"Играем в Клинта Иствуда!" — звякнуло у него в голове, когда выпорхнувшее на свет божий оружие выстрелило. Анна еще только давила на спусковой крючок, когда пуля, точно такая же, как та, что ранила Канзаки, со всей силы врезалась в стальное тело ее пистолета и прошила его насквозь. Одновременно с этим искалеченное оружие вырвало из ее руки и зашвырнуло куда-то дальше на стоянку.

— А ты знала, что актер Ли Ван Клиф на самом деле мог выхватить оружие и выстрелить куда быстрее, чем Клинт Иствуд? — ехидно спросил Анну Сэм.

— Никогда не любила вестерны, — невозмутимо улыбнулась она. — Всегда больше любила фильмы про кун-фу.

— Да щас.

И Сэм выстрелил снова. Однако теперь Анна показала себя во всей красе. Она действительно была быстрее Фрэнки. Намного быстрее. Даже разогнанные пули элитного пистолета не смогли догнать рванувшуюся в сторону девицу, акробатическим трюком ушедшую с траектории и прыгнувшей к выроненному Канзаки пистолету. Цирковым кувырком прокатившись по стоянке и зацепив пальцами чужое оружие, Анна выпрямилась, нацеливая оружие на Ватанабэ и не переставая двигаться. Сэм не остался в долгу, тоже начав перемещаться и продолжая стрелять.

Вообще-то, на самом деле перестрелки никогда не выглядят так эффектно, как их показывают в кино, потому что в жизни нет функции замедленной съемки. Все кажется со стороны очень сумбурным и хаотичным и вроде бы таковым и является. Поскольку, чтобы не быть прошитым пулей в следующую же секунду, на открытой местности человеку приходится непрерывно двигаться так, чтобы уйти с траектории выстрела противника и выйти ему в своеобразный "тыл", получив возможность пальнуть с не защищенной вниманием стороны. Но противник, если он не лопух, ведет себя так же. Вот и получается, что вы оба бегаете по кругу друг от друга, при этом стреляя с разной степенью прицельности.

Вот так и скакали Анна и Сэм. Единственная разница заключалась в том, что даже с помощью функции замедленной съемки не удалось бы разглядеть эффектные нюансы. Все потому, что оба двигались с невероятной для обычного человека скоростью. Плащ Анны, подобно лисьему хвосту, взвивался в воздух, оставляя за ускользнувшей хозяйкой след, заставлявший ее фигуру расплываться перед глазами. А широкая фигура Ватанабэ просто создавала впечатление графической ошибки в визуальном коде какой-нибудь видеоигры старого образца. Этакое большое темное нечто, двигающееся с невообразимой для столь массивного объекта скоростью.

Тридцать пять патронов в обойме — это, конечно, хорошо, однако ничто не вечно. Поэтому при том азарте, с каким наши скакуны от пуль выпускали навстречу друг другу эти самые пули, магазины у обоих пустели с прямо-таки пугающей скоростью. Если учитывать тот факт, что в ходе перестрелки ни один из противников еще не был ранен, картинка получалась совсем уж безрадостная. Но вот Анна получила повод возликовать: рукав Сэма обагрился кровью, когда она сумела задеть его по касательной. К сожалению, сразу после этого малого успеха пистолет отозвался сухим щелчком — кончились патроны. Однако Сэм в свою очередь услышал точно такой же щелчок.

— Вот почему у меня всегда так? — спросил он в пространство, остановившись.

— Наверное, карма, — произнесла Анна, тоже прекратив движение.

— Ага, хари-кришна-хари-рама-и-все-такое, — усмехнулся он. — Значит, кун-фу?

— А почему нет? Все равно перезаряжаться наперегонки скучнее.

И девушка демонстративно вытянула вперед руку с пистолетом, висящим на одном пальце. Нацепив на лицо самую приличную из своих ухмылок, Сэм проделал то же самое. Не сговариваясь, оба уронили пистолеты на землю, и еще когда те падали, пошли навстречу друг другу.

Сэм встретил Анну размашистым свингом правой. Увернувшись, та попыталась достать его кулаком в подбородок, но Ватанабэ успел отпрянуть и отправил ребро ладони навстречу ее переносице. Однако девушка выставила вперед предплечье, неожиданно спокойно остановившее могучую длань толстяка. В это же время ее колено метнулось к его животу, однако было весьма болезненно отбито кулаком. Анна выбросила вперед правую руку, целя в горло, однако и тут Сэм успел поставить блок, не дав кулаку с выставленными вперед средними суставами пальцев добраться до кадыка. Тогда она отдернула руку до того, как он взял ее в захват, как уже попавшую в тиски левую, пытавшуюся захватить его бьющую руку, но почему-то едва не вывернутую наизнанку. После этого Анна подалась вперед и вниз, стремясь нанести мощный удар правой в живот, но тут резко отпустившая ее рука Сэма "смазала" ее по темечку, а вторая его рука метнулась к лицу. Но вместо этого его физиономия познала на себе силу такого тощего с виду дамского кулака.

Сэм отпрянул. Анна тоже. Долю секунды они смотрели друг на друга, а затем вновь шагнули навстречу друг другу. Сделав обманное движение правой, Анна выбросила вперед левую руку, целя мужчине в голову, однако тот вовремя блокировал и увел в сторону удар путем смещения в сторону и подстановки локтя, затем пошедшего вдоль ее бьющей руки и чувствительно стукнувшей в лоб. А сразу за этим ударом пришел мощный и короткий удар левой, заставивший девушку снова отшатнуться. Чем не преминул воспользоваться коварный Ватанабэ, чуть присевший и нанесший со всей силы могучий удар в корпус, заставивший Анну отшатнуться, потерять равновесие и упасть на асфальт.

Сэм остановился. Был самый что ни на есть удачный момент для того, чтобы добить упавшую, но он этого делать не стал.

— Я, наверное, дурак, но бить женщин ненавижу, — сообщил он, стоя над Анной.

— Зато умеешь, — ответила она и из лежачего положения выбросила перед собой обе ноги, целя ему в живот. Эту атаку он отразил, однако дальше началось пренеприятнейшее жульничество со стороны соперника. Стоило Сэму отпрянуть, как Анна вытянула вперед правую руку, и из рукава плаща показался крохотный пистолетик. Маленький револьвер конструкции века этак девятнадцатого, со щечками из слоновой кости на рукоятке. Правда, эффективности они не добавляли, эти щечки, но ее и без них хватило.

Четыре негромких, но резких выстрела прозвучали на огороженной школьной стоянке, и Сэм Ватанабэ медленно рухнул на землю с простреленным горлом, грудью и животом. Анна медленно поднялась на ноги. Улыбнулась сама себе. Шагнула к упавшему и посмотрела ему в лицо.

— Видишь ли, Сэм... — сказала она, глядя в открытые карие глаза. — Я ведь знаю себе цену. Я редкостная мошенница.

Она навела револьверчик в лицо Ватанабэ и спустила курок. Лоб толстяка украсился багровым цветком. Анна спрятала револьвер в карман и деловито зашагала к лежавшей неподалеку Китами. Ухватив безжизненное тело под мышками, она потащила его к выходу с парковки.

Дзюн всю свою жизнь был простым наемным работником. Никаких идеалов свыше положенных, никаких стрессов, помимо неизбежных. Нормальная среднестатистическая жизнь. Так что Дзюн разве что в страшном сне мог представить такое.

Винтовка "Молот I" для него никогда не была оружием. Ну да, она вроде как являлась страшным орудием убийства, способным разрывать человека в клочки. Только вот Дзюн никогда не стрелял из нее в людей. Он просто брал ее из оружейки и заступал на пост. Потом сдавал и шел отсыпаться. Иногда уходил в увольнительную и не брал винтовку в руки.

И никогда не стрелял ни во что, кроме мишени.

Но сейчас ему нужно было стрелять. От того, будет ли он стрелять, зависела его, Дзюна, жизнь. А он почему-то стоял с вытаращенными глазами. И смотрел, как чудовище опутывает мириадами паучьей сетью труп его напарника. А из-за спины чудовища уже шли разбухшие и посиневшие медики в перепачканных кровью белых халатах. У одного из них вместо лица зияла огромная кровоточащая рана. И оба, несомненно, были мертвы

А Дзюн все стоял со своей грозной винтовкой и ничего не делал.

Чудовище, худое, с растрепанными черными волосами и окровавленной вытянутой мордой, в криво сидящем пиджачном костюме багрового цвета, выпустило из державших мертвое тело рук тонкие ниточки телесного цвета. Эти нити мгновенно сплелись в сеть вокруг головы убитого охранника. Под вой сирены, оглашавшей тревогу, нити впились в кожу и принялись набухать красным. Краснота немедленно начала перетекать в тело довольно заурчавшего монстра.

Дзюн вдруг понял, что его рот открыт и исторгает истошный вопль. Безлицый ученый все приближался, и в охраннике наконец-то проснулись рефлексы. Палец надавил на спусковой крючок, и винтовка выплюнула пули, помчавшиеся к ходячему трупу. Врезавшись в плоть, снаряды, напоенные огромной энергией магнитного ускорения, передали свою силу омертвевшим тканям, которые в силу неумолимого гидродинамического эффекта тут же взорвались тучей брызг. Ученый вдруг лопнул в области диафрагмы, словно пробитая бутылка с водой, и обдал стены коридора фаршем из внутренностей. Больше по инерции, чем осознанно, Дзюн выстрелил во второй раз, и неожиданно метко — второй ученый лишился лопнувшей головы, забрызгавшей спину трапезничавшего монстра.

— Красиво!

Дзюн, едва не вывернувшийся наизнанку в приступе тошноты, вздрогнул, услышав голос чудовища. Оно теперь смотрело на него.

— Красиво оно убивает, правда? — оно медленно втянуло свои нитки, оставлявшие на теле дзюнова напарника кровавые следы. — Но грубо. И грязно. И не дает, как следует помучаться перед смертью. Поэтому я предпочитаю старое доброе оружие на пороховом ходу.

Дзюн почувствовал, как волосы встают дыбом даже там, где их вроде бы нет. Он попятился спиной вперед, а чудовище все смотрело ему в лицо. Прямо в глаза. И улыбалось перепачканными чужой кровью губами. Уродливые шрамы украшали синюшно-бледную голову твари, а костюм невероятным образом становился все темнее оттенком. Словно в страшном сне.

— Но я тут, кстати, понял одну вещь, — продолжало чудовище. — Умирать быстро — это действительно отстой. Какое счастье, что для некоторых смерть — это только начало.

Учики Отоко стоял, прильнув ухом к двери своей темницы. Впервые за много-много часов, что он здесь провел, начались хоть какие-то события. До того единственным признаком жизни в окружающем мире была просовываемая в окошко двери еда. Ни лица приносившего ее, ни каких-либо прочих посторонних элементов юноша не замечал. Ни крики через дверь, ни удары кулаками и ногами в ту же ни в чем не повинную дверь ничего не дали. Поэтому молодой человек лишь мучался неизвестностью. К счастью, он не был склонен впадать в панику, в какой бы ни оказался ситуации, поэтому сумел постепенно перебороть себя и пытаться размышлять логически. Однако неопределенность и неизвестность явно мешали мыслительному процессу.

Но вот сейчас снаружи явственно слышалась тревожная сирена и топот ног. И явственный насильственный шум в отдалении. Отоко готов был грызть железный угол двери от отчаяния. Ну что же это такое?! Там явно что-то не так, а он даже не знает, где это "там"!

— Он приближается! — разобрал он мужской крик снаружи. Вновь был топот и механическое щелканье. Учики догадался, что это взводится оружие. Ухо захолодело, прижимаясь к железу, но он продолжал слушать.

— Немедленно остановитесь! — рявкнул по-английски начальственный голос. — Иначе мы откры... Боже всемогущий! Это же Дзюн Танидзаки! Дзюн, стой! Стой! Огонь!!!

Послышались громкие клацающие удары, сопровождаемые монотонным гулом. И сразу же — мерзкое мясное брызганье.

— Вашу мать! — выкрикнул все тот же дрожащий голос. — Да что происходит?!

Словно в ответ на его слова откуда-то издалека зазвучал голос. Учики не мог разобрать слова, но это точно был не японский и не английский. Он вжался в дверь сильнее, но никак не мог понять, что же там происходит.

А снаружи, в бледно освещенном коридоре со множеством дверей, подобных той, что вела в камеру Отоко, четверо сотрудников охраны, трое из которых были вооружены громоздкого вида винтовками, а пятый стоял у них за спинами и орал команды в громкоговоритель, слышали, как кто-то за углом пел.

— Радость, пламя неземное,

Райский дух, слетевший к нам,

Опьяненные тобою,

Мы вошли в твой светлый храм

Поющий пел, не фальшивя, и звук его голоса все приближался. Старший в четверке охранников отчаянно потел. Они уже знали, что нечто непонятное убило двух патологоанатомов и вырвалось из морга, убивая всех вокруг. Внутренний персонал базы тут же всполошился. Была поднята общая тревога, и охрана похватала оружие, спеша упокоить это нечто. Но вот на камерах слежения ребята увидели странное: патологоанатомы, зверскую расправу над которыми видели в комнате наблюдения, встретились первой же четверке. Их старший только и успел спросить по внутренней связи: "А что, собственно?..", когда этот приезжий по кличке Мастер самым наглым образом перебил господина Муранаки и заорал по громкой: "Огонь на поражение!". Однако охранников к тому времени уже пускали на комбикорм. Последним, что от них услышали, был дикий вопль Дзюнити Танидзаки. Того самого Дзюнити, который только что выскочил из-за угла и попер на них с выпученными глазами и посиневшим лицом. Но теперь ребята уже не мешкали и сразу же превратили бедолагу в лужицу расплескавшихся тканей. А вот теперь за углом кто-то пел.

— Радость льётся по бокалам,

Золотая кровь лозы,

Дарит кротость каннибалам,

Робким силу в час грозы.

Наконец, он показался. Вышагнул из-за угла, раскинув руки, зажмурившись и громко произнося слова песни на безупречном немецком. Он казался таким счастливым. Этот синюшно-бледный, худощавый мужчина в темно-сером пиджачном костюме, с кровавыми разводами на лице, уже избавившемся от следов недавнего падения с огромной высоты. Трикстер Фрэнки, мгновенно узнанный на записи камер наблюдения Мастером. Довольный как никогда.

— Братья, встаньте, — пусть, играя,

Брызжет пена выше звёзд!

Выше, чаша круговая!

Духу света этот тост!

Он остановился, выжидая.

— Огонь!!! — истерично завизжал старший, и троица остальных тут же принялась палить в трикстера из винтовок. Но не судьба им была выжить сегодня. Когда они еще давили на спусковые крючки, Фрэнки взвился под потолок в нечеловеческом прыжке, вынося вперед руку с отобранным у одного из убитых ранее охранников пистолетом. Когда снаряды винтовок ударили в стену за его спиной, он трижды нажал на спуск. Патроны, снаряженные для боя, были специально сконструированы более крупными и менее прочными, чем стандартные, а потому, ворвавшись в плоть противников, подействовали не хуже винтовочных. Они буквально разорвали голову одного из несчастных, пробили насквозь тела двух других и вылетели, кувыркаясь в ошметках их мяса.

Забрызганный чужой кровью и мозгами старший не мог даже вопить, бессмысленно тыча в приземлившегося на ноги трикстера своим оружием. Он разевал рот и тряс выставленной вперед рукой с пистолетом.