Когда растает снег...

— Не зря Берия его в лагеря отправил! — со злостью произнес Пономаренко. — Кто еще?

— А потом много их было, — пожал плечами Михаил. — В 64-м генсеком Брежнев стал, но им дружки его крутили как хотели... Суслов, вроде — некоторые говорят, что он 'серым кардиналом' был, хотя официально отвечал только за идеологию. Косыгин, он еще Председателем Совета министров стал, с Либерманом еще... Они еще реформу устроили, которая, как мой товарищ один говорил, 'отменила социалистическую экономику'.

— Косыгин — Председатель? — насторожился Пономаренко. — Главой государства, значит, стал?

— Формально — наверное... Но фактически у нас там всем генеральный секретарь руководил.

— Вернули, значит, все как прежде, — усмехнулся Пономаренко.

А Михаил продолжил перечислять. Сказал про Андропова и тот идиотизм, что тот устроил, оказавшись у власти. Про его выдвиженца — Горбачева, про 'перестройку', 'гласность' и прочие прелести так называемого 'социализма с человеческим лицом'. Про Ельцина, Кравчука, Шухевича и беловежский сговор. Про некоего Гайдара...

— Это который? — насторожился Пономаренко.

— Внук 'того самого', — ответил Михаил. — Егором звали... Потом еще были Чубайс, Черномырдин, Гамсахурдия.

Еще несколько минут Михаил перечислял фамилии и, если мог вспомнить, должности, но потом Пономаренко вдруг прервал его.

— Изложишь все на бумаге и передашь мне лично! — заявил он. — Больше никому ничего не сообщать!

— Хорошо, — согласился Михаил.

— Кто еще в курсе? — наконец, спросил товарищ Пономаренко.

— Только батя... И то не про все, — ответил Михаил.

Откровенно говоря, он бы предпочел сказать 'никто'. Но Пономаренко почти наверняка почувствует ложь — для него это давно должно было стать профессиональным качеством. А, значит, оно станет только хуже.

— Мать, жена, сестра-братья?

— Не знают ничего, — ответил Михаил.

— Это хорошо, что не знают, — заметил глава государства, настроение его явно несколько улучшилось. Предупрежден — значит, вооружен. — Почему сразу не сказал-то?

— А мне бы поверили? — усмехнулся Михаил. — Приходит такой и говорит — 'здрассьте, я из будущего'... И куда бы после этого отправили? В 'дурку'?

— Скорее всего, — согласился ПредСовмина.

'А если б и поверили, то заперли бы куда-нибудь подальше — и сидел бы ты как птичка в золотой клетке', — мысленно дополнил Михаил, но вслух произнес другое:

— Да и кому говорить? К вам-то просто так не попадешь, а где гарантия того, что не наткнешься на заговорщиков?

— Согласен, — вдруг усмехнулся Пономаренко, хотя Михаил вдруг подумал, что тот подумал и о не сказанном им — и, пожалуй, даже согласился с этим. — В таком случае сейчас идешь в специальную комнату и пишешь все, что знаешь о том будущем... Все документы отдашь мне лично! Тогда и видно будет, когда сможешь вернуться домой.

Эпилог.

— Значит, пришелец из будущего? — задумчиво произнес товарищ Шелепин. — Это многое объясняет.

— Да, — убирая со стола тетрадку с записями Михаила Солнцева, согласился Пономаренко. — Я тоже думал на этот счет... Проверить точно мы, конечно, не сможем. Но я уверен, что это правда.

— Уверен, — усмехнулся в ответ Шелепин. — Предлагаешь решать людские судьбы на основе одной лишь уверенности?

— Так проверь, — усмехнулся почти уже бывший глава государства. — Мне что ли тебя учить? Оформишь всю эту информацию как агентурные сведения, устроишь проверку... А там уж видно будет! В конце концов, в нашем мире судьбы этих людей могли сложиться совсем по-другому...

— Вспомнить хоть гражданина Хрущева, — усмехнулся в ответ Шелепин. — А с самим Солнцевым что предлагаешь делать? Отправить в какой-нибудь закрытый городок под наблюдение?

— А зачем? — вдруг усмехнулся товарищ Пономаренко. — Будь оно десять лет назад — тогда я бы решил так же. Но сейчас... за эти десять лет мы могли убедиться, что он наш, советский человек, так что продавать нас не побежит. Да и куда ему, откровенно говоря, бежать? К французам с австралийцами? Это даже не смешно. Так что... Лучший секрет — это тот, что так и останется ото всех секретом.

— Предлагаешь, значит, никому не сообщать? — поинтересовался Шелепин.

— Конечно... Мы этот секрет унесем с собой в могилу, а если нет никаких документов — значит, оно никогда и не всплывет...

'А неплохо ведь придумано! — одобрительно усмехнулся товарищ Шелепин. — В конце концов, зачем кому-то знать про то, что Советскому Союзу помогал пришелец из будущего? Пусть это и правда останется для всех тайной. Только...'

— А если он сам кому проболтается?

— Маловероятно, — ответил Пономаренко. — Хотя, конечно, полностью исключать такой вариант тоже нельзя. Только кто же ему в этом поверит?

— Значит, будет болтать — отправим в какую-нибудь психушку?

— Именно, — согласился Пономаренко. — Если попытается кому-то заявить, что он пришелец из будущего. А чтобы уж совсем никто не дергался... У нас ведь с фантастикой нынче плохо стало? Вот и закажи нашим писателям книги про пришельцев из будущего, которые будут пытаться 'отменить' Долгую зиму... или 'переиграть' Великую Отечественную.

— Лист лучше всего прятать в лесу...

— Именно что! Назовем новый жанр... ну, например, 'альтернативной историей'. Тогда даже если Солнцев что-то и сболтнет по дури, то кто же ему поверит?

— Перечитался, скажут, 'альтернативок'! — ухмыльнулся в ответ Шелепин.

Предложенное решение выглядело столь изящно, что Шелепин даже восхитился. И пусть потом этот Солнцев попробует кому-то доказать, что это не так. Даже если попытается — все будут лишь крутить пальцем у виска. А если совсем уж дойдет до крайности — вызовут психиатрическую бригаду... Перетрудился, скажут. В конце концов, многие гении ведь имели проблемы с психикой?

Хотя, конечно, наблюдение за товарищем Солнцевым следует оставить. Нет, никаких намеков на 'пришельца из будущего'! Всего лишь присмотр за 'советским гением', ценным кадром для страны!

* * *

Города-призраки — города, которые когда-то были, но теперь их больше нет... Сколько их таких разбросано по просторам Сибири после Долгой зимы? Но Норильске был крупнейшим... И, самое главное, в его окрестностях до сих пор не сошел слой многолетних снегов — хоть прошло уже десять лет с момента извержения.

Нет, это не было настоящим оледенением вроде того, что начиналось в северной Скандинавии... Всего лишь многолетний снеговой покров вроде того, что еще четыре года назад лежал даже за Уралом. Вот только чем дальше на север, тем медленнее отступали многолетние снега...до Норильска, по прогнозам, дело дойдет еще лет через восемь-десять. Вот только никто в правительстве еще не определился на счет целесообразности восстановления города.

С одной стороны, никель стране нужен до сих пор... И пусть недавно начали разрабатывать месторождение в бывшей Воронежской, а нынче Балашовской области, но оно не перекрывало потери Норильска. А еще его разработка была связана с немалыми трудностями — ведь нужно было не только руду добыть, но при этом и не угробить сельское хозяйство окрестных территорий. Например, обогатительную фабрику пришлось строить аж в нескольких сотнях километрах от месторождения — и гонять туда вагоны пустой, бесполезной руды...

Правда, с Норильском в плане транспорта тоже было невесело. Северный морской путь стал полностью несудоходен даже в летнее время года. Так что гипотетически оставалось лишь два способа вывозить оттуда ценное сырье. Либо восстановить Трансполярную магистраль, которая после Долгой зимы оказалась в полностью непригодном для эксплуатации состоянии. Так что для возобновления движения ее придется буквально переложить заново. Либо речными судами по Енисею, а затем по Транссибу в центр страны.

Но, помимо этого, возникал один вопрос. Если и раньше зимние температуры в Норильске порой достигали шестидесяти градусов мороза, то сейчас на Норильской метеостанции, где зимой и летом жило несколько советских метеорологов, фиксировали морозы и в семьдесят градусов. И как жить и работать в таких условиях? Разве что делать вахтовый поселок и работать только летом?

Вопрос, конечно, оставался важным — ведь никеля в стране был острый дефицит... Да, сколько-то добывали на Урале и под Балашовом, сколько-то везли с Кубы. Но хотелось бы больше! И это заставляло задумываться над восстановлением дороги в Норильск... А для этого требовалась Трнансполярная магистраль! А восстановление ее работы требовало многих миллионов советских рублей... Но самое главное даже не в деньгах. Самое главное — в ресурсах... Ведь дорогу придется перекладывать по новым, разработанным на основе опыта Долгой зимы, технологиям, со специальными морозостойкими рельсами, которые нынче кладут только на Транссибе... А потому дело будет весьма небыстрым... Но разве сейчас нужна спешка? Всего лишь надо наладить постепенную, планомерную работу... Ну а там уж, лет через десять-пятнадцать, можно будет и в Норильск вернуться! В конце концов, разве какие-то морозы могут остановить тех, кто победил Долгую зиму?

* * *

Стоя на станции вместе с Викой и Василисой, Квета смотрела куда-то вдаль... Вчера Михаил прислал телеграмму о возвращении в город — и вот теперь они стоят и ждут его поезд...

— Жалко, у меня прав нету, — вздыхала Вика. — А то на машине приехали бы...

Ну да, могли бы и приехать. А так придется ехать на хорошо уж знакомой словачке 'пятнашке' — благо, что с переводом маршрута на использование трехвагонных сцепок народу набиваться стало куда меньше. Хотя в час-пик даже сейчас народу было многовато, из-за чего в городе уж стали ходить разговоры о строительстве метро... В конце концов, миллион-то уже есть? Особенно если брать вместе с расположенным на другом берегу Энгельсом... Вот только пока на то в стране не было ни денег, ни возможностей.

Когда-то Квета мечтала попасть в страну социализма... Верила в то, что там совсем другая жизнь, что там все прекрасно. Издалека Советский Союз казался страной мечты... Во всяком случае, для сторонника социалистических идей.

Странно, но... Пытаясь полить грязью коммунистов, американская пропаганда тем самым рисовала СССР куда сильнее и могущественнее, чем оно было на самом деле. Помнится, еще в США Квета удивлялась — если у СССР столь большая военная (а, значит, и экономическая — ведь танки с ракетами сами собой не появляются и делением не размножаются) мощь, то почему он еще не захватил весь мир? Реальность оказалась куда прозаичнее... Советский Союз и до Долгой зимы был страной далеко не столь богатой и могучей, как то можно было предположить... Да и агрессивность его американская пропаганда сильно завышала. Долгая зима же окончательно разорила страну... Так что не до метро тут — наладить бы в более важных областях нормальную жизнь!

Но вот и объявление о прибытии их поезда... Пройдя на нужную платформу, они терпеливо ждут появления тепловоза с едущей вслед за ним вереницей пассажирских вагонов. И вот уж вдали наконец-то появляется долгожданный тепловоз ТЭП60. И спустя еще пару минут поезд останавливается у платформы — и женщины начинают оглядываться по сторонам в поиске Михаила. Однако появляется он все равно неожиданно...

— Привет, Вик! — радостно улыбаясь, обнимает жену мужчина. — Ну вот я и вернулся...

— Привет! — с трудом удерживаясь от того, чтобы не поцеловать мужа прямо на людях, улыбается Вика. — Приехал, наконец-то! Как же долго мы тебя ждали...

— Что поделаешь, Вик... Дела! — только и смог ответить Михаил.

Ну да... В этот раз в Москве он провел больше месяца — причем, за это время успел понаблюдать и смену главы государства... Пономаренко ушел со своей должности накануне праздника Революции — так что на трибуну Мавзолея в этот раз взошел уже не он, а товарищ Шелепин. Новый Председатель Совета министров и генеральный секретарь ЦК КПСС.

— Буду теперь писать мемуары про Долгую зиму и ходить на встречи с пионерами! — когда 10 ноября Михаил последний раз встретился на даче с товарищем Пономаренко, усмехался тот. — Как бы не хотелось иного, но... Не хочу стать таким, как ваш Брежнев!

'Или как Сталин в последние полтора года', — мысленно заканчивал Пантелеймон Кондратьевич, но эти его мысли остались для Михаила тайной. Бывшему главе государства хотелось, чтобы люди запомнили его бодрым и уверенным мужчиной, а не дряхлым, больным старичком... А ведь здоровье у него уже и так сдавало! Пусть и пытался не показывать этого на людях. Однако внезапно мысли с воспоминаниями Михаила и веселую болтовню Вики, стремившейся как можно быстрее поделиться с мужем новостями последнего месяца, прервал совершенно уж незнакомый голос.

— Kveta, si? — послышался рядом незнакомый голос.

— Папа, ты? — буквально остолбенев от удивления, уже привычно по-русски произнесла Квета. — Но... как?

— Moja dcéra! — радостно улыбаясь, произнес мужик. — Som tak rád, že ťa vidím!

Улыбающаяся до ушей Квета тоже перешла на словацкий, и смысл дальнейшего разговора остался от Михаила с Викой тайной... Видя такую радостную встречу родных людей, они предпочли оставить их наедине друг с другом, а сами поспешили на трамвай...

Постэпилог.

'Эх, старость не радость!' — с трудом ковыляя вверх по склону, думал Михаил Васильевич. Достав из кармана джинсов карманный телефон, он подслеповато взглянул на часы... Без семи одиннадцать! А ведь когда-то мог добраться до этого места куда быстрее... Но ведь семьдесят лет — не семнадцать и даже не тридцать семь...Ну да ничего, уже немного осталось!

Зайдя в небольшой лесок, Михаил дошел до полянки с родником... Эх, были времена! Даже вдруг вспомнился их с Викой выпускной, когда они как маленький дети брызгались водой из крошечного озерца! Следующими были уже воспоминания о том, как они с Викой ходили сюда отдохнуть и, как говорила его жена, 'набраться сил'. Для нее это и впрямь было какое-то особенное место — с самого детства... И именно потому, едва ли не единственный раз в жизни воспользовавшись служебным положением в личных целях, Михаил постарался сделать так, чтобы все здесь осталось как в те далекие времена. Когда они были еще молоды и полны сил...

Да, жизнь они прожили не зря... Четверых детей нарожали, внуки вон нынче пошли уже... Эх, как же Вика была рада им! Помнится, ей было всего сорок семь когда у их старшего сына родилась первая дочка... Которую в честь бабашки тоже назвали Викой. Эх, были времена... По должности Михаил тоже сделал немало полезного для советской страны и советского народа... Но это тоже уже в прошлом. Бывший конструктор сельскохозяйственной техники и электронных приборов... Бывший начальник одного из КБ. Бывший директор НИИ 'Волна'. Бывший министр электронной промышленности и бывший заместитель Председателя Совета министров... Да, все это уже где-то далеко в прошлом! В какой-то миг Михаил мог и вовсе стать генсеком и ПредСовмина, но от такой чести предпочел отказаться. Лучше быть хорошим вторым, чем плохим первым. А стать главой государства... Не потянул бы он — в этом Михаил мог себе честно признаться. Пусть лучше товарищ Нестеров страной руководит — у него к этому лучше способности...