Эра жаворонка

— ... Волков Иван Вячеславович, включены в состав первого экипажа сборочного комплекса "Гамаюн", отбывающего с Земли в связи с угрожающим распространением эпидемии лихорадки "лектора". Подписано собственноручно Волощуком Леонидом Павловичем. Готово?

— Готово, — кивнул сбитый с толку Волков, поднимая голову от мультилинка, в воздушном порту ввода которого выстукивал текст расписки.

Волощук задёргался, замотал головой. Вук сильнее сдавил петлю на его шее. Пары горячей воды, клубившиеся над раковиной, расползлись по всему помещению санитарной комнаты, образовав причудливый фантасмагорический фон для финального акта драмы.

— Я не шучу, — проговорил Вук. — Мне терять нечего. Я уже заражён, и я умру, как умрёт рано или поздно все остальное население планеты Земля. Как умерла Тенера, и как умерла звёздная система, с которой на Тенеру попали споры этой заразы. А если я не умру сам, о моей благообразной кончине позаботится кто-то из ваших. Не так ли, Леонид Павлович?

Волощук захрипел, посинел, Янко чуть ослабил хватку, не позволяя председателю потерять сознание.

— Если вы предпочтёте гордо отбросить коньки, не подписав расписку, я найду способ вывести из строя корабль. Для этого достаточно разрушить матрицу пересборки. Уверяю вас, дорогой Леонид Павлович, переосмысление столпов наших Белла и Клаузера, открыло мне невиданные горизонты в плане дистанционного воздействия на разнообразные предметы. А, ведь, на корабле в составе первых колонистов новой планеты полетят ваши родные. Вернее, не полетят. Кто у вас там — жена, дети, родители? Родители — вряд ли, места ограничены, поэтому придётся руководствоваться жёсткой целесообразностью. Значит, дети...

Янко вновь начал затягивать галстук, и в лице его было столько яростной решимости, что Иван невольно вскрикнул. Волощук замолотил ладонью по полу, словно побеждённый борец на татами. Пилот, верно истолковав его жест, подозвал пальцем приятеля и осторожно одной рукой взял мультилинк с продиктованной распиской.

— Приложите большой палец, — приказал он Волощуку. Тот покорно сунул палец в сканирующую зону аппарата. — Теперь глаз. Да, глаз. Палец можно отрезать... — председатель конвульсивно сжался, — глаз вырвать невозможно. Не моргайте и думайте о согласии, у нас нет времени на двадцать попыток.

Согласно положению международного соглашения об идентификации личности, холограмма сетчатки глаза признавалась действительной только в момент душевного спокойствия гражданина. Данная установка порождала множество казусов из-за волнений сканируемого и несовершенства техники. Упомянутые двадцать попыток были не слишком сильным преувеличением. После четырёх снимков сканер пропищал акцептацию, и Вук удовлетворённо вздохнул.

— Осталась слюна. Расслабьтесь, господин Волощук, образец вашей ДНК не должен содержать избыточного количества адреналина.

Вук выдернул кляп изо рта председателя. Намокшую бумагу он приложил к портативному датчику здоровья. Снятая копия, успешно записанная как третья ступень идентификационной подписи, мгновенно зарегистрировалась в международном реестре подтверждений.

— Ну, и ваш ID, сударь.

Вук протянул жертве мультилинк. Волощук, багровый от жара водных паров и недостатка кислорода, вычертил пальцами в порту приёма сложную комбинацию символов. "Волощук Леонид Павлович", — высветилось на экране, после чего потекли сведения о дате и месте рождения, зафиксированном образовании, регистрации в социальных институтах и прочей не слишком интересной чепухи.

— Благодарю, — изрёк Вук, слезая с председателя. — Иван, отсылай расписку в общественные круги.

— Я не хочу никуда не лететь,... — нерешительно пробормотал Волков.

— Отсылай! — закричал Янко, бросаясь на приятеля.

— Но-но, потише, пилот, — Волков отодвинул его плечом. — Уже отослал. Только я никуда не полечу.

— Это как хочешь, — устало проговорил Вук. — Может, ещё передумаешь. Во всяком случае, я дал тебе шанс.

Леонид Павлович, кряхтя и постанывая, поднялся с пола. Перед глазами его плавали багряные круги, сердце опутывала тягучая липкая слизь, мешавшая бодрому здоровому ритму. Он потёр лоб влажной ладонью, облокотился о стену. Затем уставился тяжёлым взглядом на Вука.

— Пил сегодня? — спросил он.

— Пил.

— Это хорошо. Пойдём в кабинет, покалякаем. Расскажешь, как додумался.

Дверь туалета затряслась, блок магнитного затвора завибрировал, затем по двери пронеслись глухие тупые удары, и препятствие пало под железными ботами охраны.

— Стоять! — завопил первый, тот, что четвертью часа ранее ощупывал Янко и Волкова. Второй грудью бросился на защиту Волощука.

— Отставить, — приказал председатель, брезгливо отодвигая защитника. — Фамилии?

— Чьи? — не понял тот.

— Ваши, чьи же ещё? Фамилия этого господина мне известна. — Он знаком показал на пилота.

— И... Иванов и Сидоров...

— Замечательные фамилии. Благодарю за бдительность, господа Иванов и Сидоров. Вы можете быть свободными.

Охранники, нехотя отпустив шокеры, вышли из туалета.

— Они Басова избили и заперли, — съябедничал старший напоследок.

— Разберёмся, — пообещал Волощук.

В кабинете он, уже не стесняясь, хватил пару рюмашек чего-то янтарного, предложив того же обидчикам. Вук отказался, а Иван, махнув рукой, хлопнул угощение.

— Башка идёт кругом, — виновато пояснил он.

— Рассказывай, — повелел Леонид Павлович, усаживаясь в просторное кресло и прикрывая глаза. — Сам догадался или кто-то проболтался? Откуда про "Гамаюн" известно?

— Обижаете, господин председатель. Или издеваетесь. Уж и не знаю, что хуже. — Вук сел напротив, устремив взор прямо в Волощука. — Неужели вы так долго и тщательно отбирали кандидатов в космический отряд, чтобы потом отказать им в малейшей сообразительности?

— И, тем не менее, не все сообразили.

Янко подался вперёд:

— Кто захотел, сообразил бы. Не хотели — вот в чём проблема. Кто-то осознанно вышел из игры, а кто-то интуитивно дистанцировался. А кто-то был в курсе, но старательно скрывал это... Дело в лазерных пушках, установленных на "Гамаюне", и мазерной подкачке...

— Мазеры! — шевельнул бровью председатель. — Их не видно. Кое-кто сболтнул лишнего?

— Никто не болтал. Я всего лишь высказал вслух догадку, и нашелся человек, который невербально подтвердил её. Не стоит порицать за это. Так поведёт себя любой нормальный человек, не закалённый ежедневной ложью.

— К чёрту философию, — фыркнул Волощук, не открывая глаз. — Из одного лишь разглядывания корабля не вывести заключение об эпидемии и эвакуации.

— Разумеется, но только не тому, по чьей вине началась эпидемия. У Горохова из кармана выпал кристалл...

— Выпал. Хм.

— Неважно. Точно такие же кристаллы я собирал на Тенере, причём первый нашёл возле мёртвого животного — я докладывал Вам о нём, но Вы...

Волощук с досадой поморщился.

— На Тенере я не связал кристалл с защитной силовой оболочкой, но когда образец, изъятый у Горохова, — Янко уже не хитрил, называя вещи своими именами, — когда образец попал под луч лазера, он выстроил защитный шар радиусом около метра. Следом за этим мою голову посетило просто блестящее, как я считаю, озарение: а что если эта каменюка — ретранслятор некоторого излучения, которым обладали эндемики Тенеры? Что если ретрансляция выражалась в концентрации материи на заданном расстоянии от источника, то есть по границе шара? Тело внутри такого заслона находилось по сути внутри собственного жилища, непробиваемого и надёжного. Горохов — кремень. Он не пожал делиться тематикой своих изысканий на "Гамаюне", но смотрите сами...

— Что смотреть? — не выдержал Волков.

— Сборочный комплекс укрепляется лазерами, чтобы сбивать астероиды. Значит — он летит туда, где с астероидами проблемы. И это не Мола, не Амикайя, не Тенера, для которых не существует проблема астероидов.

— Может, это для Солнечной Системы? — Иван потеребил бороду.

— Сборочный комплекс оснащается мазерами, — возразил пилот. — А это — источник неиссякаемой энергии в условиях газовых туманностей с естественной накачкой. Нет смысла таскать мазеры в пределах нашей системы. Мазеры имеют значение, если полёт происходит по особым траекториям через газовые скопления. Опять же официально нет трасс с описанными критериями. Значит, "Гамаюн" летит в новое место.

— Ну, летит, — Волков вдруг, следуя журналистской привычке, стал возражать собеседнику, вызывая того на эмоции. Леонид Павлович всё так же подрёмывал — видимо подрёмывал. — А на разведку летит!

— Может, и на разведку. Но к чему дичайшая секретность с исследованиями с синим кристаллом — именно на борту "Гамаюна"! — и секретность с исследованиями Марка Школьника. У Школьника рабочий журнал был помечен аббревиатурой нашей Концессии, и Школьник знал о модификациях космонавтов, а это приватная закрытая информация, не подлежащая разглашению. Откуда Марк мог знать о модифицированности коллег? Только оттуда, где эта информация используется. Стало быть, оба они — и Горохов, и Школьник, — работали по заданию Концессии. Только Юрий изучал возможности естественных укрытий для живых организмов под полями, транслируемыми и фокусируемыми волшебным кристаллом, то есть возможности колонизации планеты без дорогостоящего строительства баз и площадок, а Марк ... Марк — совсем другое. Марк изучал лекарство от новой болезни, завезённой с Тенеры.

— Логика хромает, — заметил Волощук. — Связь между полем кристалла и будущей колонизацией неочевидна.

— Может быть. Считайте это вспышкой гениальности.

— Какой болезни? — Иван нервно встал, маятником качнулся туда-сюда по кабинету. — Это вирус? Вирус с Тенеры?

— Я бы не назвал это вирусом. — Вук устало потёр лоб, за которым опять заиграли болезненные сполохи. Председатель, как заправский бармен, приоткрыв один глаз, швырнул бутылку конъяка. Бутыль проскользила по полированной крышке стола, пилот поймал её и сделал несколько глотков прямо из горлышка. — Вирус неразумен. Вирус имеет материальное воплощение, по крайней мере он отслеживается всевозможными микроскопами — если не сам, то следы его вредоносной деятельности. Для всех без исключения аларм-приборов и кибер-лекарей то, что выводило тенерийцев из строя, было абсолютно невидимо. И лично по моим ощущениям — разумно.

— Как ты это определил?! — вскричал Волков.

— Как-как... Эмпирически. Паразит — я назову его так — проявлялся, только когда я загружал мозг сведениями о космосе, об атласе звездного неба, о сборочных комплексах, о социальных аспектах устройства нашей цивилизации. И пребывал в полнейшем спокойствии, когда я занимался чем-то иным. Я бы сказал — это нечто, что грызёт мозг, ищет информацию о путях своего распространения. О новых цивилизациях, которые можно высосать начисто, до полной гибели планеты.

— Это уж совсем фантастика!

— Я был бы рад узнать о беспочвенности моих домыслов, — горько вздохнул Вук. — Но Тенера мертва, хотя когда-то, судя по огромным кругам на почве, была заселена живыми разумными существами. Круг я видел вокруг той жабы, что встретилась мне на Тенере. И около круга лежал кристалл. След на земле — это то, что осталось от естественного укрытия животного. Простая интерполяция подсказывает, что большие круги на почве — это либо следы больших животных, либо следы объединения нескольких существ. Большим животным быть на Тенере трудно, поскольку велика сила тяжести. Я бы посчитал круги остатками домов, в которых жили, например, семьи или другие структуры общества.

— Общество? С чего вы взяли, что там был разум? — Волощук вдруг поднял тело, сел прямо и уставился на Янко. Тот непонимающе вскинул брови:

— Концессия не знает? Вот как?

— Концессия не знает, — прямо ответил председатель. — И не слишком верит в разумность. Ни одного свидетельства разума найдено не было.

— Полноте, Леонид Павлович. А как же артефакт, добытый Галилем и Ко Сенгом? Каменный диск с выбитыми рисунками.

— Не припомню такого. — Волощук постучал пальцами по столу, выдавая волнение. — Галиль и Сенг привезли множество образцов породы, может, был и диск. Сами они о нём не рапортовали. Что было на диске?

— На первый взгляд — хаотичный рисунок из линий и точек. Его не сразу можно было принять за творение разумного существа. Если честно, я бы прошёл мимо. Но упоминание о диске было кем-то стёрто из журнала карантинной приёмки, а инженер карантинной службы — случайно или нет — вдруг погиб, упав с высоты.

— Бэнкс. Чёртов Бэнкс. Его вдова стрясла с нас кругленькую сумму.

Вук почесал подбородок. Разговор с председателем выбивал его из себя. Похоже, Волощук в самом деле не знал о потерянном артефакте. Но если это прошло мимо его внимания, то и прочие эксцессы могли быть спровоцированы не руководством компании.

— Я добыл холограмму диска. Коллеги не догадались, а всего-то надо было крутануть его, как крутят детский волчок. Точки задвигались, и стало всё ясно. Там была чёткая последовательность с картой звёздного неба, показывающая, откуда пришла зараза, и как она погубила планету. Паразит прибыл с соседней звезды. Звезда была перечёркнута, как и символ Тенеры.

— Знаешь, Вук, — сказал Волков. — если с диском — всё правда, и он нёс именно то, что ты описал, я не понимаю, как от цивилизации мог остаться единственный предмет. Если населению Тенеры не требовались материальные штуки типа одежды, транспорта, домов, предметов быта и искусства — ну, мало ли, например, они питались напрямую солнечной энергией и общались телепатически, то как им удалось выбить изображение на диске. И, главное, чем? Конечностей у них, скорее всего, нет, инструментов тоже. А если всё-таки, они были подобны нам, во что я больше верю, так как твоя жаба имела вполне земной вид — с ножками, головой, туловищем, то где все следы цивилизации?

— Хороший вопрос, — кивнул Волощук. — Коньячок, будьте добры, господин сказочник.

— Есть у меня предположение, — усмехнулся пилот, протягивая бутыль. — Сказочник, так сказочник. Только догадки мои, как показал опыт, пока подтвердились все до одной. Так вы готовы послушать очередную сказку? Страшную такую сказочку. Неуютную.

— Вам бы книжки писать, Янко. Или в театре выступать.

— Книжки — это по его части, — пилот мотнул головой в сторону Ивана. — А я так, физик-сухарь.... Вернёмся к жабе, о которой вы, господин председатель, так переживали перед моей тронной речью.

— Хватит! — Волощук с размаху треснул по столу. — Далась вам эта жаба!

— Да, мне далась жаба, потому что именно она подсказала механизм действия паразита. Подсказку потом подтвердил себе я сам, подтвердили сообщения по тридивидению о симптомах лихорадки, и подтвердил Ник Липполд. Спасибо Ивану — он заметил сходство, а додумать механизм было уже делом плёвым.

— Заметил, — подтвердил Волков. — Не сам, конечно, а по рассказам. Они путались во времени.

— Я помню жабу на Тенере, — Вук благодарно глянул на приятеля. — Отлично помню, особенно, как мы с ней выплясывали у входа в пещеру. Животное подавалось в ту сторону, которую я выбирал для движения чуть позже него. Понимаете? Позже! Складывалось впечатление, что локальное время в ближайшей окрестности жабы периодически текло в другую сторону. Потом животное подравнивалось, подстраивалось, и время исправлялось. Такой же фокус повторился с записью камеры. Я снимал жабу, но при просмотре изображение оказалось пустым, зато через несколько часов оно вдруг появилось и начался сеанс трансляции с того места, которое я давно покинул. Время прокрутки записи было сдвинуто — понимаете? Та же ерунда была с Липполдом, когда мы случайно столкнулись с ним у ворот Интерпола. Ник запинался и натыкался на предметы, удивляясь внезапному появлению на пути то двери, то столба. Дверь и столб реально были — но спустя некоторые секунды, а Ник воспринимал их прямо сейчас. Понимаете? Понимаете? — повторил пилот.