Осколки Прошлого

Когда КСПР создавал свою программу, то предполагалось, что Барьер будет стоять еще очень долго. А теперь, перед нами скоро откроется целый новый мир... Пусть, возможно, и враждебный, но поток новых идей поднимет нас еще выше, невольно играя на руку социальным программам Комитета. Уж поверь.

Стив увлек меня своим рассказом, и я немного выбрался из своей меланхолии. Да уж... В таком случае работа этих людей из Комитета, будет поважней всего того, о чем я думал раньше. Подумать только, какие странные и неочевидные проблемы оказывается существуют у человечества.

Стив, взял небольшую паузу. Устроился поудобнее на стуле и снова продолжил.

— И вот тут мы подходим ближе к сути, — от его воодушевленного тона не осталось и следа, он был снова серьезен. — Еще одна вещь, о которой знают уже совсем немногие. И не потому что это тайна, а просто, как и в случае с Армией, о ней просто не говорят вслух, и их деятельность не освещается широко.

— Их?

— Я говорю о подразделении, которое было создано внутри Комитета около четырех тысяч лет назад — Департамент Регуляции и Коррекции. В узком кругу, людей, которые там работают, называют социониками.

Их работа заключается в том, чтобы... скажем, сглаживать, критические моменты в жизни общества. Любой непредвиденный социальный кризис рано или поздно проявляется на теле общества появлением особой категории людей, а порой и целых неформальных организаций. Можно сказать раковых клеток, которые могут запустить смертельный для всего социума процесс, и за столетия спустить в дыру все то, что Комитет выстраивал тысячелетиями. И соционики выступали чем-то вроде службы внутренней безопасности Солнечной — ее иммунной системой. В основном они старались решать все мирным путем, с помощью тонкой манипуляции вокруг окружения отдельной личности, или интригами, ведущими к развалу деструктивной организации. Иногда, вопрос решался более жесткими методами — насильственной коррекцией личности. И изредка... В особых случаях...

— Я понял! — перебил я его.

— Ты помнишь Вима Каетана? — спросил Стив.

— Того психолога из больницы? — и тут до меня дошло, — Так он и есть тот самый соционик?

Я был ошарашен. Тот самый Вим Каетан, добродушный психолог, который искренне радовался моим достижениям в псионике. Искренне? Я вспомнил его волнующуюся, словно иглы взбудораженного дикобраза, ауру и засомневался в этом.

— Он что, думает, что я опасен для общества? Я видел его ауру, и она...

— Ты разглядел его ауру? — Стив удивленно поднял брови, но первым делом поспешил успокоить меня, — Нет, что ты, никаких претензий к тебе он не имел. Понимаешь, в задачи социоников входят и гораздо более мирные вещи.

— Какие же?

— Соционики, в числе прочего, занимаются детьми, родившимися вне Цикла, — и после некоторой паузы Стив добавил, — А также теми, кто по каким-то причинам был исключен из общего процесса воспитания.

Последние слова Стив явно адресовал мне. И я вдруг вспомнил того человека, который нашел меня в лесу, сразу после смерти Грега. Это был Вим. И его же я встретил три недели назад на Выставке! Как я мог забыть об этом?

— Вы говорите тонкая манипуляция?

В голосе прорезались странные хриплые нотки. Я сам не знал, что чувствовал в этот момент. Получается Вим скрытно, из тени, следил за мной все эти пять лет, что я жил с Лил. Лил?

— А Лил? Она тоже из этих?..

— Артур, тебе никто не желал зла, и вовсе не контролировал твою жизнь. Поверь, мы никогда бы не стали давить на тебя и насильно изменять твою волю. Тебе хотели помочь.

— Но Лил?

— Она не соционик. Но Вима она знала прекрасно — была знакома с ним с самого детства.

Стив отчего-то внимательно посмотрел на меня.

— Лил всего двадцать девять... — прошептал я, прозревая.

Почему я раньше об этом не задумывался?

— Да, Лил родилась вне Цикла. Редкий случай в наше время... Понимаешь, все дети родившиеся вне Цикла сразу ставятся на особый учет. С их родителями работают жестче основное подразделение КСПР, а вот дети поступают под опеку именно соционикам. Нельзя допустить, чтобы из таких детей оторванных от приемлемой социальной среды, детской в частности, вдали от школ и профессиональных воспитателей вырастала сорная трава. Подумай еще и о том, какого это жить ребенку который за все свое детство не видел сверстников?

Мысли путались. Они болезненно роились в голове, словно стая обезумевших пчел.

— И меня... Тоже на особый учет?

— Артур, ты похоже превратно все понял. Соционики — не делают марионеток из людей. Они лишь помогают ребенку, или взрослому, в сложной для них ситуаций. Представь, что тебя бы отправили в обычную школу и попытались отдать тебя в какую-нибудь семью. Для тебя это было бы настоящим шоком, и неизвестно во что бы это могло вылиться. Но Вим тебя хорошо понял. И вместо этого тебе помогли построить этот дом в стороне от всех и обустроить твою жизнь, так как ты сам этого захочешь. Но оставлять тебя в полном одиночестве было бы попросту негуманно. Какая жизнь тебя бы ждала?

Я смотрел Стиву прямо в глаза и не видел в них фальши.

И я думал. Думал. Стив не отвлекал меня. Да я и не замечал его.

Я почему-то больше думал о Лил, чем о себе. Вся ее жизнь прошла среди людей старше ее минимум на триста лет. Чувствовала ли она себя маленькой и глупой среди них, не смотря на свой, приличный по древним меркам, возраст? Чувствовала ли себя одинокой? Только в тринадцать она увидела первых детей в своей жизни. И лет в двадцать могла общаться с семилетними. Но о чем можно было с ними разговаривать? С обеих сторон ее окружала гигантская пропасть. Недосягаемые триста лет с одной стороны и одинаково далекие от нее семилетние дети.

Как странно... И мы были в этом чем-то похожи, только мое одиночество проистекало из совсем других источников. По крайней мере, я мог общаться со сверстниками — Грег вытащил меня из стазиса, как раз в начале этого Цикла.

Только сейчас я начал понимать, почему она так странно себя вела. Не так, как ведут себя взрослые люди. В ней очень много оставалось от ребенка. Такого, каким ее воспринимало большинство окружающих людей.

Я вдруг понял, почему меня свели именно с Лил. Ведь она была подопечной Вима, того соционика который нашел и меня.

— Вы хотели, чтобы мы помогли друг другу?

Я спросил совершенно невпопад, но Стив меня понял.

— Да, Вим размышлял именно таким образом. В свое время, Лил очень много с ним общалась, и увлеклась психологией, пусть это и не было ее основной специальностью. Поэтому Вим и доверил ей тебя. Для Лил это было очень ответственной задачей. А серьезная ответственность — первый шаг на пути к взрослому сознанию. Плюс к тому, когда кого-то учишь, поневоле глубже задумываешься над вещами, которые сам же и преподаешь. А она учила тебя быть свободнее в обществе. Вы чем-то были с ней похожи, и ей легче было найти с тобой общий язык.

Я снова впал в задумчивое состояние.

— А почему именно вы мне все это рассказываете? Целый Главнокомандующий и по такому пустяковому поводу, — спросил я после долгой паузы.

— Я курирую Департамент со стороны Армии и принимаю самое активное участие в его жизни. В свое время соционикам приходилось вести настоящие боевые действия, и потому они проходят обучение и у нас.

— Это мало что объясняет.

Стив вздохнул.

— Потом что, это не единственная вещь, о которой я хотел с тобой поговорить.

По спине пробежал неприятный холодок.

— Артур, мы знаем, что произошло с тобой, пока ты был в коме. Мы видели все. Пещеру Альвандера, события на Венере... Все что видел ты — видели мы. И даже немного больше.

Я окаменел. А Стив вдруг встал со стула, подошел ко мне и протянул невзрачный медальон. Аккуратная и ровная стальная пластинка, и грубо вплавленный в нее неровный прозрачный кристалл. Внутри него неспешно мигала тонкая яркая искорка.

— Полагаю, это твое.

Это был тот самый медальон — медальон моей матери.

Я взял его из рук, молча встал, подошел к своему рабочему столу, и бросил в ящик, где в беспорядке лежали мои звуковые кристаллы. С грохотом захлопнул его, и остался стоять, до боли в костяшках сжимая столешницу. Вдали за окном, мерно покачивали ветвями деревья под дуновением ветра.

За спиной раздался спокойный голос Стива:

— Извини нас, за то, что мы скрывали все до этого момента. Мы решили, что тебе стоит дать время, чтобы подумать обо всем, разобраться. Без давления и расспросов со стороны.

Я развернулся лицом к Стиву:

— И почему же вы решили сказать об этом сейчас?

— Оставлять главного инициатора проекта "Хронос" в неведении, мне показалось не очень красивым.

Я на мгновение прикрыл глаза. Ко мне вдруг вернулось то самое состояние меланхолии, которое преследовало меня всю неделю.

— Ну... Рассказывайте, — просто сказал я и уселся прям на стол.

Стив, не спрашивая разрешения, притянул к себе стул на котором сидел раньше — тот мерно прошелестел по моему ковру — и уселся на него. Спина прямая, внимательные глаза смотрят прямо на меня и источают стальное спокойствие. Вояка...

— Давай, сначала я тебя спрошу кое о чем.

Я покачал, свешанными со стола ногами, пошаркав носками по полу, и молча кивнул.

— Как ты умудрился взорвать кристалл?

— Взорвать?

— Да. По эмообразам очевидцев, там, будто бомба взорвалась.

Ну... Логично, если подумать.

— Я вижу псиэфир. Когда я понял, что не могу разорвать связь с кристаллом, то попытался перенастроить все потоки энергии от меня в один единственный узел, чтобы сломать всю внутреннюю структуру кристалла.

— Примерно так мы и полагали. Попозже, скинь мне мыслеобраз того, как ты видел этот процесс. Как ты знаешь, этот кристалл был недоделан, и поэтому совершенно бесполезен. Получилась просто красивая вещица. Единственное на что он был способен — это накапливать в себе эмофон внешнего мира. Контур недоделан и замкнут, поэтому и получилось нечто вроде эмокристалла. За все время своего существования он накопил не так уж много информации, и в основном содержал в себе образ сильных эмоциональных потрясений людей, находившихся вокруг него.

Ты, когда увяз в кристалле, отдал ему практически всю свою энергетику. Буквально — всего себя, и все свое прошлое, которое отпечатывается в человеке также как и в эмокристалле. Эмообразы от их, скажем, качества могут моделировать вполне реальный мир вокруг человека его переживающий. И поступки людей, если человек начнет вмешиваться в события эмообраза, тоже будут вполне адекватно и реалистичны, как будто ты и вправду находишься в реальности.

Когда ты взорвал кристалл, ты мало того, что напитал его одним огромным эмообразом своей жизни, но еще и огромной силой, содержащейся в теле любого, даже самого слабого псионика. Внутренние связи кристалла не выдержали таких нагрузок и полностью разрушились, выплеснув во внешней мир всю накопленную в узлах силу. Но на одно мгновение, перед самым взрывом кристалл достроил свои связи. А так как твое сознание было в это время внутри него, то все что кристалл содержал в качестве эмообраза ты и впитал собственным разумом. Именно это и послужило причиной тех видений, которые ты видел, пока лежал в коме.

Стив немного помолчал.

— Это основная версия.

— Основная? То есть...

Стив кивнул и продолжил:

— Кристалл создавался, как защита от условий 17-ого подпространственного слоя. Ты знаком с теорией многослойности пространства, которая и позволила преодолеть Барьер?

— В общих чертах, — глядя мимо Стива, ответил я.

— Этого достаточно, — как ни в чем не бывало продолжил Стив, — Есть теория, которая косвенно подтверждается множеством фактов, что кристалл достроившись, отправил твое сознание не в эмообраз, а в настоящее прошлое.

Видишь ли, 17-ый слой пока еще изучен слабо — ведь нет защиты от его условий — но кое-что мы смогли выяснить. В нем существуют тахионы — частицы способные перемещаться быстрее скорости света. Мало того, примерно половина материи в этом слое основана на этих частицах. Из-за этого в 17-ом слое своеобразное течение времени. А кристалл был хоть и не достроен, но не вполне обычен.

Для каждого слоя приходится разрабатывать индивидуальную защиту, и в этот раз Альвандер тоже подходил довольно творчески к заданию. Когда мы изучили записи схемы кристалла и восстановили его по кусочкам, то поняли, что в процессе критических перегрузок, мог возникнуть довольно интересный эффект, и пространства двух слоев — нашего и 17-ого могли на мгновение соприкоснуться, отправив твое сознание в прошлое, которое ты задал.

Я молча переваривал услышанное.

— У этой теории есть очень много скользких моментов. Главное противоречие — это количество энергии, которое необходимо, чтобы воссоздать твое тело в прошлом. Ты был неспособен дать такое ее количество. Не забывай, что настоящий ты находился все это время в коме, у нас на глазах.

Но есть также и множество подтверждений реальности твоего там пребывания. В основном, косвенные. В частности, это реакция людей на твое поведение. Понимаешь, эмообраз не идеален, и человек, когда пребывает в нем, всегда вносит подсознательные поправки в происходящее, пытаясь промоделировать поведение людей, так как он сам думает, они должны себя вести. Это довольно тонкие вещи, но психологи, изучающие твое видение, божились, что таких наводок замечено не было. Люди вели себя абсолютно реалистично. Другая вещь это, к примеру, твое посещение пещеры Альвандера. Когда ты снял ментальную защиту, ты увидел за ней мир, живой и не статичный. Этого не могло бы быть в случае эмообраза, ведь кристалл и Альвандер, который делился своей энергией с ним, "не видели" в этот момент внешнего мира, и он если бы и проявился, то как статичная блеклая фотография, вытащенная из эмопамяти Альвандера. Но тот мир жил. Еще есть множество деталей, но пока все косвенные.

Сейчас эта теория находится в активной разработке. Проект "Хронос" возглавляет Диана Гордон — ведущий специалист физики пространства в Солнечной. — Стив вдруг усмехнулся, — Она все сетовала, мол, Альвандер со своим Крисом улетел, как теперь прикажешь работать? Никакого, мол, пространства для маневра не осталось. И вдруг ты преподносишь прямо ей на блюдечке такую бомбу, что она теперь носом землю роет, чтобы докопаться до сути того, что с тобой произошло.

— Крисом? — нелогично переспросил я.

— Это разумный кристалл, который создал Альвандер, чтобы преодолеть Барьер.

Стив сделал небольшую паузу. Я все так же, свесив ноги со стола и меланхолично ими болтая, спокойно обдумывал рассказ Стива. Будто все происходило не со мной.

Но это еще было не все, и после некоторой паузы Стив снова продолжил.

— Твое путешествие, дало также много новой информации историкам и биологам. Благодаря тебе, мы теперь полностью восстановили причины начала эпидемии и до конца поняли биологию псиазов. До этого в этих знаниях у нас был огромный пробел — и только сонма теорий и гипотез. Возможно, ты сам помнишь лекции по истории Венерианской Чумы и знаешь это.