Да, с памятью свидетелей кто-то здорово поработал... Сергей приготовился слушать и задавать вопросы, но хозяин вдруг осекся, а взгляд голубых водянистых глаз сделался недоверчивым. В доме стояла абсолютная тишина, и это почему-то создавало впечатление надежности, защищенности.

— В чем дело, Николай Григорьевич? — полушутя поинтересовался Сергей. — Я же прошел проверку.

— Так это только на вампиризм, — Харитонов потер шрам, пересекавший скулу. — А ведь у них еще имеются и адепты, и слуги, и просто шпионы за интерес.

— Вы мне все еще не доверяете? И как мне доказать, что я не шпион?

— Не нужно, — хозяин досадливо махнул рукой. — После твоего звонка я навел кое-какие справки. Думаю, ты им не служишь. Ты мне другое скажи: зачем пришел?

— Я же уже сказал...

Тишина сделалась звенящей, напряженной. Харитонов недоверчиво насупил седые брови:

— Вот ты позвонил — и я обрадовался. Думаю, наконец мне кто-то поверил. Хоть кто-то понял: вампиры в городе хозяйничают! А сейчас опомнился: ну с чего бы это вдруг? Сдуру тебе выбалтываю все подряд, откровенничаю. А ты небось меня чокнутым считаешь?

На скулах его набухли желваки, из глубины взгляда поднялась недобрая муть, склеры покрылись красными трещинками проступивших капилляров.

— Считаешь? — хрипло переспросил Харитонов.

— Да нет же! — искренне ответил Сергей. — Или я тоже сумасшедший... Мне нужна ваша помощь.

Николай Григорьевич долго вглядывался в его лицо, потом, тяжело вздохнув, сказал:

— Ладно. Пошли в мой кабинет, поговорим.

И тяжело ступая, будто постарев на добрый десяток лет, принялся подниматься по лестнице на второй этаж.

— Кстати, я не увидел у вас икон, ни распятий, — проговорил Сергей. — А говорят, вампиров больше всего отпугивают церковные символы.

— Если я сам на помощь бога не надеюсь, с какой стати в его силу должны верить вампиры? — грубовато ответил Николай Григорьевич.

Кабинет тоже был обставлен по-спартански. Потертый кожаный диван, хороший компьютер на столе, рядом — груды бумаг, папок, чертежей. Все просто. Внимание привлекало лишь старинное овальное зеркало в человеческий рост, заключенное в резную палисандровую раму.

Света из крохотного оконца было недостаточно. Николай Григорьевич нажал на выключатель, и комнату залил яркий холодный свет люминесцентной лампы.

— Рассказывай, — потребовал Харитонов, усаживаясь за стол и кивая на диван.

Сергей рассказал. Все, с самого начала. Говорил медленно, останавливаясь на мельчайших подробностях, не торопясь, стараясь не упустить ни одной детали. Николай Григорьевич слушал внимательно, иногда что-то переспрашивал, уточнял. Его взгляд, сделавшийся рассеянным, был устремлен на компьютерный монитор. Время от времени Харитонов щелкал мышью, что-то выводил на экран, читал, кивал, соглашаясь то ли с прочитанным, то ли с рассказом гостя, то ли вообще со своими мыслями. Всякий раз, когда речь заходила об убитых девушках, Николай Григорьевич невольно принимался тереть шрам на лице.

— Вроде бы все...

Сергей замолчал и перевел дыхание. Рассказ получился длинным и утомительным. Но — странное дело — не получив ни сочувствия, ни совета, ни помощи, он уже чувствовал, как полегчало на душе. Оказывается, это очень важно — возможность поделиться с человеком, который верит каждому твоему слову. Не косится подозрительно, не крутит пальцем у виска, не пытается переубедить, не говорит: "Парень, да у тебя глюки!" Сергей понял, что испытывал Харитонов, которого все вокруг считали сумасшедшим.

— Да мы и вправду не совсем того... — проговорил Николай Григорьевич, словно подслушав мысли собеседника. — Кто с ними столкнулся, тот уже абсолютно нормальным не будет. Еще поэтому нам надо вместе держаться. — Он встал, прошелся по комнате, остановился напротив Сергея. — Ты уж извини, я сверил твой рассказ с информацией, которую на тебя собрал. Может, я еще не полностью сумасшедший, но параноик точно.

— Ничего, я понимаю, — Сергей горько усмехнулся.

Харитонов тихо сказал:

— А пойдем на кухню. Выпьем, помянем девчонок наших...

— Я же за рулем.

— Беседа нам, Серега, предстоит долгая, — крякнул Николай Григорьевич. — Много нужно обсудить. Так что лучше тебе здесь заночевать. Ну, а говорить о некоторых вещах всухую сложно...

На кухне было чисто и неуютно, как в операционной. Поблескивал в свете ламп белый кафель, стояли, выстроившись по ранжиру, электроприборы, которыми, чувствовалось, никто не пользовался. В углу серебристым айсбергом высился огромный холодильник. Распахнув его, Харитонов принялся вынимать из просторного нутра нехитрую закуску: колбасную нарезку, консервы, черный хлеб. Крупно напластал соленое, в розоватых прожилках сало, зачерпнул из миски пятерней квашеную капусту, вывалил в тарелку, щедро полил постным маслом. Увенчав стол запотевшей бутылкой, достал из буфета рюмки. Разлил водку:

— Не чокаясь. Помянем Алису твою. И моих — Таню с Юлечкой...

Выпили. Николай Степанович занюхал коркой хлеба, немного посидел, собираясь с мыслями, потом проговорил:

— Смотрю, ты оглядываешься. Думаешь, откуда, мол, у мента в отставке такой домина? Видать, хорошо брал, пока служил... Угадал?

Сергей уклончиво пожал плечами.

— Угадал... — хозяин снова разлил водку. — Взял я, Серега. Не буду врать. Когда с семьей моей случилось, тогда и взял. А надо было раньше. Может, тогда Танюша с Юлечкой живы бы остались. — Он резко опрокинул рюмку в рот, не морщась, проглотил, захрустел капустой. — История эта давняя. С девяностых тянулась. Ну, ты еще тогда малой был, откуда тебе знать... А я уже служил...

Он говорил тяжело, рублеными фразами, натужно выталкивая слова, словно преодолевая в себе какой-то барьер. Сергей молчал, боясь сбить его с мысли.

— Первую жертву хорошо помню. Поздней осенью дело было. В Покровском парке нашли парня. Обескровленный. Пацан совсем, лет шестнадцати. По осмотру места происшествия видно было: гоняли мальчишку, прежде чем убить. Кусты поломаны, следы на земле. Ну, завели дело. Не нашли никого, конечно. Пацан нормальный был, из обычной семьи. Вечером ушел к приятелю и не вернулся. Родители под утро всполошились. Они его и нашли...

Харитонов вытащил из кармана пачку "Мальборо", протянул Сергею. Тот покачал головой.

— Не куришь? Молодец. А я подымлю. Мне себя уже беречь не для кого... — и, жадно затянувшись, продолжил: — Через месяц та же картина. Только в другом парке. Женщина лет тридцати. Красивая. И снова: следы каблуков на земле, разорванная одежда — сквозь кусты продиралась. Опять обескровленная. Потом еще, еще... В разных районах. Женщины, подростки, дети... И главное, не наркоманы, не алкаши, не бомжи какие-нибудь. И раз в месяц, как по расписанию.

Николай Григорьевич замолчал, с силой вдавил окурок в пепельницу.

— Дела объединили? — спросил Сергей.

— Да куда там! Кому оно надо было? Девяностые, мать их... Бандитские разборки, передел территории и бизнеса. Предпринимателей отстреливают, депутатов отстреливают, бандитов отстреливают. Прокуроров с ментами — и тех отстреливают. И никто никого поймать не может, да и не хочет. И потом, ни один отдел не хотел такого счастья: несколько десятков трупов на себя повесить. В общем, глухари и висяки.

— Следствие по некоторым из них вы вели?

— Я, — поморщился Харитонов. — Меня даже на ковер не таскали: всем плевать было. Ну, а потом вдруг комиссия из Москвы, начальство клич кинуло: повысить раскрываемость, особенно по тяжким. Тут новое убийство, опять в Покровском парке. Девушка. И что ты думаешь: быстренько нашли преступника. Спал тут же неподалеку на лавочке. Обычный парень вроде. Возвращался с гулянки, перебрал и прилег. На него все и решили повесить. А парень в несознанку. Не убивал, мол, и все тут. Рыдает, клянется... На допросе рассказал: видел, как за той девчонкой женщина по парку гонялась. Красивая, говорит, как в кино. А когда девушку поймала, враз в зверя перекинулась и стала кровь у нее из шеи пить.

— Поверили? — усмехнулся Сергей.

— Да кто ж в такое поверит? Отправили на психиатрическую. Признали вменяемым. А потом он вдруг показания изменил, во всем признался — мол, убивать люблю, и баста. Только все это было шито белыми нитками. На следственных экспериментах ничего толком не пояснил, в показаниях путался. Не верил я, что он убийца. И глаза у него были такие... испуганные, жалобные, как будто защиты просил, но не надеялся. Все молился в КПЗ. Ни слова не перекрестившись...

— Знакомо, — процедил Сергей, вспоминая бомжа. — До суда хоть дожил?

— Нет. Ночью в КПЗ откусил себе язык и собственной кровью захлебнулся.

— Убийства не прекратились, — Сергей не спрашивал, скорее, утверждал.

Однако услышал не то, что ожидал.

— Прекратились, — протянул Николай Григорьевич. — И я начал думать, что ошибся, что парень этот и был маньяком. Хрен их разберет, психов! Только вот взгляд его загнанный мне иногда вспоминался.

Он потянул сигарету из пачки. Молчал, сосредоточенно курил.

— Что было потом? — поторопил Сергей.

— Через год все сначала. Точно такие же убийства. Каждый месяц. И опять нашли крайнего, мля. Наркомана какого-то. Но тут я уже начал копать по-серьезному. Настоял на повторной экспертизе тела, обшаривал парки, говорил с молодежью, которая там отдыхает. Свидетелей искал. И вроде бы ничего не нарыл, но начальству моя деятельность не понравилась. Меня раз предупредили, два. А потом...

Харитонов взял пустую рюмку, повертел в пальцах, отставил. Достал с полки стакан. Налил полный. Выдохнул, выпил в несколько глотков, запрокинув голову. Кадык на толстой шее болезненно дернулся.

— До сих пор не знаю, наказали меня за любопытство или это был просто случайный охотник. Задержался на службе допоздна. Пришел домой, а они там... в прихожей... Жена и дочка. У обеих горло разорвано.

Николай Григорьевич тяжело поднялся, опираясь ладонями на стол. Пошатнулся.

— Я в порядке, — остановил Сергея, попытавшегося помочь. — Сейчас приду.

Он вышел из кухни и вскоре вернулся с ружьем и охотничьей сумкой через плечо.

— Пошли, покажу кое-что.

В подвале было чисто и сухо. Щелкнул выключатель. Голубоватый холодный свет прильнул к шероховатым стенам, убил тени в углах, сделал лица мертвенными, выхолостил цвета, уравнивая их с серостью подвала. Сергей огляделся: похоже на образцовую тюрьму — прямой короткий коридор, несколько гладких металлических дверей. Харитонов подошел к одной из них, сунул ключ в замок. Коротко спросил:

— Готов? — и распахнул дверь.

Волна зловония ударила в лицо, заставила задержать дыхание. Пахло сыростью и падалью. Взгляду Сергея открылось маленькое помещение — не комната и не камера даже, а так, глухая коробка два на два метра, отгороженная новенькой блестящей решеткой. В углу этого каменного колодца, скорчившись и закрыв ладонью лицо, прямо на полу сидел человек. Голый по пояс и босой, он сотрясался в мелкой дрожи. В глаза бросалась его болезненная худоба: тонкие, почти прозрачные пальцы, острые локти, выпирающие на плечах кости, пергаментная старческая кожа. Длинные волосы свисали вокруг лица грязными сосульками.

"Он точно сошел с ума! — стремительно пронеслось в мозгу. — Человека похитил!"

— Кто это? — спросил Сергей, стараясь не делать резких движений и не сводя взгляда с ружья на плече Харитонова.

Он медленно шагнул в сторону, выжидая удобный момент для нападения. При звуке его голоса обитатель камеры сжался в комочек и жалобно захныкал.

— Спокойно, Серега, — ответил Николай Григорьевич. — Только в драку не кидайся. Не человек это. Вампир. Эй, Гюльчатай! — окликнул он пленника. — Открой личико!

Тот в ужасе затрясся, тихо поскуливая, но руки не опустил.

— Открой рыло, тварь. А то лапу отрублю, — угрожающе проговорил Харитонов. — Вот так... встань, развернись. Покажись нам...

Лицо существа не было человеческим. Вытянутое, со скошенным назад низким лбом и глубоко посаженными глазами, оно походило на звериную морду и напоминало Сергею о тварях, напавших на него на пустыре. Поймав взгляд пленника, он внутренне содрогнулся: в желтых, с вертикальным зрачком глазах горела бешеная ненависть. Существо оскалилось, показывая длинные клыки, оборвало жалкий скулеж. Из пасти его рвалось яростное шипение, зарождавшееся где-то в груди и то и дело срывающееся на вой.

236

123 ... 262728

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓