Крылья Тура.

— Точно не помню, Александр Сергеевич, кажется — числа пятнадцатого января. Что-то так.

— Проходите вот сюда, Виктор Михайлович, садитесь на этот диван, разговор у нас будет долгий. Чаю?

— Да не откажусь, если разговор будет долгий.

Мы одновременно рассмеялись. Яковлев прошел к своему столу, что-то нажал. Не успел он вернуться к своему креслу напротив дивана, на котором сидел я, как открылась дверь и девушка в кокетливом фартучке и наколке вкатила симпатичный сервировочный столик, сделанный из алюминиевого профиля. На столике был накрыт маленький чайный набор — чашки, ложки, заварочный чайник, термос с кипятком, вазочки с вареньем, пирожные в корзиночке из металлической сетки. Все аккуратно, красиво и быстро. Да, мне думается, в Конторе, как называют КБ его работники, выработан определенный стиль. И это мне нравится. А столик, наверное, он у своего "друга" Вилли Мессершмитта подсмотрел. Все же по заграницам он поездил, много что видел, много что запомнил.

— Наливайте себе, Виктор Михайлович, чего вашей душеньке угодно! Берите лимончик... вот — сахар, пирожные.

— Спасибо, Александр Сергеевич, не хлопочите — я все вижу, а мама меня с руками родила!

— Вот как! Это здорово! — рассмеялся Яковлев, — а папа позаботился о вашей голове, не так ли?

— Абсолютно верно! — тут уж рассмеялся я.

— Пейте, пейте чай, Виктор Михайлович. А я пока вам кое-что скажу.

Яковлев на минуту задумался.

— Вы знаете, Виктор Михайлович, как я был удивлен, когда получил ваше письмо. Сказать, что я был сильно удивлен — значит, не сказать ничего. У меня даже ворохнулась мысль — а как это может быть? Только что, в декабре 42-го года я и несколько моих самых доверенных людей только задумались о возможности — я подчеркиваю! — о возможности работ по созданию глубоко модифицированного самолета, набросали лишь самые общие наметки, как приходит письмо от никому не известного... Простите, Виктор Михайлович, но это так и есть на самом деле... от никому не известного лейтенанта Туровцева, и нате вам! В его письме, по сути, дана концепция нового истребителя! Как это понимать?

— Так и надо понимать, — совершенно спокойно заявил я, со вкусом прихлебывая хорошо заваренный, душистый и терпкий чай. — Так это и надо понимать, товарищ главный конструктор, что думали мы об одном и том же. Только вы — как конструктор боевой техники, а я — как специалист, эксплуатирующий эту технику в бою.

Яковлев в изумлении откинулся в кресле.

— Да-да, нет тут ничего удивительного, никакой чертовщины и волшебства. Мы действительно думали об одном и том же. По крайней мере — я об этом думал. О том, что мне очень нужен истребитель завоевания господства в воздухе. И что он должен представлять из себя следующее...

* * *

Глава 3.

... я поставил чашку на сервировочный столик, подумал, и все же уцепил одну шоколадную конфету. Давно я не ел шоколадных конфет! Хорошо...

— Вы знаете, Александр Сергеевич, я еще в Сталинграде, в госпитале, после того как меня сбили, долгими ночами думал — а как так получилось, что мы все время отстаем от немцев по ряду летно-технических характеристик наших истребителей? А потом понял, что я не совсем прав в своих рассуждениях.

Вот взять, например, И-16 и Ме-109 самых первых серий. Оба запущены в производство в 34-35 годах. Месс, правда, немножечко позже ишака... Оба — монопланы с убирающимся шасси, оба скоростные для своего времени истребители, оба вначале были вооружены лишь пулеметами. Месс скоростнее, ишак маневреннее. Да и не очень уж и сильно ишак отставал от месса по скорости. Ведь максимальную скорость для самолета как определяют? Ну, вы и сами знаете... Определенная высота, наиболее подходящая для оптимальной работы мотора, температура, давление, определенные обороты, выверенный вес, полет по прямой... Да и готовят самолет перед замером скорости не так, как готовят к вылету истребитель на фронте. А в бою как? А в бою на максимальной скорости не летают — никакой ас этого не сможет сделать. Там ведь как? Скорость нагнал, подскочил к самолету противника — и, чтобы точно отстреляться, скорость надо подсбросить. Очередь дал — и снова — "по газам" и вперед! А ишак очень легко скорость набирал — только сектор газа стоило дать вперед. Особенно на последних типах моторов.

Так вот. Сам я на ишаках летал только в училище, боев на нем я не вел. Мне повезло сразу Як-1 получить... Но другие летчики много рассказывали... Ишак вполне сопоставим с "Эмилем". Более того, он довольно легко его "делал", особенно — если затащить месс на виражи! Как говорили ребята — ишак вокруг столба развернуться может. Шутка ли — вираж 16 -17 секунд! Да и бронирован "Эмиль" был слабовато, пулеметов И-16 на него хватало, особенно — Березина, крупнокалиберного. Во всяком случае, в Испании наши летчики мессеров гоняли, и вы это отлично знаете...

Это ишак, я уже не говорю, что ваш Як превосходил немца и по виражу, и в боевом развороте, и по мощи секундного залпа. Но вот появляется "Фридрих". Все — ишак уже не пляшет... Як-1 еще может драться с ним на равных, но у "Фридриха" мотор все же помощнее будет, так ведь? Примерно на сто пятьдесят — двести лошадиных сил? Ну, хорошо, пусть не двести... Он начинает выигрывать у Яка вертикаль... Но, что очень важно и интересно! Уже можно отметить это как вполне сформировавшуюся тенденцию. Увеличение мощности идет у немцев только в одном направлении — за счет увеличения веса самолета! И это им еще икнется. Этот недостаток станет для них необратимым.

Так вот, в ответ на "Фридриха" вы делаете облегченный Як, немцы быстренько подсуетились и выдали Ме-109 F-2, а потом — F-4. Вы — "Як-1б"! Отличный истребитель! Облегченный, маневренный, с достаточным по убойной силе для боя с истребителями противника вооружением. Правда, 105-ый мотор все же слабоват для него... Ну — не может он дать того, чего бы мне, как летчику-истребителю, хотелось! Не могу я ввинтиться в небо, как ракета! Но тут у немцев появляется "Густав", и это уже серьезно. Отличный истребитель! Скоростной, маневренный, устойчивый к повреждениям. Правда, если его зажечь — горит весело! Говорят, у него в металле обшивки марганца, что ли, много... Или магния — уж извините, не знаю.

Яковлев, внимательно меня слушавший, рассеянно покивал головой.

— "Густав" — это серьезно, — повторил я. — Но, заметьте, Александр Сергеевич! Все его плюсы построены на одном, но огромном, минусе! Это опять увеличение веса. Я даже не говорю о "пятиточечном" мессе, он явно перетяжелен. Мы на фронте заметили, что изменилась тактика боя у немцев. Они и раньше избегали маневренного боя с нами. Нет, если мы их затягивали, то дрались — мастерства и опыта немцам хватало. Но — не любили, старались сразу уйти. Не их это бой — грудью на грудь. Маневренный бой — это наш вид воздушной войны. А немцы все чаще и чаще стали использовать всего один прием. Если отбросить все красивости, его можно описать так: "Ударил — и беги!" Или бомбу бросил, и удирай во все лопатки. Не только месс с подвесами — тот действительно, тяжелый. На скорости просвистит, даст очередь, попал — не попал, и летит себе дальше по прямой! Пока опять высоту для атаки не наберет — не вернется. А частенько и не возвращается вообще! Так даже трехточечные "Густавы" так стали воевать. Ведь нам же видно — на высокой скорости потерял месс управляемость, не может крутиться как мы, все больше прямо летит. Или сразу после атаки уходит на вертикаль. Еще больше стали немцы маневренных боев избегать. Ударил и ушел — стало для них нормой и тактическим приемом. Но это — если фриц наших поймал... А если наоборот? Если у него высота меньше или скорости нет? А маневренный бой он вести не может? Тогда — все! Тогда иди сюда, милый! Я тебя сейчас потрошить буду. И потрошили ведь... Да вот, не сочтите за хвастовство, однажды мы звеном раздраконили девятку мессов над Сталинградом за три секунды. На Як-1б мы летели, правда — летели с превышением...

Яковлев снова кивнул, мол, слышал я про это, продолжай.

— Так вот я и подумал, товарищ Яковлев, а какой будет ваш ответ фашистам? Так оно по всему и выходит — нужно еще более облегчить Як. Вплоть до того, что снять к чертовой бабушке с него все ненужное оборудование! Для ночных полетов, к примеру. И фару тоже. Ну не летают фронтовые летчики по ночам! Для перехвата ночных бомбардировщиков немцев "ночники" ПВО у нас есть. Все облегчить, что можно! Убрать тяжелые деревяшки из силового набора фюзеляжа, крыльев. Отделку улучшить, все щели закрыть, лючки резиновыми прокладками обеспечить.

Да! У Ила вон — бронекороб служит силовым каркасом самолета. А почему бы на Яке мотораму не сделать неотъемной частью каркаса фюзеляжа? А площадь крыла? Если я все правильно помню из теории — площадь крыла, она же "площадь смачиваемой поверхности", и дает основное трение, а, значит, — волей-неволей снижает скорость самолета. К тому же — меньшая площадь крыла должна, как я понимаю, дать лучшую маневренность. И вообще — надо десять, двадцать, да что там! Сто раз продуть самолет в аэродинамической трубе, убрать, зализать все лишнее, максимально улучшить аэродинамику!

Яковлев что-то черкнул в блокноте и снова незаметно для себя кивнул.

— Я вас, Александр Сергеевич, вашему делу учить не собираюсь. Все это вы и без меня знаете. Но так болела душа на фронте! Так хотелось получить от вас самый лучший истребитель — легкий, скоростной, маневренный, с мощным вооружением! Так, что бы только увидев нас в небе, у немцев "цыганский пот" на заднице выступал!

Я выдохся и замолчал. Что-то распелся я курским соловьем, аж в горле пересохло. Спокойнее надо, где там мой чай? Остыл уж, наверное...

Тут слово взял главный конструктор.

— Ну, хорошо, Виктор Михайлович! Многое вы уже высказали в своем письме, многое у нас уже воплощено в металле, так сказать... Два самолета-то практически уже готовы, облетывают их уже... Кстати, хочу вам предложить совершить пару-тройку вылетов в рамках летных испытаний. Мы вас включим в группу, временно — но включим... Это не помешает... — он еще что-то пометил в блокноте.

— Так вот! Кое-что уже сделано, кое-что я услышал от вас впервые... Чувствуется, что вы много об этом думали... Да, кстати! Могу вас порадовать — моторостроители клянутся и божатся, что дадут для нового истребителя новый, более мощный мотор — "семерку"! Это будет просто отлично! Это позволит настолько повысить... — он замолчал, постукивая себя карандашом по губам, и глубоко о чем-то задумавшись. — Это позволит, в том числе, установить и более мощное вооружение... Мощности хватит... Мощности тогда много на что хватит... Черт! Нужно было закладывать еще два-три самолета!

— А что мешает подготовить не два-три, а с десяток самолетов, Александр Сергеевич? Насколько я знаю, технологически новый Як почти не отличается от Як-1, так ведь? На вашем опытном заводе их легко и быстро соберут, поставим разное вооружение, разное оборудование, бензобаки, что там еще? А потом — на этих истребителях — да и на фронт! Провести войсковые испытания, а? В нашей эскадрилье, Александр Сергеевич? Ребята счастливы будут!

— Погодите, погодите, Виктор Михайлович! Экий вы горячий! Еще ни коня, ни возу, а вы уже войсковые испытания! Где их проводить, это мы с Генштабом посоветуемся. А вас в любом случае в группу испытателей включим. Вас и вашего ведомого, так? Ведь разрывать пару нельзя, я правильно понимаю? Вот и хорошо.

Теперь давайте договоримся так. Официально — вы прикомандированы к нашему конструкторскому бюро на период подготовки и проведения испытаний нового истребителя. Значит — на вас будет распространяться статус летчика-испытателя, соответствующие денежные выплаты, режим рабочего дня, питание и все такое. Соответствующий приказ мы подготовим. Но вы, я вижу, еще не совсем здоровы. Так что, пока сделаем вам "свободное посещение лекций". Я вас представлю группе, пока походите, потолкайтесь среди народа, поговорите о том — о сем, поделитесь своим фронтовым опытом и наблюдениями. Они нам будут очень полезны, я в этом уверен, понял из нашего с вами разговора. А потом — начнем летать и там посмотрим... Ну, что? По рукам? Вот и отлично! А сейчас — можно перекурить и, через... да, через десять минут прошу на первое для вас совещание по И-30. Так у нас называется новый истребитель. Прошу!

* * *

На столе Яковлева звякнул телефон, и он отвлекся. Потом стукнули двери, и в кабинет зашли два авиационных генерала. Я бочком-бочком, по стеночке, выполз из кабинета главного конструктора и замнаркома авиапромышленности. В приемной уже толпился народ. Я никого не знал и лишь молча рассматривал людей, одетых в белые халаты. Надо же! Мы боремся за высокую культуру производства.

Через минут восемь нас всех вновь пригласили в кабинет Яковлева.

Все расселись за длинным столом для заседаний, покрытым привычным зеленым сукном. Через равные промежутки на столе стояли лакированные деревянные стаканы с остро заточенными желтыми конструкторскими карандашами, на сукне стопками по три лежали дешевые блокноты для записей. Я открыл один блокнот. Его листы были пронумерованы и прошиты. Однако! Тут я вспомнил, что все разговоры, которые ведутся в этом кабинете, являются секретом и государственной тайной, и уважительно положил блокнот на место. Куда уж мне-то супротив тайн поршневого истребителя! Может, рассказать им что-нибудь про самолеты пятого поколения? Или подпирающие их боевые беспилотники? А что это сейчас даст? Да ничего! Вот и промолчим, памятуя, что... — правильно! Молчание — аурум.

Расселся народ тоже интересно. На одной стороне стола сели военные в немалых чинах, на другой — инженеры-конструкторы в белых халатах и костюмах. Я каким-то образом попал на сторону "конторских". Как гость, наверное.

Совещание, как я и был извещен, было посвящено проблемам доводки нового истребителя. Его заводской шифр — И-30, это и будет знаменитый Як-3.

Ну, а сейчас, у будущего замечательного истребителя был болезненный период неизбежных и разных детских хворей и неполадок — проблем с кишочками-трубопроводами, сыпь на некачественном плексе фонаря, то утечки, то запоры в пневмосистеме, разные сложности с радиаторами, обтюраторами и еще какой-то технической хренью. Я не инженер, к сожалению, чтобы понимать все тонкости технических проблем. Достаточно ясно было одно — неладно что-то в Датском королевстве. Я имею в виду, что птенец еще не научился летать. И будет ли он летать так, как задумывали его создатели — это еще вопрос...

Все совещание, которое прошло в достаточно жестком и требовательном тоне, я просидел тише воды и ниже травы. Кукарекать мне было еще рано. Ведь я даже не представлял себе, что такое средняя аэродинамическая хорда! Которая, кстати, довольно часто упоминалась в ходе совещания. А ведь Виктор Туровцев должен был бы знать этот термин, он ведь его наверняка учил. Видимо, никому, кроме конструкторов, эта самая хорда и не нужна. По крайней мере, в полку я никогда про нее и не слышал. Без нее как-то летали. Так, что-то я разговорился, плюнуть на эту хорду и забыть!