Мастера иллюзий

Совершенно по-простому облизнув пальцы, Балдур спросил:

— Как зовут тебя, дуал?

— Артем.

— Смотрю, у Вобера наконец-то получилось выпестовать карающую длань, — усмехнулся грандмастер. — Вот только войдешь ты в полную силу ох как нескоро, да и то, если не пришибут раньше времени. Вобер рассказывал, скольких кандидатов схоронил до тебя, мечтая создать разрушителя иллюзий? Молчишь... значит не рассказывал, использовал втемную. Обещал показать другие миры, научить всяким фокусам за сущую малость — прихлопнуть Балдура Рашиди.

— Вы террорист, с такими надо бороться.

— Да ты что?! А чем занимались вы не далее, как вчера? Разнесли половину улицы, убили двух достойных мужчин, а ведь у них есть семьи, дети...

— Они знали, на кого работают и сознательно шли на риск.

— Почем ты так в этом уверен? Или уже научился читать мысли? И чем ваши методы лучше моих? Я, по крайней мере, людей не губил...

— Потому что Клод помешал и успел всех вывести, — совсем расхрабрился Любимов, перебивая грандмастера.

— Повезло ему, обычно он действует как дилетант. Это же надо додуматься смазать дверные петли самым вонючим солидолом! Я почувствовал его запах за десять шагов.

— Тут скорее Мирам постарался, — пробормотал Артем.

— Что? Этот перебежчик? Вобер запудрил ему мозги, а тот теперь думает, что свободен, хотя ровным счетом ничего не изменилось — у него теперь просто другой повелитель, причем форменный неудачник. Твой Вобер даже девушку свою защитить не смог, о чем тут вообще говорить?

— Зато вы просто герой, особенно хорошо у вас храмы взрывать получается.

— Для общения с богом посредники не нужны, — отмахнулся Балдур. — Тем более все неправильные отражения скоро схлопнутся, чего жалеть?

— А как же люди?

— Истинно верующие возродятся, а неверным и жить незачем!

— Вера без любви — фанатизм, — парировал Артем.

— Я вижу на твоей груди крестик, ты веруешь в бога, так скажи мне, что бы ты сделал, если бы знал, что твой мир окружают одни враги и Господь требует уничтожить их всех, как они того и заслуживают?! — воскликнул Балдур и с размаха воткнул нож в апельсин.

Грандмастер требовательно смотрел на Артема, дожидаясь ответа, а тот заметил, как в до этого непроницаемых глазах собеседника засверкали красные огоньки. Голые ноги обдало холодком, Любимов вздрогнул. Он понял, что должен чувствовать психиатр, когда обнаруживает, что сидящий перед ним пациент вовсе не тихий параноик, как предполагалось ранее, а самый настоящий маньяк, тем более наделенный особыми способностями и немалой властью. Артему захотелось оказаться как можно дальше отсюда, но всё-таки он спросил, превозмогая страх:

— Вы хотите сказать, что Бог говорит с вами?

— Вплоть с того момента, как он сказал мне: "Встань и иди!", благодаря чему я прошел сквозь камень в другой мир.

— Знакомые слова, — пробормотал Любимов и уже громче поинтересовался, стараясь не глядеть в глаза грандмастеру: — Но почему вы решили, что в других отражениях живут одни враги?

— Где бы я не был, меня встречали злые и недалекие люди, они понимали только язык силы. Когда Аллах прекратит откликаться на их жалкие мольбы, мой мир станет единственно правильным, он начнет процветать, это будет рай на земле, понимаешь, дуал?

— Послушайте, а когда вы перешли в другое отражение в самый первый раз, какое настроение у вас было? — спросил Артем, озаренный внезапной догадкой.

— Вот видишь, я говорил тебе то же самое, — подал из своего угла голос библиотекарь, про которого Любимов и думать забыл.

— Чепуха! — отмахнулся Балдур. — Если я злился или был в гневе, это не могло повлиять сразу на все отражения. Я защищу свой мир силой прародины, а другие вымараю из ткани бытия, как ошибку, хотите вы того или нет. А ты, дуал, задумайся вот о чем: почему твой Вобер учил тебя иллюзии только разрушать? Ведь ты способен и создавать их! Может, этот неудачник просто не хотел растить себе еще одного конкурента?

Балдур легко поднялся со стула и подошел к Артему, поигрывая ножом.

— Я ухожу, чтобы иссушить еще одну лжесвятыню, а ты сиди здесь, думай и жди моего возвращения. Не пытайся сбежать, дворец полон охраны.

— Но ведь Кааба — главный символ мусульманского мира, её нельзя просто так разрушить! — воскликнул Артем, чувствуя, что проигрывает.

— Глупец, её надо сжечь обязательно, иначе мусульмане начнут относиться к ней, как к идолу, что некоторые из них уже и делают.

Грандмастер растворился в темноте арки, оставив Артема в полном смятении. Неужели Клод просто использовал его, чтобы отомстить? Не может быть, ведь они друзья! Но разве друг пошлет на верную смерть? Ведь по словам Балдура, Артем не первый дуал, которого учил Клод. Вот только все предыдущие сгинули... а что сделал бы Вобер, если Артем также остался бы в том подземелье? Вздохнул и пошел бы искать нового добровольца? А как же гибель отражений?

Насколько Артем узнал Клода, тот не тянул на роль циничного лицемера, был иногда легкомысленным, но его искренне трогало чужое горе и он боролся против зла, причем часто выигрывал. Лукавит Балдур, ох лукавит, но и Вобер не говорит всей правды. Что же делать? Выбираться отсюда надо, вот что! Тем более Балдур серьезно настроен разрушить Каабу, и надо во что бы то не стало помешать ему. Ведь грандмастер проговорился-таки, он признал Землю Любимова прародиной, и теперь Артем понял, почему Казанский собор начал восстанавливаться сам по себе. Пусть пока духовной проекцией, но на неё как на скелет быстро нарастет всё остальное, материальное, и тогда прародина не сгинет в ледяной черноте космоса, а там, глядишь, и другие отражения выстоят.

Артем встал с постели и запахнулся в одеяло, как патриций в тогу.

— А скажите мне, дедушка, как поскорее выбраться отсюда?

— Почему ты думаешь, что я стану помогать тебе? — спросил библиотекарь, заложив книгу закладкой.

— Да хотя бы потому, что оторвались наконец-то от чтения. К тому же вы слышали наш разговор и, сдается мне, не во всем согласны с вашим повелителем.

— Ошибаешься, дуал, он мне как сын, но ты прав в другом: Балдур кое-где заблуждается, и серьезно. Это я разбаловал его. Иногда расшалившихся детей надо наказывать, чтобы они выросли достойными людьми и не натворили глупостей, вот только когда любишь, понимаешь это слишком поздно...

Исповедь старика прервал грохот с улицы. В комнате потемнело, точно задернули шторы. Выглянув в окно, Артем увидел облако пыли, заслонившее солнце. Надрывался громкоговоритель, из боковых дверей во двор сыпались солдаты в песочной форме. Где-то застрекотал автомат.

— Если не ошибаюсь, штурма дворца не было уже лет двести, — задумчиво проговорил старик. — Хоть какое-то развлечение кроме книг! Если твои друзья не совсем глупцы, это отвлекающий маневр. Хм, а мне Аллах дает знак... что ж, пойдем, думаю, всё-таки надо помочь тебе. Я покажу ход наружу.

Не веря своему счастью, Артем направился за библиотекарем. В голове пульсировало: его не бросили, друзья пришли за ним! Старик отодвинул пыльную портьеру, раскрыл незаметные створки в стене и указал в темный лаз.

— Через него ты попадешь на конюшню, примыкающую снаружи к дворцовой стене.

— Спасибо огромное, вы мне очень помогли!

— Прежде всего себе. Поступай, как знаешь, дуал, но прошу: если у тебя появится шанс убить Балдура, не делай этого. Он еще может исправиться.

— Хорошо, — кивнул Артем, думая о том, что вряд ли его сил хватит когда-нибудь, чтобы тягаться с грандмастером иллюзий.

— Спасибо за данное слово, а вот моё ответное: Балдур когда-то также прошел дорогой мертвых, а Вобер нет. Понимаешь, что это значит?

— Неужели я тоже могу стать грандмастером? — спросил потрясенный Артем.

— Именно! А теперь иди и помни о своем обещании.

Артем сунулся в лаз, но в последний момент замешкался.

— С вами ничего не случится?

— Не беспокойся. Балдур испорчен, но не настолько, чтобы угрожать своему учителю.

Глава 20

Джидда-Мекка.

...Смолин нырнул в толпу и стал невидимкой, белый ихрам сделал его неотличимым от тысяч паломников, бредущих по степи. На это и рассчитывал Павел — беглецы не заметят погони и не откроют огонь, что в таком скоплении народа чревато. Не успел майор порадоваться своей предусмотрительности, как скривился, будто раввин при виде атеиста. Его напарника жертвы явно не тревожили — Ломов пер вперед катком по дороге, расталкивая паломников, точно ледокол торосы, и плевать хотел на скрытность. Полицейский джип отстал, прикинувшись гражданским транспортом, но даже выключенная, 'люстра' на крыше сразу выдавала принадлежность автомобиля к органам правопорядка. Смолин чертыхнулся и побежал, лавируя меж бредущими фигурами. Надо молить бога, чтобы беглецы были всецело заняты ремонтом мотоциклов и не смотрели по сторонам.

Паломники с интересом взирали на сорокалетнего мужика, бегущего по сорокоградусной жаре. Многие освобождали путь и со значением тыкали вслед, обращаясь к спутникам — видишь, как человек торопится исполнить хадж? То-то же, понимать надо!

Проявляя чудеса ловкости, Павлу удалось-таки оставить Шрека позади. Забирая вправо, майор по прикидкам уже отсек беглецов от степи и теперь сбавил ход, восстанавливая дыхание. Мелькнул в белом мареве черный мазок. Смолин на ходу достал убранный было пистолет и в ритм с идущими приблизился к мотоциклам. Паломники загодя обходили брошенные в луже масла байки, стараясь не запачкать белоснежные одежды. Павел огляделся по сторонам, даже подпрыгнул несколько раз, но везде видел только равнодушные лица и никакого следа беглецов. Со стороны дороги подоспел отдувающийся Шрек и с ходу бухнул:

— Что?! Упустили?

— Ты когда-нибудь на зверей охотился? — в свою очередь спросил майор.

— Не доводилось, а причем тут это?

— К добыче подкрадываться надо, а не переть буром.

— Ну вот, опять меня виноватым сделали! — Ломов утер куском ихрама обиженное лицо и буркнул: — Что теперь?

— Думаю, они сменили облик, как делал это Вобер, но мы-то знаем их цель. Очки не потерял?

— В машине.

— Хорошо! На джипе мы прибудем в Каабу раньше и устроим засаду. Пошли, я так обсох, что даже твою буржуйскую колу готов попробовать.

Вернувшись в автомобиль, Смолин заставил Ломова нацепить очки с одним стеклом и глазеть по сторонам — вдруг да увидит беглецов?

— Этим людям явно помогает иблис! — заявил Магомет.

— Да и не люди это вовсе, — сказал Смолин, но объяснять водителю подробнее не стал.

Дорогу вновь запрудили паломники, джип еле продвигался в людском море. Ломов ерзал на задних сидениях, выглядывал в люк, надеясь заметить байкеров, и нервничал всё больше:

— Если так дальше будем тащиться, они нас пешком обгонят!

— Радуйся, что мы на колесах, да и хадж сейчас стал намного либеральнее. Ещё век назад путь к святым местам занимал годы, — заметил Смолин. — Последние километры до Мекки верующий вообще должен был проползти на коленях, а лучше на животе.

— Да ладно?! — удивился Шрек.

— Ага. Чем сильнее человек страдал по дороге физически, тем паломничество было эффективнее, — продолжил Павел, сдерживая усмешку. — Самый зачёт — если умирал в пути. Это сразу пропуск в рай!

Ломов притих и до конца путешествия молча смотрел в окно, прихлебывая колу. Как он и предсказывал, въехали в Мекку затемно. Автомобиль оставили у полицейского участка, где им обещали приготовить комнату, ввиду полного отсутствия мест в гостиницах города. Смолин решил осмотреться, Ломов покорно зашагал следом, а Магомет отлучился навестить брата, но что-то подсказывало майору, что доклада водителя ждут в одном из неприметных особняков, где обожают устраивать свои штаб-квартиры различные спецслужбы.

Вопреки ожиданиям майора Мекка ничем не отличалась от других арабских городов. Павел напрягал воображение, чтобы испытать душевный трепет — всё-таки в каком-то из этих домов родился основатель ислама пророк Мухаммед! — но особого успеха в этом не достиг. Толпа становилась всё плотнее, майор чувствовал уже не только локоть товарища, но и его горячее дыхание. Ломов тихо матерился. В конце концов майор споткнулся о чью-то спину и остановился, всё пространство впереди заполнили молящиеся.

Перед ними открывался центр Мекки, он же — центр Саудовской Аравии, он же — центр всей исламской цивилизации. Все мусульмане мира, расстелив коврики, сейчас молились, повернувшись в эту сторону, но особого волнения Смолин — вот хоть убей! — не испытывал. Ведь так всегда и бывает, рассматриваешь, к примеру, в книжках пирамиды и Сфинкса, а потом приезжаешь в Египет — и плачешь от разочарования. Пирамиды низенькие, а Сфинкс — с церетелиевского коня на Манежной, и аборигены ужасно приставучие, никакой древнеегипетской культуры поведения!

Изрядно потолкавшись, полицейским удалось пробиться к Священной мечети. Вот тут Смолина наконец-то проняло — и качественно! Вокруг Каабы ходили круг за кругом, не останавливаясь, около полумиллиона паломников. Многие плакали навзрыд от счастья, остальные громко молились. Майор почувствовал, как его увлекает этот поток чистой веры, и уже не особенно сопротивлялся, начиная вспоминать читанные в студенчестве суры Корана, когда его выдернул в грубую реальность Шрек:

— Павел Аркадьевич, а чего они все вокруг камня ходят? Что в нем такого?

— Черствый ты человек, Ломов! Неужели не чувствуешь величие момента?

— Пока нет...

— Эх ты! Сам Аллах послал на землю этот камень, он был сначала белым, но со временем почернел от грехов людских.

— Серьезно? А я думал, грязные руки виноваты. Вон, все трогают его постоянно, — оправдался Шрек, заметив обжигающий взгляд майора.

— Если ты семь раз обошёл Каабу и коснулся её, то в день Страшного суда тебе зачтётся, — процедил Смолин. — Но это не твой случай! Пойдем, пока нас не затоптали.

Полицейские с трудом выбрались из вселенского столпотворения и побрели по улице, уворачиваясь от всё прибывающих паломников. По расчетам Смолина они опередили големов часов на восемь, поэтому можно немного поспать. Координатор ФОС не возражал, но выглядел каким-то обескураженным, точно ему пообещали целый океан, а привезли к заболоченному прудику.

— Что не так? — прямо спросил майор.

— Да вот не пойму я, Павел Аркадьевич, людей этих. Едут сюда со всего мира, плетутся по жаре, рискуют быть затоптанными и всё ради чего? Чтобы нарезать пару кругов вокруг черного камня?

— Максим, хадж — это как спортивное многоборье, за некоторый объем времени надо выполнить определённое количество задач. Тут и обход Каабы, и побивание камнями дьявола, и стояние на горе Арафат. Каждый следующий уровень сложнее предыдущего...

— Но что заставляет людей проходить через всё это? Ну, понятно, хадж, как вы говорили, — один из пяти столпов ислама. Но людей, верующих глубоко и сознательно, я встречал не так уж и много — особенно среди наших. Они что, не понимают, с чем тут столкнутся? Или думают, что хадж разом избавит их от всех грехов — уже сделанных и еще предстоящих?