Трудная профессия: Смерть

Мы сидели рядом на диване в лаборатории и негромко разговаривали, подозреваю, она приехала специально ради меня. Некруевы очень поддерживали во всех смыслах, без них я бы не выдержала свалившейся нагрузки. Мне вообще сильно помогали все, кто был в курсе случившегося, за что я была очень благодарна.

— Вот уже и месяц прошел... — сказала я грустно. — Первые дни казалось, что вот-вот все образуется. Теперь кажется, что это навсегда. Очнувшись, они ведь тоже будут нуждаться во мне, как бы ни больше, чем сейчас. Не представляю пока, как с этим справлюсь.

— Ксюша, а почему вам не помогают родственники?

— Так их нет.

— Как так? А родные со стороны твоих родителей?

— Ну да, вы же не в курсе. Не было у меня никаких родителей, я детдомовская, все мои сестры тоже. Правда, тетя нас усыновляла еще новорожденными, о детских домах мы ничего не помним. Она и сама усыновленная.

Некруева потрясенно смотрела на меня.

— Всегда считала, что это твоя родная тетя. Выходит, на самом деле приемная мама?

— Да, так и есть.

— Тогда почему зовешь ее тетей?

— Не знаю, так всегда было. Мы все ее так зовем. Когда она придет в себя, может, спрошу, почему. Я только очень боюсь, что... — я не договорила, но Ольга Валерьевна прекрасно меня поняла и сочувственно взяла за руку.

— Будем надеяться, все обойдется.

— Я почти уверена, что сестра пойдет на поправку, — продолжила я. — Врач утверждает, что динамика хорошая, скоро ее планируют приводить в сознание. А тетя все без изменений. Раны заживают, да, но она по-прежнему в коме. Что же делать?..

Ольга Валерьевна не ответила, только сильнее сжала мою руку.

Теперь для меня утро начиналось много раньше. Я вставала, еще до рассвета шла в институт пешком, что занимало около часа. Утром должна была провести уборку в основных помещениях корпуса — это я, по несколько месяцев не мывшая полы в своей комнате. Ежедневная уборка заключалась как раз в ненавистном мне мытье полов, сантехники в туалетах, протирании подоконников и уборке лифтов, выносе мусора.

Нужно было следить за чистотой и всего остального, но это уже делалось по необходимости. На четвертый день работы, совпавший с первым сентября, я поняла, почему так лютовала прежняя комендант, если кто-то неаккуратно попадал грязным ботинком по стене или опирался ладонями о зеркала, оставляя следы.

В течение дня работы могло и не быть, если ничего не успевало сломаться или внепланово испачкаться, а так же если не нужно было решать какие-то организационные вопросы. Вечером, после окончания всех занятий и мероприятий, мне предстояло провести все ту же плановую уборку, но полы уже мылись только в санузлах.

Была еще одна уборщица, которую коменданту надлежало контролировать, но она пока находилась в отпуске. Моя предшественница дорабатывала последние две недели, прежде чем выйти на заслуженную пенсию нянчить внуков. Ее отношение ко мне было весьма неприязненным, но она прилагала все усилия, что бы добиться от меня хоть приблизительного соответствия должности. На первый взгляд не требующая особых способностей работа состояла из миллиона деталей, которые, если оставить их без внимания, грозили развалить все хозяйство.

— Сегодня не уберешь, завтра будет в три раза тяжелее мыть, послезавтра в десять, — монотонно твердила комендант. — Делай все вовремя.

Я со вздохом взяла тряпку, швабру и ведро, направилась в женский туалет первого этажа, мыть полы под чутким надзором, — Анна Львовна все полагала, что я без ее присмотра халтурю. Сегодня, и впрямь очень хотелось. Первое сентября для большинства нормальных студентов праздник, но не для меня, да и ситуация в целом не способствовала веселью.

На торжественные мероприятия я не пошла, занятий не было, — но в коридоре все равно сталкивалась с другими студентами, большинство из которых питали ко мне сильные, но не теплые чувства. В их числе была Анжела Дягилева, с которой мы обменялись парой колкостей, с итоговым счетом не в мою пользу. Хотя сейчас меня это волновало значительно меньше, на фоне-то имеющихся проблем.

В туалете меня ждал неприятный сюрприз, видимо, последствия празднования первого сентября — кого-то из дам стошнило на пол. Увидев эту картину, я недовольно скривилась, комендант сурово посмотрела на меня.

— А за тобой я сколько раз убирала, не припомнишь? Вот теперь на своей шкуре испытай, это твоя работа. Краснеешь? Хорошо, видимо, совесть еще осталась...

Я действительно чувствовала, как кровь прилила к щекам, опустила голову и взялась за тряпку. Хоть резиновые перчатки выдают.... Хуже всего был отвратительный запах, я почувствовала, как перехватывает спазмом горло. Да меня саму сейчас стошнит! Я попыталась сделать глубокий вдох и закашлялась от еще более усилившихся неприятных ощущений.

— А ну-ка вставай, и открывай окно, — быстро среагировала Анна Львовна. — Отдышалась? Домывай. Старайся не дышать глубоко и часто, окно впредь сразу открывай.

Последовав ее совету, я домыла пол, затем отчистила сантехнику, протерла зеркала, выбросила мусор.

— Ну как, понравилось? — уничижительно спросила Анна Львовна. — Я вот так же за тобой мыла, а почти в бабушки тебе гожусь!

Я молчала. А что сказать? Раньше нагрубила бы, но теперь я себе этого уже не могла позволить: подведу целую толпу людей, которые за меня просили. Мы шли по коридору, комендант продолжала последовательно вспоминать мои прегрешения. В коридоре второго этажа нам встретилась Стеклова.

— Добрый вечер, — поздоровалась она, внимательно присматриваясь ко мне.

Анна Львовна тепло ее поприветствовала, я смущенно кивнула.

— Ксюша, как дела? — участливо спросила Наталья Федоровна.

— Пока так же.

— А как с работой, не тяжело?

— Нормально, спасибо.

— Да где там нормально, — вмешалась комендант. — Брезгливая она очень, оказывается. В туалете кого-то вырвало, так это ей убирать не хочется, а как сама мне все полы пьяная уделывала...

— Ксюшенька, дружочек, дай нам поговорить без тебя, — обратилась ко мне Стеклова, перебив крайне удивленную этим Анну Львовну.

— Наталья Федоровна, пожалуйста, не нужно...

— Ксюша, иди. Дай взрослым теткам поговорить.

Я покорно пошла дальше по коридору.

— Анна Львовна, очень вас прошу, не терзайте девочку. Хватит уже ее носом тыкать в прошлые проступки.

— Наталья Федоровна, я не понимаю, — неодобрительно сказала комендант. — Почему вдруг к ней такое снисхождение?

— Потому что у нее уже месяц как тетя и сестра в коме после автокатастрофы. Она содержит их, себя и еще трех сестер.

— Да вы что?! — ахнула Анна Львовна.

Я, наконец, удалилась на достаточное расстояние, чтобы не слышать их голоса. Дошла до технической подсобки, сложила на место свой рабочий инвентарь, помыла руки и ополоснула лицо. Зря Наталья Федоровна так, я могла бы потерпеть. Но меня никто не слушает, они все поступают, как считают нужным. Ладно, сейчас дождусь коменданта, можно будет идти домой. Завтра утром опять сюда, а еще начинается учебный год.

И всего две недели до нового дежурства, на которое по-прежнему остаемся мы вчетвером... Когда уже эти незнакомые мне наставницы что-то решат? Вот что мне делать с дежурством? Опять три дня брать на себя, а потом сутки отсыпаться? А с работой как, прикинуться больной?.. Хорошо хоть два дня из трех выпадают на субботу и воскресенье, они у меня везде выходные. Кроме занятий в субботу, но там не страшно разок пропустить.

И всего через три дня после дежурства — защита курсовой работы. Да, наконец дописанной, во что пока самой слабо верилось. Но за какую-то неделю Некруев и Топотова на пару сумели помочь мне довести оформление результатов до ума, сами-то результаты были уже давно. Беда только в том, что защищать свою работу я все так же не готова. А еще экзамены в начале следующей недели, у меня еще нет допусков... и сколько еще этих "еще"...

В комнату вошла Анна Львовна, посмотрела на меня.

— Все убрала? — спросила она.

— Да.

— Иди домой, отдыхай.

Я натянула свитер и пошла в направлении дома. По дороге зашла в магазин, закупила продукты — моя очередь дежурить по кухне. Уборка сегодня была на совести Танремии, но в раковине была гора немытой посуды, а ноги прилипали к полу. Самой Танре дома не было, она вообще постоянно без предупреждения куда-то исчезала допоздна, игнорируя дела. Я скрипела зубами, но лишний раз замечаний старалась не делать, боясь довести дело до скандала. Надо же, я — и боюсь довести дело до скандала! Как все поменялось.... Забросив овощи в воду и включив газ, я перемыла посуду, наскоро протерла полы. В кухню вошла Каттеремия, поздоровалась.

— Какие новости? — спросила я, потому что сегодня была ее очередь посещения больницы.

— Евстигнеев сказал, что Джури в субботу начнут выводить из комы. Наставница вроде все так же, но мне показалось, что-то немного изменилось.... Я не знаю, Ксюар, не посмотришь сама, как старшая?

— Хорошо. Кать, пригляди за едой. Прямо сейчас и посмотрю.

Приняв истинный облик, я невидимая перенеслась в палату к Джуремии и наставнице: показаться сейчас не могла, здесь были камеры видеонаблюдения. Под одной из них беззаботно спала на свободной кровати нанятая мною сиделка. Отлично, именно за это я ей и плачу! Сама я ухаживать за больными не могла из-за работы, Луз по аналогичной причине. Танре отказалась наотрез тратить свободное время, всячески показывая, что это не ее проблемы. Впрочем, я знала, что на самом деле она часто здесь бывает, когда никого из нас нет. Делать сиделкой самоотверженную Катьку у меня не поднялась рука, остановились на наемном персонале.

Я осмотрела Джури и наставницу. Каттер была права, что направила меня сюда, возможности старшей больше. Жаль, изменения были не к лучшему.... Случилось то, о чем меня предупреждала Элиремия: кома наставницы начала влиять на общий жизненный баланс, хотя пока не критично. Каттеремия должно быть почувствовала именно это, просто не поняла детали. Вернувшись на нашу кухню, я приняла нормальный вид.

— Ты что-то выяснила? — с надеждой смотрела на меня Каттер.

— Нет, тебе показалось, — солгала я. — Что с овощами?

— Вроде, приготовились, — расстроено сказала она.

— Хорошо, где остальные?

— Лузза в комнате, а Танре... не знаю.

— Зови Луз, я звоню Танремии.

Я достала телефон.

— Да? — недовольно ответила Танре.

— Быстро домой.

— Я не могу, я сейчас в...

— Мне безразлично, где ты. Ты сейчас должна быть дома. Находи подходящее место и немедленно сюда, — не дожидаясь ответа, я положила трубку.

В кухню вернулась Каттер, вместе с ней шла Лузза. Через минуту появилась и разъяренная Танре.

— У меня есть свои дела, — начала она, но я ее перебила.

— Свои дела ты будешь делать в свое свободное время. А сегодня оно у тебя не предполагалось, потому что ты должна была убираться в доме. У нас есть график и ты единственная его постоянно нарушаешь. Мне это надоело, ясно?

— Да, — сквозь зубы прошипела Танре.

— Очень рада слышать. Садитесь есть.

— А ты? — спросила удивленно Лузза, потому что я направилась к лестнице на второй этаж.

— Я не голодна.

Пошла я не к себе, а прокралась в комнату наставницы. Теперь я здесь часто бывала, что раздражало соучениц, поэтому и старалась лишний раз это не афишировать. У меня были дела, связанные с ведением бухгалтерии и иной работы с документами. Кроме того я поддерживала комнату в порядке, проветривая ее и вытирая пыль, проходя пылесосом по ковру. Однако меня и просто так все больше тянуло сюда, сложно сказать, почему. Может потому, что моя собственная комната была больше похожа на некрашеный сарай?

Свет включать я не стала, отодвинула штору и приоткрыла окно. Потом достала одну из свечей наставницы, зажгла и поставила на пол, чтобы не было видно из коридора. Села рядом с ней, прислонилась спиной к кровати, положила подбородок на колени и задумчиво смотрела на огонь.

Что я могу еще сделать? Как мне спасти близких, как удержать все от развала? Лузза превращается в робота, который исправно работает, ест и спит, но и только. Она все больше теряет интерес к реальности, погружается в апатию. Танремия совершенно отбивается от рук, Каттер выглядит несчастной, хотя очень старается, что бы этого было не видно. Я вздохнула и задула свечу, от нее вверх взметнулся легкий дымок. Надо проверить, убрано ли на кухне и ложиться спать. Завтра рано утром на работу...

Комендант не особенно сменила гнев на милость, но сегодня о моих прегрешениях не напоминала. Пожалуй, я этого и впрямь не заслуживаю, но, во всяком случае, работать очень стараюсь. Я натянула на руки резиновые перчатки, повязала на голову свою бандану с практики, из выданной на учебной базе старой наволочки, — волосы уже порядком отросли и стали мешать. Пора браться за дело.

Анна Львовна приучила начинать с первого этажа — самого грязного и тяжелого для уборки. Всего этажей в нашем корпусе было пять, хотя площадь каждого была не особенно большой. С ведром и шваброй наперевес я поползла вверх, оставляя за собой убранную территорию. Вот уже и пятый этаж....

Домыв полы в туалетах, я выплеснула грязную воду и набрала в ведро чистую, с трудом выволокла его в коридор, оставляя за собой лужи выплеснувшейся воды. Хоть бы не уронить, как на втором... Руки и спина уже отваливались, а еще целая рекреация впереди!

В коридоре показалась пара человек, моментально мною опознанных, но что толку, куда я тут денусь? Игорь Андреев и Коля Бабушкин, драгоценные мои одногруппники. Что же вам не спиться, чего в такую рань притащились? И ведь не практика уже, миндальничать не станут.

Игорь и Коля тоже меня заметили и уставились так, будто впервые видели.

— А ты что здесь делаешь?

— Глаза протри, полы мою! — огрызнулась я, перехватывая поудобнее свою нелегкую ношу.

— Мягкова, куда ж тебе такие ведра таскать, мелочь недокормленная! — Игорь невозмутимо пропустил мимо ушей мои нецензурные соображения на его счет, отнял ведро и спросил:

— Куда нести?

— Сама донесу! — возмущенно топнула я ногой, уперев руки в бока.

— Ого, какая эффектная поза! Куда нести, спрашиваю?

— Да я сама могу...

— Зачем сама, если есть, кому помочь? Ксеня, давай уже, задавай ориентир, не ерепенься.

— В рекреацию "Б", она у меня последняя...

— Понял, несу, — Коля тем временем спокойно принял у меня швабру. — А ты чего вдруг здесь убираешься, подработать решила?

— Вроде того, — не стала вдаваться я.

— На первую пару сегодня идешь? Будет распределение по рабочим группам на семестр.

— Да, пойду.

— С кем в группе будешь?

— Откуда я знаю? — удивилась я, — Как скажут.

— Ну, а сама-то с кем хочешь?

— Мало ли, чего я хочу... поставь ведро сюда, пожалуйста. Ладно, мне надо домывать, а то не успею до занятий.

Парни почему-то вопросительно переглянулись, но спрашивать ничего не стали, пошли по своим делам, оставив меня с инвентарем и улучшившимся настроением. На эмоциональном подъеме я быстро домыла полы, убрала все на место, немного привела себя в порядок, выпила кофе и пошла на пару.