3. Витязи в шкурах

Вблизи Костас разглядел русского лучше. Он был средних лет — в красивых волнистых волосах уже заметны паутинки седины, небольшая борода с такими же паутинками, круглое загорелое лицо. Редкие даже в Руси зеленого цвета глаза смотрят умно.

— Салут! — поздоровался русский на латыни. — Можно поговорить с тобой, уважаемый!

Русский говорил медленно, старательно выговаривая слова. Его латынь была сухая, мертвая — такую Костас учил когда-то с ритором. Купец удивился еще больше. В южной русской земле латынь знают только монахи, да и то один из сотни. "Почему он не хочет говорить по-русски? — подумал купец. — Хочет щегольнуть, поговорив с иностранцем на его языке? Русские это любят. Но мой родной язык — греческий..."

Вслух Костас ничего не сказал, только поклонился. Когда ты двадцать лет ездишь с караванами от Понта Эвксинского в далекие северные земли да еще через дикое Поле, привыкаешь не удивляться. Даже древней латыни в устах русского.

— Тебя зовут Костас? — продолжил незнакомец (купец в ответ еще раз поклонился). — Слышал о тебе. Я Кузьма, боярин княгини Ярославны...

"Плохо одевает своих бояр княгиня, — хмыкнул про себя грек. — Надо будет предложить ему шелка на рубаху и порты, а то берут плохо. Скажу, что боярину негоже ходить в холстине..."

— Ты бываешь в Тмутаракани? — продолжал расспрос Кузьма.

— И в Тмутаракани, и в Тавриде, и в Константинополе, который вы, русские, называете Царьградом, — купец решил, что пора русскому понять, с кем имеет дело. — И в русской земле, и в греческой, и даже в Поле половецком все знают Костаса. У меня самый лучший товар и самый дешевый — таких цен ты не найдешь нигде, боярин! Смотри, выбирай!.. — грек повел рукой в сторону разложенных на повозках тканей и украшений. И себе, и жене, и детям, и матери с отцом — для всех найдется.

Но русский на товар даже не глянул.

— Есть ли где близ Тмутаракани большой каменный идол на морском берегу?

Костас удивился.

— Стоит такой близ города. С моря издалека видать.

— А почему поганые его поставили?

— Там раньше была статуя богини Ники, — Костас понял, что русский любопытен, а его интерес был приятен. — Языческой богини, — уточнил он на всякий случай. — Красивая была статуя. В руке Ника держала факел. Ночью факел горел — хороший маяк для кормчего, издалека видно. Поганые разрушили статую и поставили своего идола. Руки у него сложены на животе, поэтому маяка больше нет.

— Почему они его поставили именно на этом месте? Других не было?

— Из-за пещеры Змея.

— Какой пещеры?

— Есть там такая в скале, — грек погладил крашеную хной бороду. — Поганые говорят, что там чудище-змей живет. Сто лет тому назад он зашевелился в пещере — земля затряслась, дома попадали — много народу погибло. Из пещеры время от времени вырывается огонь и слышен грохот... Вот они и поставили своего идола — жертвы кровавые приносить, чтобы змей не гневался. Язычники! — Костас пожал плечами.

— Жертвы прямо в пещеру не носят?

— Поганые боятся к ней подойти! Страх у них великий...

— Спаси тебя бог! — прервал купца русский, схватил и обеими руками потряс кисть Костаса. Только сейчас купец заметил, что левая рука у русского больная — он двигал ей очень осторожно.

— Спаси бог и тебя! — ответил грек, заговорщицки наклонился к Кузьме и сказал уже по-русски: — Где ваши рабы, боярин? Большая битва была, большой полон взяли. Почему не ведут на торг? Я купил меньше десятка, да и те тощие, хилые — боюсь, что не доведу живыми. Где добрый товар?

— Ярославна велела оставить для обмена на воев, что в половецком плену, — ответил русский.

— Лучше продать, а на вырученные деньги своих выкупить... — начал было Костас, но Кузьма отвернулся.

— Уважаемый! А шелк?!. — крикнул вслед ему купец, однако боярин в холстине убежал, даже не оглянувшись.

Не успел Костас придти в себя после этого разговора, как на торгу появился другой странный русский. Этот был высокий, в блестящей кольчуге, но тоже без шапки. Русский был не один. За веревку он вел связанного по рукам мужчину в странной одежде и рыскал глазами по торговым рядам.

Костас сообразил первым. Выскочив из-за повозок, он побежал навстречу — чтоб другие не опередили. Без церемоний, сразу принялся ощупывать пленника, заглядывая ему в рот, глаза и уши. Раб, несмотря на бледность (по всему видно — в подвале держали!), был хорош. Крепкий, жилистый, со всеми зубами; по всему видать — выносливый. Лет пятнадцать будет работать, а при хорошей еде — все двадцать. На торге в Тавриде вырвут из рук. (В Тмутаракань везти нельзя, полон из Поля, признают поганые — заберут, было уже такое.) Русский не препятствовал осмотру, только странно посматривал на Костаса.

— Две ногаты! — решительно сказал купец и достал из кожаного кошелька монеты. Но русский на них даже не взглянул.

— Три! — заторопился Костас, видя, как у соседних повозок зашевелились другие купцы.

"Сейчас набегут, перехватят! Все приехали сюда за рабами, а их не продают! — заволновался купец. — За такого можно и пять дать, все равно в Тавриде будет вдвое! Но втрое — лучше..."

— Где твои возы, купец? — вдруг спросил русский, оглядываясь.

— Туда, боярин! — торопливо схватил его за рукав Костас — побыстрее увести его от других!

"Наверное, хочет товаром, в обмен! — торопливо размышлял грек по пути. — Так даже лучше. Лишь бы не запросил много! Хитрый, денег сходу не взял..."

Но этот русский, как и тот, давешний, на товар даже не посмотрел. Спросил, глядя в упор черными глазами:

— Где рабов будешь продавать, купец?

— В Тавриде, — неожиданно для себя сознался Костас.

— Кто их у тебя берет?

— У кого деньги есть, — удивился грек.

— Я хотел узнать, где он будет работать, — поправился русский.

— Смотря, кто купит. Может, будет за в виноградниками ухаживать или пшеницу сеять. Может, возьмут в каменоломню — тогда ему больше двух лет не протянуть, — Костас решил приврать, чтобы русский не торговался — пять лет в каменоломне пленник выдержит точно. — Если повезет — станет домашним рабом: помогать на кухне, носить покупки... Но этому не повезет, — оценил грек. — Вид у него диковатый, такого в дом брать боязно — еще зарежет! И языков цивилизованных, кроме своего, поганого, не знает.

— Знает, — сухо возразил русский. — Он и сейчас нас понимает.

Костас с любопытством посмотрел на раба. Но в глазах пленника не отражалось ничего. Русский сунул конец веревки в руки слуги Костаса и взял грека за локоть.

— На галеры у тебя рабов берут? — спросил, когда они отошли.

— Случается, — удивленно сказал грек, не понимая, что хочет от него странный продавец.

— Можешь целовать мне крест, что этот попадет на галеру? Что там его прикуют цепью к скамье, и он до конца жизни будет видеть небо только через решетку в палубе? Что будет сидеть в собственном дерьме, а надсмотрщик будет стегать его бичом за нерадивость?...

— Что он сделал? — спросил Костас, начиная понимать.

— Убил много людей. Очень много.

— Посади его на кол! — сказал купец и тут же пожалел — вдруг русский и в самом деле...

— Я не могу его убить — друг мне этого не простит. Да и сам не хочу. Хватит крови...

Грек замолчал, раздумывая, что ответить. В Тавриду заходят военные корабли из Константинополя, гребцы им нужны всегда. Капитаны галер берут свое, где только могут, даже на еде для матросов наживаются, что говорить про рабов? Но надо ждать, когда галера зайдет в порт...

Русский понял его молчание по-своему. Достал из кошелька на поясе пригоршню серебра и всыпал в ладонь купца. "Ногат десять! — сходу прикинул купец. — Знает цену!"

— Это тебе, — сказал странный русский. — Если побожишься, что отдашь его на галеру.

— Он христианин? — спросил Костас, машинально ощупывая монеты в ладони. — Или язычник?

— Магометанин.

Грек изумленно посмотрел на русского и подбежал к пленнику.

— Ты поклоняешься Магомету? — спросил на арабском.

— Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его, — тусклым голосом ответил тот тоже по-арабски.

— Держи! — грек высыпал серебро обратно в руку русского. — Не надо денег! Крест целую! Определю его так, что он каждый день будет жалеть, что родился на свет. Долго будет жалеть!

— Только смотри, чтоб не убежал по пути, — сказал русский, возвращая монеты в свой кошелек. — Он очень умный и хитрый. Целое войско ловило его несколько лет.

— Сейчас же велю слугам заковать его цепи! — успокоил Костас.

Русский молча поклонился и пошел прочь. "Надо было взять серебро! — запоздало спохватился купец, глядя ему вслед. — Благому делу не помеха". Но бежать вослед русскому было неловко, и Костас успокоил себя тем, что хороший раб достался ему даром. Капитан военной галеры не даст за него десять ногат. Семь — и то, если хорошо поторговаться. Но если вычесть три, которые он собирался заплатить русскому... Зато придется ждать прихода в порт военной галеры. Серебро все-таки следовало взять...

* * *

— Ты мне будешь, как брат. Я всегда хотела, чтобы у меня был брат. Не такой, как Володька, — пьянь, родной отец выгнал... Поганые пришли, все равно не перестал бражничать, самой все делать пришлось... В Галиче его чудрилой звали, теперь в Новгороде Северском так зовут... Не с кем поговорить, не на кого опереться. Игорь то в походе, то на охоте. Всю жизнь одна...

— Я не могу быть твоим братом, и ты это знаешь. И я не хочу быть твоим братом.

— Будешь другом.

— Таких друзей, случается, убивают — даже у нас. Вместе с подругами. Я не хочу, чтобы тебя убили из-за меня. Уеду.

— Сгинешь!

— Не сгину.

— Через Поле Половецкое, в Тмутаракань! После войны с погаными? Не пройдешь!

— Один раз уже прошли.

— Тогда вы не были людьми. И никто не видел в вас врагов! Или рабов...

— Постараемся, чтобы и сейчас не увидели.

— У тебя рука не зажила. Как поедешь?

— В пути заживет.

— Что так влечет тебя? Сам говорил: предали вас там, не заступились!

— У меня жена, дети. Сын маленький. У меня сердце болит, когда думаю, что он будет расти без отца.

— Ты любишь жену?

— Люблю.

— Посмотри мне в глаза! Лжа! Зачем обманываешь?

— Я люблю ее!

— А она?

— Увидела б нас сейчас — убила! Не посмотрела, что княгиня! Что тебя поколения поэтов воспевали... Иногда я ее даже боюсь.

— А едешь!

— Еду... Загостился, пора и честь знать.

— Ты здесь не гость! Надежда и опора... Сейчас, когда поганые ушли, самое трудное время. Земли без князя — лакомый кусок! Много охотников найдется. Мне одной не устоять. Города и веси пожгли, войска нет, советчиков добрых нет. Улеб убит, Вольга едет с тобой, другие воеводы старые...

— Игорь вернется.

— Если будет на то воля божья.

— Вернется обязательно. Я знаю.

— Откуда?

— Как тебе это объяснить... В моей стороне знают о том, что будет в русской земле на много лет вперед. Мы это называем историей. Игорь вернется.

— За выкуп?

— Убежит. Со товарищи.

— Наверное знаешь?

— Наверное.

— Когда убежит?

— Точных сведений нет. Или этим летом, или следующим. Может через одно лето.

— Два лета без князя? Меня разорвут!

— В старые времена княгиня Ольга правила Русью много лет. Без мужа.

— У нее были варяги. Они убивали всякого, кто шел против Ольги, потому что хотели князем ее сына — из своих. Кто заступится за моих сыновей?

— Святослав Киевский. Ярослав Галичский.

— Двадцать лет тому Святослав выгнал Игоря из Чернигова. Думаю, что Олега с Тудором на помощь присылал не спроста. Сыновей у него много, а земель мало. Свое хотел охранить. Останется Игорь у Кончака еще на лето, или, не дай бог, сгинет — Святослав придет первый. Ярослав далеко в Галиче, сейчас ему не до наших земель — с боярами своими лается. Хочет на столе после себя пащенка оставить, от Настасьи прижитого. Поэтому так легко сына от законной жены выгнал, когда бояре на него пожаловались. Был бы здесь Всеволод Курский! Или хотя бы сын мой старший!

— Ты справишься.

— Коли ты будешь рядом!

— Справишься и без меня. Ты сильная. У нас бы президентом была.

— Это кто?

— Самый главный князь. Как здесь Святослав киевский. Только у нашего президента власти больше, его все боятся.

— И свои?

— Свои даже больше, чем враги.

— Его дочку спасал?

— Его.

— Тогда он тебя богато наградит. Огнищанином сделает.

— Я не хочу быть у него огнищанином.

— А у меня?

— У тебя согласился бы. Если б ты была президентом...

— Я не могу быть у вас. Я и здесь не могу.

— Сможешь, если захочешь!..

— Зачем ты целуешь мне руки?!

— У нас так принято. Когда хотят выказать женщине свое уважение и восхищение.

— Волосы у тебя мягкие, а на вид — жесткие... Не смотри на меня так — бабе плакать не возбраняется. Даже княгине...Сослужишь мне последнюю службу?

— Все, что прикажешь...

* * *

Якуб поклонился и встал смирно, вопросительно глядя на княгиню. "Сказать? — подумала Ярославна и тут же решила: — Позже. Иначе он ни о чем другом думать не сможет".

— Сколько у нас полона? — спросила, хотя и так знала.

— Две тысячи будет, — быстро ответил Якуб. — Всех в Новгород Северский повели — здесь не разместить, своим жить негде. А оружие поганых Тудор забрал, — пожаловался Якуб. — Хоть бы наше вернул, что у дружинников Игоря было. Сто возов нагрузили!

— Мы так уговорились, — пожала плечами Ярославна. — Полон — нам, оружие — ему. Его воям нужна добыча, кровь-то лили!

— Хороший меч стоит, как три раба, — возразил Якуб.

— Не станем мы менять мечи на русских воев! — строго сказала Ярославна. — Полон на полон, так всегда было.

— Князей и бояр все равно придется выкупать, — вздохнул Якуб. — Да и дружину. Наших в полоне поболее.

Ярославна не ответила и снова пристально посмотрела на огнищанина. Якуб чувствовал себя неловко под этим взглядом, но, не понимая его, молчал.

— Сколько раз ты ходил в Поле?

— Четыре, — быстро ответил Якуб.

— Добре его ведаешь?

— Прошлым летом пешком все прошел. И пути и яруги мне ведомы...

— На реке Тор бывал?

— Приходилось.

— Игорь там в плену...

Якуб промолчал.

— Злы на нас поганые? Как думаешь?

— Еще как злы! — усмехнулся Якуб. — Тудор побил зятя Кзы: с сотню поганых всего ушло, две тысячи в полон попали, а еще более костьми легли. Зять Кзы убит, сын — тоже... — Якуб осекся, спохватившись, но княгиня сделал вид, что не заметила. — Роман, воевода Святослава, побил Кончака: там поганых ушло поболее, чем у Тудора, но и осталось на поле с три тысячи. Полон у Романа тоже большой. Думали Кза с Кончаком, что коли Игоря с войском взяли, то некому земли русские оборонить, и здесь им добыча великая будет. Шли по шерсть, а вернулись стриженые.

— Коли злоба их на Игоря выльется? Убьют князя!

— Не должны, — испуганно сказал Якуб. — Серебра сколько за него назначили!

— Могут и не посмотреть на серебро, — вздохнула Ярославна. — Князя надо выручать! Пойдешь в Поле?