Дайте стройбату оружие! Общий Рабочий файл

Шульц сверился с картой, нарушил радиомолчание и сообщил о местах скопления войск противника. Через час немецкие бомбардировщики устроят русским солдатам ад на земле.

Повторяя изгибы большака, самолёт Шульца летел вдоль южного склона водороздела. Довольно часто большак пересекал ручейки и овраги, промытые в глубокой древности потоками воды от тающих ледников. Небольшие речушки, преодоление которых могло стать проблемой для механизированных колонн, были только в окрестностях сёл Пигулино и Хмелита. Правее села Ломы, начинались дремучие леса с проплешинами многочисленных болот. Между болот извивались редкие змейки узеньких лесных дорог, выходящих к деревням, стоящим на холмах, вокруг села Богородицкого.

Пилот разведывательного самолёта майор Шульц отлично понимал, что каждый овраг, каждый ручей, каждая возвышенность рельефа могли бы стать пунктами ожесточенной большевистской обороны. Могли бы, но не станут. В первые же часы наступления, немецкая авиация превратит в металлолом батареи и артиллерийские засады, стоящие в придорожных рощах. Разобьёт и перемешает с землёй многочисленные укрепления. После этого в прорыв пойдут славные немецкие танкисты, уничтожающие последние русские танки и убивающие русских солдат, лишенных поддержки тяжелого вооружения. Дело довершит героическая немецкая пехота, которая растопчет своими сапогами былое величие России.

Очередная победа германского оружия неизбежна вследствие того, что в небе господствуют немецкие истребители, штурмовые самолёты и бомбардировочная авиация.

Видимо, от Шульца, флюиды благодушия передались "Молчуну", который впервые за весь полёт улыбнулся пилоту и тихонько замурлыкал старинную немецкую песню о воине — победителе, который возвращается к своей любимой с кошельком, полным золотых монет.

Шульц выполнил поворот "на правое крыло" и лёг на прямой обратный курс, проходящий немного левее русла речки Бестрень. Фотографируя леса, кустарники, поля и деревни, не имеющие оборонительных сооружений и воинских подразделений противника, Шульц недоумевал, зачем нужно тратить дорогую фотоплёнку и, согласно полётному заданию, особенно тщательно "отработать" эту часть маршрута.

"Молчун" напряженно вглядывался в детали земного пейзажа и делал пометки на своей карте. Когда под самолётом блеснула водная полоска реки Вязьма, Шульц убрал листок с выполненным заданием в планшет, набрал высоту в шесть тысяч метров, опустил солнцезащитный козырёк и взял курс на свой Смоленский аэродром.

Басовито и уверенно пели гудящие двигатели самолёта. И пилоту хотелось петь, когда он видел, что сделали с русскими войсками немецкие бомбордировщики, вызванные Шульцем в сёла Пигулино и Княжино. Внизу горела техника. Валялись перевёрнутые повозки, убитые люди и лошади. Шульц молча фиксировал на фотоплёнку результаты удачных налётов, а душа его пела о величии Германии.

Слепящее солнце, висевшее в безоблачном небе прямо по курсу самолёта, сыграло плохую шутку с опытным пилотом майором люфтваффе Шульцем. Сверху, прямо из сияющего диска, вынырнул тупорылый зелёненький, русский истребитель.

Молниеносная коварная атака "от солнца" и короткая пулемётная очередь, убившая бортового стрелка Пауля, сделали самолёт Шульца беззащитным от атаки "сверху", а русский пилот на последних каплях горючего "заложил" "мёртвую петлю" и, словно сокол, бьющий добычу, в стремительном пикировании, последними патронами прошил правый двигатель и правый бензобак (из которого запитывается левый двигатель) немецкого самолёта...

Жители станции Канютино видели, как немецкий самолет, стараясь сбить пламя с горящего крыла и дотянуть до немецких войск, стремительно, словно по наклонной горе, заскользил в сторону фронта, а "Сталинский сокол" пошел на вынужденную посадку, на Холм-Жирковский большак — единственное чистое место в окрестностях небольшой станции, окруженной густыми еловыми лесами.

Шульц не мог покинуть горящий самолёт потому, что командир полка, по указанию "Молчаливого" не позволил Шульцу взять с собой парашют.

"Майор Шульц" — сказал полковник — "Вы должны благополучно вернуться вместе с этим человеком на свой аэродром или погибнуть вместе с ним. Так приказали из Берлина".

Шульц не смог выполнить указание командира, хотя делал всё, чтобы спасти себя и таинственного пассажира. Шульцу удалось сбить пламя, посадить самолет на колхозное поле, где стойка шасси подломилась, попав в развальную борозду.

— Дьявол побери этих русских крестьян, которые не могут ровно пахать свои поля!

Самолёт перевернулся. "Молчаливый" выбрался из кабины, выволок стонущего Шульца и спросил: "Как Вы себя чувствуете, майор?".

— Кажется сломана нога,

— Хорошо, я сейчас вам помогу. Как снимаются Фотоаппараты?

После этого, "Молчаливый" вытащил из самолёта фотоаппараты. Убедился, что мёртвый Пауль, вывалившийся из своей разбитой кабины, действительно мёртв. Подошел к травмированному Шульцу и выстрелил ему в голову.

— Прощайте Шульц, я не могу тратить на ваше спасение своё время.

"Молчаливый" упаковал фотоаппараты к кожаные чехлы, вытащил из кабины планшет убитого пилота, сжег карту и листок полётного задания, бросил спичку в лужу вытекающего бензина и побежал к лесу, унося фотографические материалы съёмки местности, где ему и его десантникам предстоит захватить в плен роту путешественников во времени.

За спиной удаляющегося "Молчаливого", в огне горящего бензина, начали взрываться четыре тысячи восемьсот двадцать не использованных пулемётных патрона.

Макар Колобов

Через несколько часов огонь "съел" на самолёте всё, способное гореть или плавиться. Выгорела вокруг самолёта, до земли, трава, пожухшая от раннего заморозка. Сдул ветер пепел сгоревшего обмундирования с обуглившегося тела пилота Шульца.

Кушать подано...

Тормозя широко раскрытыми крыльями, вонзая во вспухшую брюшину мощные кривые когти, на Шульца опустился старый ворон. Настороженно поворачивая голову, птица осмотрелась вокруг и выклевала сварившиеся глаза мёртвого пилота. Глубоко погрузив клюв в глазницу, ворон достал нежную мякоть мозга, а потом начал рвать когтями и раздалбывать клювом живот, стараясь обраться до свежей тёплой печени.

Так закончил свой жизненный путь майор люфтваффе, кавалер трёх крестов — за Францию, Чехословакию и Польшу — Гихард Шульц. Отныне, присно и вовеки веков, суждено валяться его немецким костям на краю поля, невдалеке от небольшой русской деревни Андреевка, той самой, где двадцать пять лет назад родился младший политрук 558 Зенитно-артиллерийского полка Резерва Главного Командования — Макар Колобов.

За свои четверть века, Макар успел закончить семилетнюю школу и техникум, поработать заместителем директора кирпичного завода, отслужить срочную службу в рядах Рабоче-Крестьянской Красной армии, полной мерой хлебнуть военного лиха в заснеженных лесах и болотах Финляндии, жениться на любимой девушке и порадоваться очаровательной беззубой улыбке гугукающего, пахнущего грудным молоком, сынишки.

Витька Александров никогда не знал, где погиб дядя его матери — политрук Колобов Макар Андреевич, последней весточкой от которого было коротенькое письмо со словами: "Идут тяжелые бои. Остаёмся прикрывать отступление наших...".

В день, когда возле Андреевки приземлился самолёт Шульца, Макар ещё не погиб. Он был в семи километрах от родительского дома. Согласно приказу, политрук Колобов и его зенитчики только что закончили, маскировку последнего уцелевшего орудия из 558-го ЗенАП(а) на танкоопасном направлении — на Канютинской дороге и отдыхали теперь возле костра с ведром, в котором варился грибной суп из мелких осенних говорушек. За четыре месяца боёв, окружений, прорывов и засад, научились зенитчики и кашу "из топора" варить и костры "бездымные" жечь.

Бойцам было не до шуток. Шутка ли, пройти с боями от Белостока до Смоленщины. Единственной радостью для зенитчиков было то, что когда над ними пролетал немецкий разведывательный самолёт "Рама", они завершили маскировку и вражеский пилот не мог заметить их позицию.

Макар, сидя у костра, покусывал сухую травинку и вспоминал как впервые увидел "Раму" не в учебнике, а в небе — утро 20 июня.

В тот день, младший политрук Колобов, замещающий командира батареи, уехавшего в отпуск, стоял на окраине приграничного аэродрома "Желудки" и рассказывал личному составу, прибывшему в его батарею после окончания полковой школы, о необходимости соблюдения воинской дисциплины, о повседневной бдительности по выявлению шпионов и врагов народа, о великой любви Советского народа к своей Родине и большевистской партии. Политрук говорил красноармейцам то, что должен был говорить по плану политико-воспитательной работы, разработанному комиссаром полка.

С запада, высоко в небе, появился двухфизюляжный самолёт Шульца и безнаказанно сделал несколько кругов над аэродромом со стройными рядами самолётов и свежеокрашенными домиками аэродромных служб, соединенных прямыми, посыпанными желтым песком, дорожками в обрамлении выбеленных известью бордюров.

Проводив взглядом вражеский самолёт, Макар задумчиво поглядел на пополнение и заговорил: "Товарищи красноармейцы, Родина оторвала нас от заводских станков и колхозных полей, чтобы в случае войны вы защитили её от врага. Родина дала нам личное стрелковое оружие и скорострельные зенитные орудия. Родина одевает и кормит нас. Родина и наши близкие надеются, что мы в любых обстоятельствах сумеем выполнить свой воинский долг и сдержим клятву, данную в присяге.

В своей пламенной речи Макар покривил против истины. В формирующемся полку была одна винтовка на двух красноармейцев и одна зенитка на сорок человек личного состава. Один автомобиль на три зенитных орудия. Кони и тракторы должны были поступить в полк только после начала массовой мобилизации.

А вот насчет исполнения воинского долга, Макар не грешил. Свежи в его памяти тяжелые бои с белофиннами. От сорокаградусного мороза, артиллерийские тягачи и машины превращались в груды стылого металла. Без сена и овса мёрли кони. Мёртвая, промороженная конина делилась мизерными кусочками между ослабевшими, обмороженными бойцами, которые, по приказу, примкнув штыки к своим винтовкам, поднимались в атаки и выбивали врагов с прекрасно-укреплённых линий обороны.

Знал политрук Колобов на что способен русский солдат, когда ему скажут: "Надо!".

Сам был простым солдатом. И неплохим солдатом.

Вспомнились Макару дни, когда их полковая разведка почти неделю не могла добыть языка. А язык нужен был позарез. Со дня на день ожидали в полку приказа о наступлении на мощный укрепрайон с не выявленной системой огня, замаскированными долговременными огневыми точками и скрытыми в лесах артиллерийскими батареями. Почти каждую ночь уходили разведчики на поиск языка. Уходили и не возвращались.

А однажды, под покровом метели, приползли в расположение роты красноармейца Колобова финские диверсанты. Те самые, которые в два-три ножа, ночью могли вырезать сначала заснувших от усталости часовых, а потом и роту спящих красноармейцев.

Часовой Макар Колобов не спал. Смог он одного матёрого диверсанта на штык одеть, второго — прикладом оглушить, а третьего — под себя подмять, сунуть мордой в снежный наст и держать, пока не подоспели товарищи.

За захват пленных, подарил командир разведроты Макару царский подарок — полную фляжку спирта, а комиссар полка пристально посмотрел на худощавого, жилистого бойца и что-то записал в своём блокноте. Записал, запомнил, не забыл. Вспомнил про красноармейца — стрелка Колобова, когда возвратились с войны остатки пехотного полка.

Став политруком, вчерашний солдат отлично понимал, что громкими лозунгами и регулярными политбеседами не научишь вчерашнего колхозника или рабочего науке воевать и побеждать сильного врага.

Поэтому, все свободные вечера, до поздней ночи, Макар просиживал за учебниками и пособиями из гарнизонной библиотеки.

Красноармейцев нужно учить на том, что есть. Основное оружие зенитчика не строевой шаг, не винтовка, а зенитное орудие. Вот им и должен владеть зенитчик, словно пехотинец штыком, не раздумывая над действиями, доведя свои действия до автоматизма, а автоматизм до совершенства.

— Будем учиться, товарищи красноармейцы!

В нашем, а теперь и в вашем родном полку ещё не хватает коней и автомашин для буксировки орудий. Мы не сможем сегодня, как хотелось бы, выехать на полигон для проведения учебных стрельб, но никто не мешает нам на месте дислокации, проводить занятия и повышать слаженность работы орудийных расчетов по прикрытию вверенного аэродрома.

Товарищи красноармейцы, мы не должны поддаваться на провокации немецких лётчиков, желающих найти повод для подлого вторжения на нашу землю, но если фашисты вероломно нарушат нашу священную границу, наше возмездие должно быть немедленным и беспощадным. Поэтому, давайте перейдём от слов к делу и займёмся боевой учёбой, закрепим ваши знания, полученные в полковой школе. Разойтись. Сбор у орудий, через двадцать минут".

Красива Белорусская земля в июне-месяце. Блестит голубым серебром речная вода. Радуют глаза зеленеющие леса. Наливаются колосья созревающих хлебов. Пасутся на лугах стада удоистых коров и коротко-остриженных овец. Плывут в синем небе огромные белые облака, Ласково греет солнце добрых, весёлых трудолюбивых людей, работающих на полях и в деревнях.

Почти у самого солнца, "стоит" в небе едва видимая стая голубей. Стремительно проносятся над аэродромом длиннокрылые стрижи. Неторопливо, держа в длинном красном клюве лягушку, возвращается с болота к своим подросшим птенцам белый аист. Краем аэродрома, пролетает на паровое поле, кормиться червями, стайка грачей.

"Батарея! Аист с юга" — командует Макар.

Наблюдатели незамедлительно определяют высоту, скорость и курс летящего к аэродрому аиста.

Командиры орудий называют подносчикам снарядов тип необходимых дистанционных взрывателей. Подносчики бегом волокут к зениткам требующиеся боеприпасы, Заряжающие клацают орудийными замками, наводчики крутят рукоятки наведения орудий.

— Батарея! Стрижи с запада.

— Батарея! Аист с севера.

— Батарея! Голуби сверху.

— Батарея! Грачи с запада...

— Курс, скорость, высота, упреждение...

— Батарея!

Взмокли от пота и покрылись соляными разводами гимнастёрки орудийных расчетов.

Несмотря на усталость, всё быстрее и быстрее ловили наводчики, в прицелы своих зениток, силуэты пролетающих птиц. Так и прошли два дня наряженной тренировки.

Ранним утром двадцать второго июня, когда со стороны границы донесся многоголосый гул немецких самолётов, зенитная батарея младшего политрука Колобова встретила фашистских стервятников мощным заградительным и поражающим огнем. Вражеские бомбардировщики сворачивали с первоначального боевого курса, натыкались на облачка зенитных разрывов, разваливались в воздухе от прямых попаданий или, чадя горящими двигателями, уходили за кромку леса.

Лавируя между бомбовых воронок, изуродовавших взлётную полосу, разгонялись и отрывались от земли на исправных истребителях "сталинские соколы", чтобы набрав высоту, закрутиться в клубке смертельной схватки с Геринговскими ассами.