И все равно ей было не по себе. Начиная со вчерашнего дня, когда наконец-таки разрешилась ситуация с Теруми, Ринго никак не могла собраться с мыслями. Чувство легкой опустошенности, посеянное в душе с того самого момента, никак не желало пропадать.Ринго была разочарована — бросив все свои силы на воспитание достойной замены, она не ожидала такого подлого удара в спину от собственной же ученицы. "Я не желаю ограничиваться лишь постом твоей преемницы", — в лицо ей заявила Мей, когда разочарованная её успехами Ринго, решилась на серьезный разговор.
— Неблагодарная дрянь! — в ярости сплюнула куноичи, задетая за живое одним лишь воспоминанием. — Кем она себя возомнила?
Яростный бросок и очередной сенбон вновь увяз в деревянной мишени на половину собственной длины.
"Куда делся тот животный страх передо мной, владельцем одного из великих мечей, который Мей демонстрировала в момент нашего первого знакомства? — недоумевала обозленная и оскорбленная непочтением Ринго. — Кто она такая, что может позволить себе так выражаться в моем присутствии?"
Плевать на всю её гениальность, плевать на её темпы обучения и превосходные гены! Эта девчонка практически плюнула в лицо той, чье имя зачастую боятся произносить в пределах родной деревни! Как Ринго могла терпеть такое? Как она могла пытаться склонить в свою сторону ту, что кажется, с самого начала не воспринимала её всерьез?!
— Пусть катится, куда хочет! — процедила сквозь зубы разбушевавшаяся куноичи, вкладывая всю ярость в очередной бросок острого сенбона...
Вот только на этот раз никакого удара об дерево не последовало — игла пущенная со всей яростью и злобой будто растворилась в воздухе, так и не достигнув мишени.
— Девушка, девушка... — раздался позади Ринго голос, насквозь пропитанный издевкой. — Может не стоит раскидываться иголками? Иначе, чем ты портки мне шить будешь?
Вмиг узнав этот голос, Ринго не могла на него не отреагировать — одно незаметное движение и в следующее мгновение её руки уже лежали на столь родных рукоятях самых острых в мире мечей.
— Кушимару Кириараре ... — протянула мечница, медленно поворачиваясь навстречу новоприбывшему гостю. Гостю, который, как она могла отметить, совершенно не изменился со времен их последней встречи — все тот же долговязый мечник с копной соломы на голове и маской АНБУ на лице. — А разве не ты главная швея среди Семи мечников?
Ринго разве что не видела, как скривилось лицо под маской самодовольного пижона, так была очевидна его реакция на её слова. Она знала, что, несмотря на свой род деятельности и способ расправы с врагами, его весьма сильно задевало подобное сравнение. Знала и активно этим пользовалась, имея прекрасное представление о том, чего еще можно было от него ждать. Раздраженно дернулись плечи задетого парня, взлетела левая рука, отправляя обратно хозяйке недавно перехваченный в воздухе сенбон, запел тонкий, похожий на иглу меч, еще мгновение назад ютившийся на спине. Ринго прекрасно ощущала ярость своего коллеги по подразделению, чувствовала вспыхнувшую жажду убийства, видела резкий рывок в её сторону... видела, но не шевелилась, зная, что угрозы попросту не было.
И была права — острие меча, описав незаметную взгляду обычного человека дугу, замерло в микроне от тонкой шеи девушки.
— Юри-тян... — гневно шипел Кушимару, с видимым трудом сдерживая трясущуюся от ярости руку, — ты даже не представляешь, как сильно я хочу зашить твой милый ротик с его гнилым языком...
"Знаю, знаю", — хотела было ответить девушка, как поняла, что её слух зацепился за нечто иное...
"Ю...Юри-тян?!" — эхом зазвучало в голове Ринго слово, распаляя и так весь день пребывающую не в лучшем расположении духа девушку. — Да как он..."
Один лишь миг понадобился Ринго, чтобы взъяриться окончательно, одно лишь мгновение, чтобы понять, что она желает его смерти — подобная фамильярность со стороны именно этого субъекта была недопустима.
— Кушимару-сан, — холодный голос девушки казалось, мог проморозить Внутреннее море до самого дна. — Не слишком ли смелые слова для тебя? На этот раз ты можешь не отделаться отрезанными пальцами. Сшивать тебя придется уже кому-нибудь другому...
— Ух, какие мы грозные, — раздался из-под маски злой смешок Кушимару, продолжающего давить острием на шею мечницы. — Не нравится имечко? Неужели именно так называла тебя та девка? Неужели наше яблочко так сильно расстроились из-за какой-то соплячки?
Разумеется, нет, но...
— Это не твое дело.
— Еще как мое, — перебил её шиноби, продолжая веселиться за чужой счет. — Мы же все-таки напарники, а они помогают друг другу. Вот я и подумал, что надо тебе помочь...
Нежно, едва ли не любя, Кушимару провел рукой по висящей на поясе металлической нити, смотря прямо в глаза девушке.
-...ведь уж что-что, а налаживать "связь" между людьми я умею. Вы будете неразлучны... во всех смыслах.
Не понять смысл его слов мог лишь только не знакомый с ним человек, но Ринго была не из их числа. Она прекрасно помнила жертв этого маньяка, что любил своим извращенным способом, который при её желании никогда бы не относился к владению мечом, связывать друг с другом тела еще живых противников, наблюдая за их предсмертными муками. Помнила она и его игры с такими беднягами...
Ринго сама не поняла, как у неё получилось остановить собственную руку с Кибой, заряженным чакрой Райтона под завязку. Клинок, дернувшийся в стремлении располовинить столь бесящий субъект, неожиданно для самой девушки наткнулся на внезапно возникшую стену её собственного хладнокровия.
Нет, что-что, а убивать его было нельзя — Мизукаге-сама, что запретил стычки внутри их группы, не делал различий между провокаторами и провоцируемыми... Он просто казнил и тех и других. А значит...
— О, да-а... — улыбнулась Ринго, прекрасно зная как заткнуть этого человека. — Об этом мы уже наслышаны... Ты и твоя "связь" с Джинпачи всегда вызывала у нас много вопросов...
Она попала в точку. С удовольствием наблюдая, как в очередной раз дернулась голова задетого словами мечника, Ринго продолжала:
— Эх вы, наша "Бессердечная парочка"... Никаких чувств, только голые потребности?
— С...сучка! — едва ли не просвистел от гнева взбешенный парень, что есть сил вдавив меч в шею девушки...
Треск разломанного деревянного манекена, не выдержавшего яростного напора мечника, разнесся по округе. Довольная же Ринго, восседая на ветке двумя метрами выше и дальше, самодовольно наблюдала за медленно осознающим свои действия парнем.
— Мизукаге-сама тебя отругает, — приторно детским голоском запела девушка. — Нам нельзя ссориться друг с другом!
— Заткнись, — сплюнул он и, мигом взяв себя в руки, убрал компрометирующей его меч за спину. — А то я тебя действительно прирежу.
— Мы оба прекрасно помним все прошлые попытки, юноша. Три твоих пришитых пальца уж точно, — продолжала измываться над своим знакомым Ринго. — Потому прошу, не сотрясай попросту воздух. Зачем пришел?
На этот раз Кушимару ограничился лишь пренебрежительным взглядом. Все-таки несмотря на свой горячий нрав, глупым человеком он не был.
— Мизукаге-сама открывает сезон охоты, — наконец-то озвучил причину своего прихода владелец Нуибари. — Вся семерка отправляется на фронт...
Стоило только этим словам достигнуть её слуха, как рот мечницы растянулся в довольном оскале. Наконец-то! Отточенные в постоянных тренировках и мелких миссиях навыки уже давно требовали достойного применения.
Два года, почти два года она ждала этого приказа. Два долгих года она желала во всей красе продемонстрировать весь потенциал своих мечей и искусства бесшумного убийства. Два года она хотела показать всем этим идиотам из других деревень, посылающим на убой едва ли не оторванных от груди младенцев, как на самом деле должны сражаться шиноби. Два года она желала испить вражеской крови...
И этот момент настал.
Да, их будет только семеро, но враги увидят тысячу. Их мало, но количество посеянного ими хаоса будет неизмеримо. Их ход будет неспешен, но слухи полетят быстрее света.
Ринго мигом забыла обо всех трениях со всеми членами её отряда, о Мей и собственных переживаниях. Теперь это совершенно не имело значения. Теперь по её жилам текла лишь горячая и обжигающая жажда крови...
Теперь бежать или прятаться было бесполезно — семерка тумана вышла на охоту.
* * *
Полная изоляция — наверное, так можно было назвать мое положение на борту неизвестного корабля. Странным приказом капитана меня огородили не только от внешнего мира, исключая и так невозможную из-за раскинувшегося вокруг моря возможность побега, но и от всей прочей команды судна. Ну, а как это еще можно было назвать, если за все свое времяпровождение на корабле в выделенной в мое пользование крохотной каюте мелькало, лишь два лица — капитана и бессменного охранника. Со мной не говорили, не отвечали на мои вопросы, не реагировали на просьбы и крики. Помню, был даже момент, когда исчерпав все прочие средства выйти на контакт с человеком по ту сторону двери, я попросту решил заплакать — громко, надрывно и жалостливо. Это была, наверное, самая примитивная психологическая атака для ребенка моего возраста... самая примитивная и абсолютно бесполезная — мой надзиратель был до смешного невозмутим.
Меня исправно кормили, хоть я и не представлял сколько раз в день. Вообще, все ощущение времени странно менялось в этой комнатке без окон и с одной единственной дверью. Бывали моменты, когда я, даже при всем своем желании не мог сказать, сколько прошло с момента последней трапезы или вывода на гальюн. Даже Бьякуган оказался бессилен в своем желании мне помочь — моя каюта находилась едва ли не по центру торгового судна, отделенная от свежего воздуха двумя и более толстыми деревянными перегородками, что не позволяло мне наблюдать за ходом времени снаружи. Сказать же, что я не пытался преодолеть этот барьер, значит не сказать ничего. Другое же дело, что весомых результатов достигнуть так и не удалось.
Неудивительно, что в подобной обстановке мне сложно было найти повод для улыбки и смеха. Не обделенный свободным временем я вновь и вновь задумывался над собственным будущим, что теперь уже не казалось столь радостным, как раньше. Если, уходя от Манабу, я и имел четкий план дальнейших действий, то теперь же, с вводом новых переменных, он рушился к чертям. А ведь все так хорошо задумывалось... Миновать на кораблях все военные столкновения, добраться до Страны горячих источников, найти их какурезато, отказавшейся от судьбы военизированного селения, вырасти там, впитывая все необходимые знания о чакре и её управлении и вновь вернуться к тому, ради чего все это и задумывалось... Это казалось столь простым и... безопасным.
Теперь же все усложнилось. Я был слеп как котенок, даже несмотря на наличие в глазах Великого додзюцу. Кто меня вез? Куда? Что меня там ждет? Как много времени у меня есть? Целая серия вопросов без ответов, что собой формировали картину безрадостного будущего. Мне срочно нужно было выбираться, мне срочно нужно было хоть что-то...
...Мои глаза закрыты, дыхание ровно, тело расслаблено, а сознание пусто...
Я собран, сосредоточен и нацелен.
Стена передо мной больше не казалась каким-нибудь препятствием или преградой, нет. Я видел путь, видел дорогу, понимал, что она ни каким образом меня не ограничивает, не мешает, а лишь дает возможность продолжить свой ход. Уголки моих губ тронула слабая улыбка — наконец-то, по прошествии столького времени мне удалось убедить себя во всем этом.
Я встряхнул головой, изгоняя ненужную радость из головы — лишние мысли были не допустимы. Чувства мне заменяло знание того, что теперь у меня было все — и цель, и средства, и возможности. Я мог, желал, надеялся...
Два ручейка энергии, повинуясь моему желанию, вновь переплелись друг с другом, смешались и, что есть сил, рванули по телу вниз, в ступни. Кожа привычно вспыхнула огнем, но я не остановился — подобное ощущение уже давно вошло в привычку. Легкий шаг на стену, сопровождаемый выплеском, как желания, так и чакры, и вот, с некоторым придыханием, я убираю опору со второй ноги...убираю, инстинктивно закрывая глаза, готовясь к очередному удару об деревянный пол.
... Но его не последовало. Прошли долгие мгновения, пока до меня не дошло осознание того, что все получилось — я стоял... стоял на стене. И в тот же момент я распахнул глаза, пораженный и удивленный собственным же успехом. После стольких попыток, после стольких синяков и ссадин у меня наконец-то вышло! Сдержать радостный выкрик, казалось было просто невозможно...
...недоумение пришло гораздо позже. Лишь тогда, когда легкая эйфория отступила, я вновь смог мыслить трезво
"Мир не изменился" — наверное, это все, что я мог сказать, когда полностью осознал произошедшее. Не изменился от слова "совсем". Не поменялось мое ощущение пола, не сместился центр тяжести, не перевернулся сам мир в моих глазах. Все, что происходило со мной, пока я стоял на стене, слабо поддавалось моему осмыслению. На мое тело с двумя ногами на стене, вытянутом вдоль настоящего пола на высоте полуметра, совершенно не воздействовала гравитация, не заставляла клониться к земле или прилагать хоть какие-либо усилия, для того чтобы удерживать себя в таком положении. Я просто выпирал из стены, как какая-то ветка на древесном стволе и никак не мог принять это как данность. Это было слишком необычно и... волшебно. Происходящее было настолько выбивающимся из рамок моей реальности, что мне буквально пришлось заставить себя в него поверить. Несомненно, я столкнулся с самым волшебным моментом в своей жизни. Вот только...
Завороженный происходящим я потерял таким трудом достигнутую концентрацию. Ток чакры резко прекратился и, мгновением позже, моя спина с неприятным глухим стуком таки воссоединилась с деревянным полом.
Но даже так, лёжа на болящих лопатках и морщась от раздражающего гула в голове, я не мог прекратить улыбаться. Да, мне наконец-то удалось приобщиться к тому миру, которому принадлежал по рождению.
Мой взгляд пробежался по пустой каюте, где мне приходилось находиться, и вновь остановился на отвесной стене, покоренной не столь давно. Вот к чему привела скука и полная отстраненность от внешнего мира — к прогрессу. Ценой собственного похищения я добился того, чего мне всегда не хватало. Именно здесь я, не имея ни возможности, ни направления для побега, не испытывая потребностей и занятости, смог полноценно посвятить себя саморазвитию. Пускай я не знал, сколько пробыл в этих застенках, но зато видел, что все это было не зря.
А раз не зря, то я просто обязан был продолжать, чтобы по прибытию в порт у меня было хоть что-то, что могло помочь мне успешно покинуть это неприветливое место.
* * *
Радость и страх, предвкушение и дурное предчувствие, тоска и желание быть подальше — все смешалось в душе у бравого капитана, стоило только родной земле замаячить на горизонте. Изгнанный за проступок, но вернувшийся с весомым откупом, Райзо не сводил глаз с таких близких, но далеких берегов. Берегов, один шаг на которые, с легкостью мог закончиться его смертью.
