Такие как мы_1ч.

— А мать?

— Старая была. Её отец, ещё до моего посвящения в степь прогнал.

— Всё хотел спросить.... Ева, откуда взялась?

— Старая. Выгнали.

— А Лёлик с Боликом почему с ней?

— Никто не взял. Охотников в роду мало. Прокормить не могли.

— Зачем ты её подобрал?

— Ты мог прокормить. Твоему роду нужны охотники. И... — Немо замялся подбирая слова, — рабочие руки. Ева сильная. Ева нужна роду. — Немо опять остановился, облизывая пересохшие губы. К таким длинным речам он ещё не привык. — Или ты недоволен? Если не доволен, можешь выгнать её и, взять другую. Их теперь много.

— Нет, Немо, доволен. Она оказалась очень полезной моему роду. И она может нарожать мне наследников.

— Наследников? Кто это? Не охотники?

Да уж, такого понятия, здесь тоже нет. Наследовать нечего. Даже фамилии, и той нет.

— Видишь дом? Он мой. И вся земля, что вокруг него, тоже моя. И всё, что на этой земле есть, опять моё. А чьим это будет после моей смерти?

— Другого вождя, — не понял Немо моего вопроса.

— Хорошо, Немо. Представь, что вождём будет такой как Дрыст или Омум. Что станет со всем этим?

— Ничего. Они уведут свой род отсюда. Что не смогут унести, то бросят.

— Вот именно, уйдут и бросят. И мои потомки опять начнут скитаться по степи, превращаясь в дикарей. А что будет с тобой, с Верой, Надей... со всеми кто привык к той жизни, что окружает их сейчас? Немо, подумай. У тебя есть арбалет, мачете, копьё. У тебя тоже есть доля во всём этом, — я обвёл руками вокруг себя. — Ты кому отдашь всё это?

Немо, замер и долго молчал. Я уже думал, что в дикой головке завис не очень мощный компьютер. Но парень пошевелился, и изумлённо посмотрел на меня.

— Я не знаю, Алекс. У нас ничего не остаётся после смерти.... А теперь.... — Он почесал затылок, и снова завис.

Вот и весь расклад получается. Местная цивилизация застыла в статисе. Ничего не остаётся после смерти. И знаний тоже! Не успевают накапливать, а уж обдумывать накопленное.... Об этом и речи быть не может. Нечего-с. Только опыт охоты передаётся, но не от отца к сыну, а от товарищей по отряду, если в отряде есть опытные охотники. А если их нет, то каждый раз им приходиться начинать всё сначала. Охотники, никогда не занимаются своими детьми. Для них, они чужие, и просто нахлебники. Думать о будущем, здесь не принято. Поэтому подкармливают, только своих женщин, а те, если остаётся, делятся со своими детьми. Я помню, как Верка, предлагала дать еду только Еве, когда Немо привёл её в Аурум.

Теперь понятно, почему Немо сбежал. Наверное, иногда в родах появляются люди отличающиеся от остальных сородичей. Они хотят чего-то другого, нового, но не всегда осознают это. Сначала, они незаметно пытаются сделать что-то не так как все, но потом это проявляется. Если это не грозит существующему порядку, то и человеку ничего не грозит. А если грозит? Если вождь и приближённые к нему лица увидят угрозу, то такому деятелю придёт быстрый конец, если он не сделает ноги.

Немо как раз из таких. Он решил изменить порядок обладания самкой, и закрепить её только за собой. И нарвался на неприятности. Поэтому и сбежал в степь, не желая делить её с другими, как это делается среди охотников. Понятия моя женщина, мой мужчина, среди диких племён очень краткосрочны. Или пока не надоест, или пока не забеременеет, что в принципе одно и то же.

Но, прожив в роду, около шестнадцати, или семнадцати Земных лет, и нахватавшийся замашек своих родственников, тем не менее, Верку боготворит. У них, почти настоящая семья, как у нас на Земле. И восприимчив он к новому, в отличие от охотников своего бывшего рода. Жаль, что не как девчонки. Те вообще впитывают всё как губки.

Да, потенциал местных женщин, намного выше потенциала охотников. В смысле развития. Или это только у молодых? Верке с Надей всего-то лет по двенадцать — тринадцать. Ева, к примеру, осваивалась хуже. Если бы не занятие плетением, которое ей даётся легче всего, то привыкание было бы более долгим. И среди пяти женщин "приведённых" Омумом, тоже быстрее всего осваиваются Машка с Дашкой. Остальным тяжелее.

Значит, здесь всё как у нас. Чем моложе, тем восприимчивее. Болик с Лёликом, уже хорошо "шпрехают" на моём языке. Правда, для этого приходиться заставлять, всех говорить только на русском. Но дело движется.

Уф, разобрался.

— Немо, помоги охотникам разжечь костёр, но сюда их не пускай. Пусть остаются за воротами. Сам не выходи. Возьми у Нади огнемёт.... Сильно не жги, дрова им подожжёшь, прямо со стены, и всё. Это их охладит, а огонь согреет. Для остальных, разожгите огонь здесь, без огнемёта. Накормите всех кроме охотников, но не много. На пустые желудки много еды нельзя. И нечего приучать есть на халяву. С завтрашнего дня, еду будут зарабатывать. Все. И те, что за забором, и те, что здесь. Всё, иди. Девчонок в помощь взять не забудь.

Отправив Немо, разбираться с вновь прибывшими, я сцапал бутылку коньяка, и полез на второй этаж в свои "апартаменты". Думы думать, и жалеть себя любимого.

* * *

Ева от меня воротится, и Надька тоже. Каким бы дорогим бухло не было, перегар всё равно одинаков. Хоть самогон, хоть коньяк, хоть виски с содовой. Даже бурбон, со вкусом одеколона, тот же смрад во рту оставляет. Тьфу, завязывать пора, а то разбегутся все от меня. Вожак, блин. Тьфу!

— Надь, — позвал я девушку, смотрящую на меня с соседнего дивана, и дышащую через раз. — Водички холодненькой принеси. Век не забуду.

Надька не шелохнулась. Тихая истерика, сопровождалась редкими всхлипами. Это чего здесь произошло, пока меня... хм, не было. Или я был, но лучше бы меня не было? Натворил, что ли, что-то?

Протерев глаза, наведя резкость, я присмотрелся к всхлипывающей девушке. Синяков нет. Никаких посторонних изъянов, временного содержания, тоже. Уф, это хорошо, значит, не буйствовал.

— Надь, как насчёт водички?

— Ты зачем это делаешь?

Я посмотрел по сторонам, на всякий случай посмотрел на руки. Вроде ничего такого, из-за чего потом было бы стыдно, я не делал.

— Ты о чём, девочка?

Надя встала с дивана и подошла к столу, стоящему у меня в изголовье.

— А-ра-рат, — прочитала она по слогам этикетку на пустой бутылке.

Я откинулся на подушку. Женщины везде одинаковы. Пьёшь, плохо. Не пьёшь, то же ничего хорошего, значит, гуляешь с кем-то. Тьфу.

— Надя, я больше не буду, чесслово.... — прикрыв глаза, я застонал, стараясь разжалобить маленькую женщину, примеряющую горлышко бутылки к своей руке. — Пить. Пить. Помираю...

Надя поставила бутылку на стол.

— Сам сходишь. Ева с Веркой тебя заждались.

Заставлять ждать себя, не хорошо, а заставлять себя ждать, ещё хуже. Значит надо идти.

И кто мне скажет, где же мои штаны? Не помню.

— Под диваном посмотри, — фыркнула Надя, и лёгкой походкой сбежала по ступенькам. Вот и делай этим дикарям хорошее. Никогда не поймут человека, которому очень... хреново.

Около дома, не считая, Маши с двумя детьми в плетёных люльках, никого не было. И не поговорить с ней, и не спросить. С другими женщинами из её бывшей стаи девчонки занимаются, а эта на отшибе осталась. Жаль девчонку. Надо пристроить к кому ни будь.

На новоприсоединённой территории полным ходом шло строительство. Мои девчонки строили грязных дикарей. Где ремнём, а где свежесорванной крапивой, они гнали весь табор к реке.

Топят что ли?

Вон, прибежавшая Надька, как усердствует, взрослые женщины с опаской посматривают на знакомый до боли мне дрын. Ну да, мой тренировочный меч. Как пригодился-то.

— Чего здесь твориться? — я влез между махальщицами, и отступающими к калитке женщинами с детьми.

Ева, поморщилась, уловив мой запах.

— Моем.

— Не понял. Как моете? Ремнём?

Верка отодвинула меня в сторону, и остальные продолжили прерванное дело.

— Алекс, от них воняет. Мыть надо.

Или я где-то перестарался, внушая своему окружению меры гигиены, или у них появилась своя внутренняя потребность в этом. Сами теперь моются постоянно, мыла на них не напасёшься, или кого ни будь, моют.

— Ну и чего? — опять не понял я.

— В бане их не помыть. Не поместятся. В реку макать будем. Светка покажи.

Светка протянула мне небольшую корзину, отодвинув в сторону пучок сухой травы, и продемонстрировала мне четыре бруска хозяйственного мыла и один — детского.

Молодцы, нечего сказать.

— А во что одевать собираетесь, бедняжек? В старые шкуры? Или вы где-то магазин белья поблизости нашли? У меня тряпок больше нет.

Девчонки растерянно переглянулись.

— Значит так, — принял я решение, — пока я лечусь.... Верка, где лекарка?

Верка посмотрела на мой помятый вид, и вытолкала из толпы испуганную женщину с такой же испуганной маленькой девочкой лет пяти.

— Их в баню. Ева, у нас ещё шкурки остались, подбери на них что ни будь. И на веранду их. Остальных пока приставить к делу.

— Надя, сколько у нас хкрумов в погребе?

— Это к Верке, она запасами ведает.

Верка подумала, подсчитывая что-то в уме, и задумчиво проговорила:

— Штук тридцать есть....

— Раздать лопаты, пускай копают. Пусть хлеб насущный зарабатывают в поте лица.

— Хлеб? У нас такого нет.

— Знаю. Еду пускай зарабатывают. Просто так никого не кормить, кроме детей. И.... пацанов Немо отдайте, он знает, что с ними делать.

— А где копать?

Половина новоприсоединённой территории была ещё не вспахана, а сажать в следующем году придётся много. И о хлебном поле пора думать, но здесь ему места мало, всё под картошку уйдёт. А ещё огород нужен под всё остальное....

— Перекапывайте здесь все, что не вспахано.... Только у печи и у кузни не надо. Здесь закончите, с осторожкой за южными воротами начинайте копать. Разберёмся с делами, забор переносить будем.

— А как же мыть?

Я вздохнул.

— Ева, шкурки приготовишь, выбери себе пару женщин. Покажи им как из травы накидки плести.... Наплетут, тогда мойте. А где Немо?

Немо торчал у кузни. Не у неё самой, а стоял на лестнице и что-то говорил через стену.

— Немо, что у тебя тут? — глупый вопрос, но на другой не хватило соображалки, похмелье было в самом разгаре.

— Да, вот, — Немо, посмотрел на мою помятую рожу и чихнул, — охотники тут.

— Чего, хотят? — не понял я, о чём идёт речь.

— Ну, так не знают, что им делать.

Во, блин, дают. А кто знать должен?

— Гони их в шею, если не знают, что делать.... Стой. На охоту пускай идут. На север их отправь. Пускай узнают, куда коровы мамонтовые, итить их, делись. И о шкурах им напомни.

— Не пойдут.

— Это почему ж, это?

— Нечем, охотиться...

А, ну да, всё их оружие сложено около северных ворот... с нашей стороны. Придурки лохматые, не думали, куда метают свои копья.

— Отдай, и гони.... Потом ко мне придёшь, у меня к тебе особое задание будет.

— Алекс, тебе надо показаться, они меня не послушают. Я не вождь.

А уж, меня они как послушают-то.... Поймут ли, только? А, где наша не пропадала.

Я залез на лестницу, и в обычной для меня манере послал их, на чистейшем русском на... охоту.

Охотники заслушались, и заколдобились от непонятного языка и подозрительного запаха. Ничего, перетопчутся, у меня зубная паста закончилась.

— Немо, ты не всё переводи, не надо. Видишь я не в духе. Не поймут.

Немо покачал головой, и быстро затараторил на "тарабарском", размахивая руками. Он их тоже посылал, но в другое место и по другому поводу.

Ох, как тяжело-то.... Всё, введу сухой закон. Сам пить не буду, и другим заповедую. Заповедь на каменных скрижалях выдолблю, и школьников к ним водить будут на экскурсию. Пророк, итить меня....

День прошёл зря. Если бы не лекарка, которая знала, как изгонять злых духов, из организьма, после потребления забродивших ягод, я до утра не отошёл бы. Но приняв сотню грамм какого-то отвара, отваренного, судя по запаху, из каких-то фекалий, к вечеру я почувствовал себя лучше. Только запах от меня усилился. Это, духи, наверное, спешно ретировались, из моей проспиртованной тушки. Спать я лёг на балконе. Женщины выгнали, после того как скупые женские слёзы, от рези в глазах, стали мешать дышать. А может и не слёзы, кто их поймёт, этих женщин? Ну, и ладно, я не гордый.

* * *

В поле танки грохотали.... Нет, не танки. Это тётки, оценив достоинства лопат, дрались между собой, за право их обладания. Надя, сидела в стороне, и громко хохотала. Ольга с Таней стояли рядом и тихо, прикрывая рты ладошками, подхихикивали.

— Чего здесь твориться? Тебя для чего здесь поставили?

— Алекс, не мешай. Я никогда так не смеялась....

Да, уж. С чувством юмора, у местных плоховато. Анекдоты не изобретены, юмористических рассказов тоже, а шершавый язык сатиры... ну, им лизать пока нечего. Всё развлечение, это "весёлые картинки" из жизни других людей. Вот как сейчас.

— Разогнать, — гаркнул я, Наде в ухо, чтобы лучше дошло. — Кто у них старший? Ко мне её.

Надька со своими рындами, и дерущиеся женщины подпрыгнули от неожиданности, и все одновременно посмотрели на меня. Женщины со страхом, Надька, ковыряя в ухе неопределённо. А Танька с Ольгой, как ни в чём не бывало, продолжали хихикать дальше. Даже громче.

Отобрав лопаты у переставших драться, испуганных женщин, я всучил их Надьке в руки.

— Докладывай.

— Ох, Алекс, ты чего кричишь, — Надька всё ещё чесала в ухе, и морщилась от моего голоса. — Чего докладывать?

— Как, что? Сколько и чего накопали, кто отличился, кому премию, а кому пряников пониже спины выписать. Всё что знаешь, в общем. А, вы цыц, не слышно ничего.

Вот, что значит не растраченная энергия. Женщины пахали как волы. И накопали целое ведро хкрумов, полведра ещё чего-то, и вёдер пять картошки.... А это ещё откуда?

Это мы прозевали. Картошка, пустила корни за вспаханную территорию, и тихо и мирно, пока на неё никто не обращал внимания, росла, росла и выросла. Интересный результат. По весне несколько клубней в степи прикопаю. Во, прикол будет.

— Это в погреб отнести, а этих всех к Еве. Курсы у них вязания начинаются. Сама изволь к печи идти. Керамическая посуда нужна, и большие чаны для выделки шкур. И кирпичи с цементом нужно начинать выделывать. Хватай Таньку с Наташкой, и трёх новеньких подростков. И вперёд.

— Зачем, тебе кирпичи? Их и так много.

— Разговорчики. Ты по что меня перед подчинёнными позоришь? Пререкаешься всё время. Смотри у меня, я не посмотрю, что ты моя женщина. Так всыплю, что язык отвалится. Но, если тебе так интересно, отвечу. Дворец себе строить буду. В лачуге, нашей малой, на всех мест не хватает. А я себе ещё пару красоток присмотрел.... Ты, что, сдурела? — я еле увернулся от летящей в меня лопаты, — пошутил я. Во, дура-то. Печи строить надо для новеньких, хижины плести.... Ай! — черенок звонко шлёпнул мне ниже спины.

— Отставить вождя лупить. Ай! Разойдись барышни, я ща пробегать буду.

Дикарки стоящие с открытыми ртами, разошлись в стороны уступая дорогу мне и, несущейся за мной Надьке. Пускай учатся, как мужиков в ежовых рукавицах держать надо. Даже если это вождь.... Ай! Догнала, блин. Ладно, поддам газу.