Царь-дедушка

— Поможешь накидку подвязать? — я поднялся, и князь Мышкин поглядел на меня как на предателя. — Что-то у меня после сегодняшних похождений спина побаливает, а там слева такой хитрый шнурок...

Облачившись должным образом и прихватив посох я, в обществе Шаптура, и под изумленными взглядами всех встречных проследовал в дворцовую часовню, у затворенного входа в которую стоял босой, в старой заношенной сутане, Тумил, и изображал смирение. Очень качественно изображал, но уж я-то своего послушника изучил довольно хорошо — парня от гордости просто разрывает.

— Готов? — спросил я, остановившись рядом.

— Я поступлю по воле своего наставника. — тихо, опустив очи долу, ответил мальчик.

Ой, лисо...

— Хорошо. Мы с братом Шаптуром удостоверимся, что все готово должным образом, и начнем. — сказал я, и вошел в часовню.

Да так и ох... Ох, и удивился же я!

Рядом с парой положенных Ашавану послушников торчали еще четыре фигуры в сутанах, и со смутно знакомыми физиономиями.

— Оч-чень интересно. — прокомментировал я. — И как сие следует понимать?

— Сказано было, что если кто примет на себя знаки временного монаха, и расплетет косу до восхода следующего дня, тот совершит мерзость в глазах Троицы. — негромко ответил Асир.

— И где же ты таких познаний-то набрался? — усмехнулся я.

— У меня есть друг из Обители Святого солнца. — чуть улыбнулся наследник престола.

— Надеюсь ты не про того старого хрыча, который иногда носит на голове золотой обруч с зубцами. Он такое друджа лысого бы вспомнил. — оглядев молодых людей я убедился, что они готовы с царем спорить.

К тому же он — в смысле я, — тут находится в должности простого монаха, так что поприсутствовать на инициации товарища им вроде бы как сам Солнце велел, да и я, вроде как не против.

— Ну и как ты их решил к обряду приставить, преподобный? — спросил я Ашавана.

— Выдал свитки со "Славься", будут петь. — кисло отозвался жрец.

Не в восторге, видать, но спорить с царевичем, это как-то даже чревато. Он когда-то и царем станет.

— Ну и славно. Давайте приступим, пожалуй, произнес я, разворачиваясь.

Хорошо что петь будет не Тумил — ему уроки с Хрисом как-то слабо помогают.

— Пойдем. — я положил руку на плечо Тумила и с удивлением понял, что парня ощутимо колотит. — И не волнуйся, не на Черныша выходишь.

— Было бы там с ним из-за чего переживать... — чуть слышно буркнул парень, глубоко, как перед прыжком в воду, вздохнул, и сделал первый шаг вперед.

Двери часовни распахнулись и грянул удар гонга.

— Кто и для чего явился ко мне?! — дурным голосом взревел брат Шаптур, скрывший лицо под черной маской.

— Отойди, тьма! — громко ответил я, продолжая держать руку на плече Тумила. — Смиренный брат Прашнартра привел послушника Тумила к Солнцу, и нет больше твоей власти над его сердцем!

Монах отскочил в сторону со скорбными завываниями, а мы сделали новый шаг вперед.

А Тумил сделал свой шаг.

И ещё.

А потом выскочили друджи.

Иноки Ашавана, в дико разукрашенных масках, выпрыгнули размахивая кривыми ножами, и потребовали шкуру Тумила.

— Шкура его — пропитанная потом сутана, и большего вам не получить! — прокричал я, убирая руку с плеча отрока.

Завывая, якобы друджи раскромсали одежду на моём стремянном, оставив его лишь в набедренной повязке.

— Освобождён от старых грехов. — возгласил Ашавана, и окропил парня водой, настоянной на розовых листьях. — И пришел к нам, как посвященный брат!

Тумил упал на колени (под гимн "Славься" — молодежь старалась), и я опустился рядом.

Колени скрипнули, и мы с Шаптуром расчесали ему волосы золотым гребнем, а потом, под торжественные гимны, переплели ему косу, попрыскивая на неё розовой водой.

— Ныне ты выбираешь степень служения, и к утру должен мне сообщить, какое избрал. — произнес я.

Парень повернул лицо ко мне, прикрыл глаза на миг, и ответил:

— С позволения наставника, я бы хотел выбрать путь Рати.

Ах-ре-неть! Воин Веры Рати! Вот где он такое вычитал? Их у нас в стране уж под сотню лет не было!

Рати имеет очень много прав и очень много обязанностей. В зависимости от общепризнанной степени просветленности. Тумил до переплетения, так-то, на батальонного капеллана точно катит.

— Где ты решил принять служение, наставляемый?

— В Блистательных, если не запретит наставляющий. Капитан Латмур предложил мне это.

Пришибу Ржавого нафиг.

— Ну что же, коли таков твой выбор... — я поднялся и сделал знак парню последовать моему примеру. — ...то у меня нет причин воспретить тебе этот путь служения. Да будет так, и приступим к процедуре облачения.

Молодняк, по знаку Ашавана, вновь затянул гимн, а успевшие избавится от масок служки, под моим и Шаптура присмотром, начали надевать на Тумила церемониальные одеяния — под все то же опрыскивание розовой водичкой.

Наконец и с этой процедурой было покончено (учитывая небольшой объем одеваемого ашшорским священством даже по наисамым торжественным случаям, нетрудно догадаться, что еще и довольно быстро покончено) и мы с теперь уже экс-послушником заняли места по обе стороны от алтаря.

— Славная Троица, — провозгласил дворцовый капеллан, — очистила вступающего в ряды священства и не дала знаков, которые сказали бы о его недостойности. Так пусть наставник даст наставляемому новое, сакральное имя, под которым он и будет отныне творить благие дела!

Я размял губы и парень заметно напрягся. Ну-да, ну-да, имеет основания — у него память хорошая, наверняка помнит ту мою шутку про желание наречь зубодробительными именами. Одно ему невдомек — я-то их друджа лысого запомню, а уж произнести без запинки... Ничего, пусть поволнуется напоследок — потом только больше радости будет.

— Это непростой выбор, дать своему послушнику достойное имя. — произнес я. — Тут надобно учитывать и деяния былых просветленных, в честь которых мы получаем имена для служения, и как наставляемый себя проявлял, да в чем... Разные мысли приходили мне в голову, ведь ты был достойным учеником, даже царевичей смог в учении наставлять, и потому мог бы быть достоин имени из первой книги Деяний Святых Посвященных.

Молодой человек начал нервничать несколько более заметно — даже позволил себе бросить на меня встревоженный взгляд. Правда от следующей моей фразы его заметно отпустило, хотя и не до конца.

— Но ты решил стать рати, а это означает, что и именоваться должен соответственно.

Я помолчал пару мгновений, улыбнулся, и продолжил.

— Не только святыми славно наше учение, но и героями, кои нашу веру защищали, потому я принял решение дать тебе имя прославленного витязя, покрывшего себя неувядаемой славой во времена Войн Очищения.

Это, в общем-то, не у нас было, а в Парсуде — там, в отличие от принявшей религию "большого брата" Ашшории (по политическим причинам, ясен пень) случилась натуральная религиозная война. Очень давно была, но поют и легенды рассказывают о тех временах по сю пору.

— Звался он князем Длинного Копья, а имя его было — Тумил. В честь него тебя и нарекаю. — сказал я, прикладывая ладонь к знаку Троицы на алтаре.

Нет, надо, пожалуй, быть к окружающим... Не знаю, подобрее что ли? Или более предсказуемым стать — юноша аж покачнулся, и, насколько могу судить, повторил мой жест на чистом автопилоте, пребывая в полном нокдауне и мало чего соображая.

— Отныне ты принят во служение богам и Святой Троице, рати Тумил. — произнес я, а Шаптур ударил в гонг.

На чем, собственно, процедура трудоустройства и закончилась — осталось только оформить по этому поводу документацию и разослать ее по ведомствам. Ашавана сделал соответствующую запись в своем свитке учета церемоний и прочих записей актов религиозного состояния, новообращенный священнослужитель остался на всенощное бдение при запертых дверях, прочие также по своим делам расползлись, а мое величество отправилось писать депеши. Первое — примасу. На обед завтра приглашал, а заодно сообщал о рукоположении Тумила. Не то, чтобы ему обязан был докладываться я, вовсе даже настоятель обители Святого Солнца, при которой парень до сего дня числился на правах командированного, но кой смысл затягивать?

Ну а второе послание — это я действительно отправить был обязан сам.

Отцу Тхритраве, настоятелю обители Святого Солнца и хранителю Реликвии, брату Круврашпури от брата Прашнартры — привет.

Я посмотрел на вступительные слова и счел, что даже несмотря на усталость почерк оказался не шибко корявым и скачущим, так что можно и продолжить, а то забуду еще за делами — и как монастырским отчетность по личному составу закрывать?

С радостным сердцем сообщаю вам, что отрок Тумил, коий вами отдан был мне в послушание, достиг достаточной меры просветления и нынче прошел обряд инициации.

После переплетения косы в знак священства и признания его лет совершенными оный Тумил решил не избирать себе ни пути монашества, ни жречества, а заявил о намерении стать рати и вести свое служение в отряде Блистательных, против чего я не стал возражать, и о каковом событии ныне вас уведомляю.

При рукоположении, имя ему дал в честь героя Веры, Тумила из Длинного Копья, о чем и примасу нашему, Йожадату, уже отписал.

Перечитав депешу я счел, что изложено все необходимо и достаточно, добавил дату и подпись: "Целую, царь".

Завтра с гонцом отправлю.

В дверь постучались, и на приглашение входить в покоях появился чем-то смущенный кастелян-распорядитель Ежиного Гнезда.

— Случилось что-то, князь? — вздохнул я. — Не спишь чего?

— Ничего не случилось, повелитель, все слава Солнцу. — ответил Папак из Артавы. — Только царевич Утмир просил узнать, не соизволите ли вы...

Он помялся.

— Сказку ему рассказать на ночь?

Не, ну что за дети такие пошли? Шлюх им для нормального сна недостаточно, им сказку подавай!

* * *

По случаю вознесного дня на утреннее богослужение приперлось все царское семейство, и мне очень даже интересно, насколько искренне молилась Валисса о том, чтоб я сдох. Деточек я ее обижаю, вы смотрите...

Самым натуральным образом попыталась устроить мне скандал — чего-де это я царевичей в монахи пытаюсь сдать и по обрядам таскаю.

Нет, как в бордель пацанов — так это можно, а как в храм, так вы поглядите! Хорошо что старший внук начал резко взрослеть и клыки показывать, не успел дуре гадостей наговорить.

— Матушка, вы не правы. Мы с Утмиром сами пришли на заплетение нашего друга, вопреки воле государя.

— И сутаны сами надели! — всплеснула руками их мать. — И косы сами заплетали!

— Мы просто не переодевались и не причесывались после похода по столице. — с достойной похвалы выдержкой ответил наследник престола. — И кроме того, я не понимаю, отчего вы, матушка, позволяете себе делать выговоры мужчинам. То что дедушка позволил завести вам свой двор не делает вас хозяйкой на мужской стороне дворца.

Ну ничего себе, какой патриархальный мужик у нас под крылом растет — всего неделя как с женской стороны Ежиного гнезда на плац перебрался, и уже. У нас с невесткой, у обоих, самым натуральным образом челюсти отправились на чемпионат по синхронному отвисанию и взяли там золото. Вот что бордель животворный делает!

Нет, кажется будет мне на кого Ашшорию оставить... если спать будет, а то глаза краснючие, как помидор. И я даже знаю почему — вместе со мной на службу умудрился припереться весь офицерский состав Блистательных и дружно принимает Святые Благословения от молодого парня в шервани, со свежевышитой эмблемой Святой Троицы в окружении дюжины мечей.

Нет, я тоже, конечно, своего стремянного люблю и ценю, но золотой нитью такое вышить можно лишь после семилетнего (по мангальским, а не земным срокам!) монашества, или по решению Конклава о нехилой просветленности конкретного гражданина. Еще можно на особо торжественные случаи — первое богослужение в чине священника на такое спишем. Но ухи открутить двум балбесам все равно надо.

— Дедушка, а можно я с тобой посекретничаю? — пристроился ко мне Утмир, едва мы вышли из часовни.

— Ну пойдем, внук. — я обнял паренька за плечи. — Если это серьезно.

— Ужасно серьезненько. — мальчик сделал большие глаза. — Прям ну очень.

Мы отошли на одну из аллей и присели на скамейку.

— Ну? — улыбнулся я.

— Дедушка, я знаю, что подслушивать нехорошо, честно-честно. — зачастил мальчик. — Но я не специально. Ты когда мне вчера сказку про Жар-птицу и Конька-горбунка рассказал, я аж спать не мог, так это все интересно. Асирка задрых, а я тишком в парк вышел погулять. Ну, со мной же тут ничего плохого случиться не может.

В случае дворцового переворота — может. Где угодно. Говорить это вслух я, конечно, не буду.

— Я... Дедушка, я чужой разговор услышал, только пообещай, что ты Нварда за него не накажешь.

Как говорили в моем старом мире — ничёси.

— Если он не замышлял убийства или измены — клянусь. — со всей возможной серьезностью ответил я.

— Он... Он с Тинкой говорил в беседке. — парень шмыгнул. — У них любовь, деда.

Вот когда и как я у мелких респект такой успел завоевать, что мне как родному прям... Не, я, формально, родной, но не в этом же смысле.

— А ты... дедушка, ты правда сестру замуж выдать хочешь?

— Была такая мысль. — ответил я. — И что?

— Нвард... Он же хороший. — Кот в сапогах из мульта про Шрека может пойти и повесится от зависти, потому как у Усира глаза куда как выразительнее. — Он...

Тут пацан реально хлюпнул носом.

— Он Тинке предложил вместе сбежать. А я не хочу без сестры. И друг он хороший. Дедушка, можно ему на ней жениться?

Боги Мангала — вы есть!!!

* * *

— Вот, величество. — сказал Тумил, раскладывая свитки на столе. — Это деды отобрали из последних прошений и проектов. Говорят, что желательно рассмотреть сразу, прочее — подождет.

Парень замолчал на пару мгновений, приглядываясь к документам, затем усмехнулся и добавил:

— Надо будет за обещанной мздой зайти. Этот, этот и этот вот — он по очереди ткнул пальцем в три эпистолы, — сулили отблагодарить, если смогу ускорить их дело.

— А что же, и зайди. Просьба их по факту исполнена, так что нечего и стеснятся. — я откинулся на спинку кресла. — Что-то еще?

Перед завтраком я, дожидаясь в своих покоях вызванных Латмура с Нвардом, решил заняться делами, и Тумил, как исполняющий обязанности секретаря, тут же помчался в канцелярию — даже переодеться не успел.

— Из документов ничего, но! — царский стремянной многозначительно поднял палец. — Ночью из Тимариани два гонца прискакали, едва ли не разом.

— Да? — я взял первый свиток и сломал печать. — И чего приехали-то? Какие привезли вести?

— Супружницы князя Зулика от бремени разрешились. — с невозмутимым лицом ответил парень. — Обе. Мальчиками. В один день. А гонцов двое, потому как главный министр жен в разных усадьбах поселил, во избежание.