали налаживать коммерческие связи с вождями провинций, предлагая им не только товары для торговли, но и огнестрельное оружие и участвуя в качестве наемников в войнах в глубине страны. Дальше на юг, где приказы португальского капитана не действовали и власть короля Конго была в лучшем случае сомнительной, торговцы из Сан-Томе установили первые контакты с вождями мбунду на побережье Анголы. Где-то, вероятно, в 1520-х гг., они основали торговую станцию на острове Луанда, где велся важный промысел раковин нзимбу (разновидность каури), которые широко использовались в качестве средства обмена в Западной Африке 84.

Сам Сан-Томе становился все более неуправляемым. Не только островные торговцы бросали вызов королевской монополии, но и члены семьи Мелло, которые были наследственными капитанами, обманывали Корону и вымогали деньги у населения. Социальное недовольство было широко распространено среди рабов и свободного чернокожего населения, а также среди духовенства и королевских чиновников. В 1517 г. даже произошло небольшое восстание рабов 85. В тщетной попытке контролировать деятельность жителей Сан-Томе Корона в 1522 г. отменила должность капитана острова и назначила королевского губернатора. В конечном итоге это приведет к появлению третьего центра прямой королевской власти в Западной Африке, но в настоящее время Корона испытывала трудности с поиском губернаторов, желающих служить на Сан-Томе, и, похоже, в период с 1525 по 1545 гг. никто не занимал эту должность. Даже когда были назначены губернаторы, они были не в состоянии сдерживать афро-португальских торговцев, многие из которых действовали, как и их коллеги на реках Гвинеи, с баз на материке.

Сан-Томе теперь наслаждался большим процветанием. Производство сахара увеличивалось, а работорговля процветала, так что между 1535 и 1548 гг. в Антверпен прибыло 112 кораблей с сахаром из Сан-Томе 86. Богатство острова было таково, что в 1525 г. moradores получили хартию на основание Senado da Camara, — привилегию, которая поставила их город в один ряд с такими городами, как Гоа и Лиссабон. Значение Сан-Томе еще больше возросло, когда в 1534 г. он официально получил статус епископства, хотя, как и в случае с губернатором, ни один епископ не желал занимать свою кафедру в течение первых двадцати лет. Эта крохотная колония оставалась в своего рода подвешенном состоянии между официальной и неофициальной империей. Его церковью в основном управляло мулатское духовенство без епископского контроля, а функции ее правительства выполнял городской совет без какого-либо королевского губернатора или капитана, который руководил бы его делами. В отсутствие королевского губернатора остров, по сути, контролировался самоуправляющейся олигархией плантаторов и свободных черных португальцев 87. В анонимном отчете, датированном серединой века, с восхищением говорится о "черных жителях, которые очень умны и богаты и воспитывают своих дочерей на наш манер, как в отношении наших обычаев, так и нашей одежды"88. Тем временем островитяне свободно торговали рабами и бросали вызов королевской монополии, предположительно управляемой факторией в Конго. Попытка Короны установить эффективное королевское правительство в Западной Африке зашла в тупик.

Бразилия

В то время как эти события разворачивались на Сан-Томе, Корона попыталась утвердить свою власть в Бразилии, еще одном регионе, где деятельность Португалии во многом зависела от инициатив частных торговцев. Однако здесь угроза интересам Короны была совсем иной.

С момента ее открытия в 1500 г. интерес португальцев к Бразилии в основном ограничивался обменом бразильской древесины у местных индейцев. Те немногие поселения, которые были построены, представляли собой не более чем торговые склады, где можно было хранить древесину в ожидании прибытия кораблей. Здесь, как и в Гвинее, некоторые португальцы дезертировали с кораблей и обосновались среди индейцев, образовав смешанные расовые общины lan"ado. Самым известным из этих ренегатов был Диогу Алвариш, известный как Карамуру, который основал свое собственное "племя" в районе Баии и сыграл важную роль в ранней истории Бразилии, снабжая продовольствием проходящие корабли и выступая в качестве посредника в коммерческих контактах португальцев и индейцев 89.

К началу третьего десятилетия века ситуация на побережье Бразилии стала меняться. Между 1511 и 1514 гг. Эштеван Фроиш и Жуан де Лиссабон исследовали южное побережье Бразилии и вошли в Рио-де-ла-Плата. Затем, в 1515 г., Хуан Диас де Солис, еще один португалец, находившийся на кастильской службе, вошел в устье реки Платы, где он был убит и съеден местными жителями 90. В 1519 г. за ним последовал Фернан де Магальяйнш, который зимовал на патагонском побережье. В том же году вторжение Кортеса в Мексику положило начало эпохе завоеваний на материковой части Центральной Америки, и в 1524 г. банк Вельзеров из Аугсбурга заключил контракт на право исследования и управления территорией, которую он назвал маленькой Венецией (Венесуэла) вокруг озера Маракайбо. Затем, в 1526 г., Карл V поручил Себастьяну Каботу исследовать реку Рио-де-ла-Плата и ее притоки и основать там поселение. Обширным участкам бразильского побережья, на которые претендовала Португалия, угрожало вторжение как с севера, так и с юга.

Однако более непосредственной угрозой была угроза, исходившая от французских кораблей, которые, несмотря на Тордесильясское соглашение, еще в 1503 г. начали посещать побережья Бразилии для торговли бразильским лесом, и их численность в 1520-х гг. быстро увеличивалась. Вскоре португальские и французские торговцы вступили в конфликт и начали оказывать поддержку различным группам индейцев в происходивших небольших локальных войнах. Более того, утверждалось, что французы были не только несанкционированными нарушителями, но и протестантскими "лютеранами" — утверждение, которое, казалось, было драматически подтверждено, когда протестантские пираты захватили корабли Кортеса с сокровищами в 1523 г.91 Хотя португальская Корона учредила "береговую охрану" для действий против французов и оплачивала ее расходы благодаря контрактам на продажу бразильского дерева, эта вялотекущая франко-португальская война внезапно приняла более серьезные масштабы, когда в 1531 г. французский корабль захватил португальскую факторию в Пернамбуку и удерживал ее в течение нескольких месяцев 92.

В результате этих угроз, и в то время как португальцы интриговали, чтобы обеспечить безопасность своей базы в Диу и таким образом расширить власть Эстадо да Индия на северную часть Индийского субконтинента, Корона решила, что неофициальные колонии на бразильском побережье должны быть узаконены, а другие районы побережья взяты под прямой королевский контроль посредством создания новых официальных поселений. Идея, стоящая за этой мерой, заключалась в том, что постоянные поселения будут противостоять французскому влиянию среди индейцев, подтвердят португальский суверенитет в этом районе и решат еще одну проблему — тот факт, что бразильские леса у побережья в значительной степени были вырублены, а индейцы все более неохотно продолжали поставлять древесину из внутренних областей страны по старым смехотворным ставкам оплаты. Рай, который Ваш да Каминья описал дону Мануэлу и который был великолепно разрисован попугаями и индейцами в перьях на португальских картах того периода, начинал приобретать облик земли индейских войн и ритуального каннибализма, где невинность и легкость наживы быстро исчезали.

В 1530 г. Мартим Афонсу де Соуза, один из великих португальских конкистадоров, который впоследствии стал вице-королем Индии, был послан для организации защиты бразильских факторий. С четырьмя кораблями и четырьмя сотнями человек он в течение года крейсировал вдоль бразильского побережья и в 1532 г. основал две небольшие колонии в Сан-Висенте и Пиратининге в южной части земель, на которые претендовала Португалия. Он также отправил вооруженную экспедицию во внутренние районы страны в 1531 г., после распространения слухов о существовании серебряных рудников — слухов, которые должны были подтвердиться в следующем году вследствие завоевания Писарро империи инков 93. Мартим Афонсу рекомендовал дону Жуану III разделить все побережье Бразилии на четырнадцать "капитаний" с целью организации поселений.